По делу изнасилованной в Уфе дознавательницы открылись новые детали
По делу изнасилованной в Уфе дознавательницы открылись новые детали
Третий год пошел уфимскому секс-скандалу, когда 23-летняя дознавательница обвинила в групповом изнасиловании троих высокопоставленных сотрудников МВД.
Точка в резонансном деле до сих пор и не поставлена. Обвиняемые находятся под домашним арестом в ожидании нового приговора. Мы выснили, как сложилась жизнь экс-дознавательницы.
Адвокат Ирина Валиева с потерпевшей Гульназ
Напомним, краткое содержание печальных предыдущих серий.
В октябре 2018 года дознавательница Гульназ Фатхлисламова, дочь нынешнего вице-премьера Правительства Республики Башкортостан Ирека Сагитова, заявила, что ее изнасиловали в отделе полиции Уфимского района. Назвала имена насильников: начальник отдела полиции по Уфимскому району Эдуард Матвеев, начальник отдела полиции по Кармаскалинскому району Салават Галиев и начальник отдела по вопросам миграции по Уфимскому району Павел Яромчук.
В декабре 2019 года Матвеев и Галиев получили по семь лет лишения свободы, Яромчук — шесть лет колонии общего режима. В июле Верховный суд Башкирии оправдал Матвеева и Галиева, Яромчуку сократили наказание до четырех лет лишения свободы.
В ноябре Шестой кассационный суд общей юрисдикции в Самаре отправил дело на новое рассмотрение в Верховный суд Башкирии. Яромчук вернулся из колонии и снова сел под домашний арест. Матвеев и Галиев тоже встретили Новый год под домашним арестом с елкой, шампанским в кругу семьи.
18 января состоится очередное судебное заседание.
«Родители потеряли ребенка, которого знали»
Ирина Валиева – адвокат экс-дознавательницы МВД Гульназ Фатхлисламовой. В прошлом Валиева служила в правоохранительных органах, потому не понаслышке знакома с «внутренней кухней» ведомства. Ранее мы связывались с Ириной. Разговор получался сухой, строго по делу. И только сейчас защитница согласилась на откровенную беседу.
— Как живет потерпевшая Гульназ? Судя по ее соцсетям, жизнь налаживается?
— Гульназ третий год доказывает правду, и вы еще спрашиваете, как она живет? – говорит Ирина Валиева. – Девочка не сломалась только потому, что она сильная. Работает, поддерживает маму. Если вы не в курсе, то ее мама после случившегося стала заикаться. Женщина – преподаватель, и теперь ее дальнейшая профессиональная деятельность под вопросом. Да что говорить, у семьи Гульназ вся жизнь перевернулась. А ее родители потеряли того ребёнка, которого они знали.
— Где работает ваша подзащитная?
— О ее личной жизни говорить не стану. Захочет — сама расскажет, — резко обрывает собеседница.
«МК» не раз обращались к Гульназ с просьбой об интервью. Девушка извинялась, отказывалась: «Неудобно как-то о себе говорить».
— Жизнь Гульназ изменилась? – продолжаем разговор с адвокатом.
— Изменилась, учитывая ту травлю, которую ей устроили журналисты. После случившегося Гульназ лежала в больнице, с ней работали психологи в госпитале МВД. Ее мама тоже тогда попала в клинику. А я все никак не могла понять, зачем журналисты сработали на полковников, как попали под обаяние адвокатов обвиняемых? Удивлялась, как им можно верить.
— Может потому, что их версия выглядела правдоподобной?
— Потому что они все для этого сделали. Например, я до сих пор не могу зайти в РОВД, где работала Гульназ, чтобы сдать ее дела. Меня туда не пускают только потому, что я ее защищаю. Зато адвокаты обвиняемых спокойно там ходят, собирают подписи в защиту своих клиентов, берут объяснения у их коллег.
Вы не задавались вопросом, почему бывшие коллеги Гульназ так плохо о ней отзывались, хотя толком ее не знали? Ведь моя подзащитная отработала в РОВД всего месяц, особо ни с кем не успела познакомиться. А люди, которые ее не знали, столько про нее наговорили за это время. С какого перепугу она стала резко плохая для всех, а обвиняемые хорошими? Не знаю, как Гульназ выдержала все это, не наложила на себя руки.
— Отзывы о ней ходили не самые лестные?
— С тех пор прошло два года. За это время вы о ней хоть что-то плохое слышали? Вот вам и правда. Гульназ пытались выставить не тем человеком, какой она являлась на самом деле. На суде ей много чего приписывали. Я счастлива, что мне довелось пообщаться с этой девочкой и по-человечески ее поддержать. Мне ведь поначалу пеняли, что я на этом деле зарабатывают миллионы. Сейчас уже такое не говорят.
— Вы ранее были знакомы с обвиняемыми, если сами работали в органах?
— Никого из них я не знала, хотя в свое время защищала многих сотрудников из Уфимского РОВД, мир тесен. Но я никогда не собирала ни на кого компромат, не организовывала травлю.
— Может, журналисты встали на сторону обвиняемых, потому что те публично озвучили свою версию, тогда как Гульназ отмалчивалась?
— Поначалу нам было не до интервью. Помню за пять суток до ареста обвиняемых я целыми днями слушала тяжелейшие многочасовые допросы Гульназ. У меня сердце разрывалось от ее воспоминаний. Я не выдержала, попала в больницу. И когда мне звонили журналисты, я отвечала: «Спасибо, нам ничего не надо, мы живы — и слава богу». Нормальный человек не может спокойно переварить такую информацию и лечь спать. Даже я, с огромным жизненным и профессиональным опытом, стажем работы, подкосилась.
— Некоторое время назад Гульназ все-таки согласилась на небольшое телевизионное интервью.
— Гульназ дала одно интервью. Ей позвонил телеведущий, спросил, чем может помочь, попросил ее ничего не бояться, он на ее стороне. Добавил, что брал интервью у двух президентов – Путина и Лукашенко, так что Гульназ в хорошую компанию попала.
— На журналистов ваша подзащитная обижена?
— Поверьте, Гульназ прекрасный человек. Ей стукнуло 23 года, когда все произошло. Но даже после всего случившегося она не озлобилась. Она простая девочка, родом из деревни, закончила школу для одаренных детей. Пока о ней плохо писали, она получала второе образование. И на такого ребенка подняли руку. Она талантливо поет, пишет музыку, стихи. К сожалению, мы не смогли ее уберечь от слухов и потоков грязи, которые лились со всех сторон. Что я могла сделать? Только находится рядом, чтобы сохранить ее разум.
— Зачем Гульназ пошла в правоохранительные органы, если пела, писала музыку?
— Решила по папиным стопам пойти, продолжить династию. Планировала стать юристом, служить народу, разве это плохо? Кто же думал, что такое извращенное служение Родине у ее начальника? А музыка осталось бы для нее, как увлечение. На службе в МВД можно быстро деградировать, если у тебя нет хобби, отдушины. Так что Гульназ со своим творческим подходом и состраданием состоялась бы в профессии.
«Мне стыдно перед Гульназ»
— Часто конфликтующие стороны пытаются договориться. С вами связывались адвокаты обвиняемых?
— С нами связывались в первые сутки и первые месяцы. Мне предлагали деньги, чтобы я отказалась защищать Гульназ. Мою подзащитную тоже пытались купить, просили изменить показания, сказать, что все происходило по обоюдному согласию. Меня просили повлиять на девочку, чтобы она изменила показания.
— Кто об этом просил?
— Адвокат. Но я носила такие же погоны, какие были на обвиняемых. В свое время я прошла службу в МВД. Являюсь бывшим офицером. Поэтому мне хватило ума и совести не согласится на сделку.
— Сколько вам предлагали?
— Сначала 5 миллионов, потом дошли до двадцати.
— Прямо пришли к вам и сказали, вот вам 20 миллионов?
— Об этом со мной заговорил мой хороший знакомый, полковник, тоже адвокат, с которым я 30 лет знакома, мы дарили друг другу подарки на праздники. Он позвонил, сказал — вот тебе пять миллионов. Я опешила, промолчала. Но уже на тот момент решила для себя — этого человека придется вычеркнуть из своей жизни. Мое молчание он расценил так, что я хочу больше денег и продолжил: «Я понимаю, что мало, ну давай десять». Что мне было ответить? Снова смолчала. Следом он поднял цену до пятнадцати, а потом прибавил еще пять миллионов: «Сейчас нет всей налички, через пятнадцать минут привезут».
— На этом моменте вы прервали свое молчание?
— Я не стала ругаться, ответила, что не предаю ни своих, ни чужих детей. А Гульназ для меня как дочь. Мои дети даже старше ее.
Затем он попросил меня пообщаться с Гульназ. Она находилась рядом в тот момент. Я передала ей трубку со словами: «Мой друг хочет задать тебе всего три вопроса». Гульназ согласилась поговорить. Он спросил, изнасилование на самом деле было? Она ответила: «Да». Второй вопрос: «Все трое?» Ответ: «Да». Последовал третий вопрос: «Возьми деньги и скажи, что было обоюдно». В этот момент Гульназ посмотрела на меня: «Это точно ваш друг?» Мне до сих пор стыдно за то, что я попросила ее поговорить с ним.
— Приличные деньги вам предложили.
— Я не имела право предложить ей забрать деньги и спокойно спать, потому что поломала бы ее жизнь в будущем. А сейчас есть шанс, что у нее будет семья, дети. Все потихоньку, но налаживается, хотя и очень медленно.
— После вашего отказа взять деньги, как развивались события?
— Когда мы отказались от денег, нам дали понять: готовьтесь к войне. И война началась. Адвокаты отправились в РОВД собирать компромат на Гульназ, тут же появились журналисты, которые начали «убивать» девочку. Я вам это говорю первый и последний раз, имею право, потому что за публикации, которые выстреливали одна за другой практически во всех СМИ, никто не извинился. Мы были как на минном поле, когда все журналисты стеной все встали за полковников, якобы порядочных людей с безупречными биографиями. Гульназ и так пострадала, а ее еще добивали.
«Она молилась, чтобы все быстрее закончилось»
— Если вы сами работали в правоохранительных органах, наверное, допускали, что подобное поведение для людей в погонах возможно?
— Для меня подобное стало открытием. Симпатии на работе часто возникали, но в данном случае речь шла не о симпатии. Просто взрослые мужчины использовали молодую сотрудницу, которая всего месяц успела отработать. Они не сомневались, что Гульназ промолчит, чтобы дальше нести службу. Но она не стала молчать. Оказалась мужественной. Говорить такую правду непросто.
— Вы сразу поверили ее словам?
— Такое невозможно придумать. Первый раз я услышала весь ужас, когда она давала показания следователю. Даже мне стало плохо после ее рассказа, что говорить о Гульназ, которой приходилось снова и снова озвучивать подробности того вечера: несколько раз на очной ставке, на следственном эксперименте, в суде.
Я тоже мама и бабушка. Каждый раз, когда слушала ее, у меня щемило сердце. Вы не представляете, какие страдание ей причинили взрослые мужчины, наделенные определёнными полномочиями. Они посчитали, что им все дозволено и ничего за это не будет. По сути, так и вышло. Помимо того, что двоих освободили, так они еще не получили общественного порицания. Пресса их поддержала, ах, какие они несчастные, а девочка всех обманула. В чем она обманула? Суд первой, второй, третьей инстанции подтвердил, что изнасилование было.
— Почему дело отправили на пересмотр?
— Хотите спросить почему кассация отменила решение апелляционной инстанции? Все очень просто. Выводы, который сделал суд апелляционной инстанции не соответствуют материалам уголовного дела, они не законны — это указано в определении суда кассационной инстанции. Поэтому приговор подлежит изменению.
— Почему суд апелляционной инстанции оправдал двух обвиняемых, и только одного, Павла Яромчука, приговорили к реальному сроку?
— Этот вопрос надо задать судье, какими мотивами он руководствовался, когда выносил решение в апелляционной инстанции. Судья написал — недостаточно доказательств. На мой взгляд, их достаточно. Во-первых, Гульназ твердо стоит на своей позиции, во-вторых — наличие телесных повреждений.
Тем более, осужденный Яромчук ноги не ломал, а фаланги пальцев у Гульназ сломаны. Суд апелляционной инстанции заявил, что в части Яромчука Гульназ давала последовательные показания, в части остальных обвиняемых — нет. Так у нее одни показания на всю компанию. Я считаю доказанным, что телесные повреждения были получены в одно время от нескольких человек, а не от одного.
Но суд решил, что виновен один. Конечно, такой приговор отменили.
— Вы считаете, тот приговор был слишком мягким?
— Конечно. К тому же обвиняемых не лишили званий, о чем Гульназ просила в прениях. Преступление было совершено действующими сотрудниками правоохранительных органов в здании РОВД, что добавляет цинизма истории.
— Другая сторона ссылается на то, что в показаниях пострадавшей много нестыковок. Например, по времени что-то не совпадало.
— Про несостыковки поясню. Первые сутки Гульназ тяжело давалось воспоминания. Все было скомкано, в ее сознании время будто растянулось, стало вечностью. Когда происходило изнасилование, она не понимала, сколько прошло времени, когда это закончится и как с этим жить дальше. Она молилась, чтобы это быстрее закончилось. А это все продолжалось и продолжалась.
Поэтому она поначалу не могла сразу определить, во сколько все началось и закончилось. Человек находился в стрессе. В свою очередь обвиняемые цинично твердили, что в такой короткий промежуток времени невозможно совершить изнасилование. Но потом все встало на свои места. И сейчас, когда адвокат одного из обвиняемых в интервью заявляет, что борьба продолжается, разве это не цинизм? С кем борьба? С девочкой Гульназ? И тот же адвокат добавляет: «Мы довольны, потому что наши доверители отметят Новый год дома».
«То, что у пострадавшей не поехала крыша — заслуга родителей»
— Зачем Гульназ приняла приглашение поехать на вечеринку, почему не отказалась?
— Не могла она отказаться. В тот день она задержалась на работе, чтобы закончить дела. Пришла ее наставник, майор Татьяна (девушка проходила по делу в качестве свидетеля – Авт.): «Собирайся, начальство вызывает». Гульназ не знала, куда она едет и зачем. В органах приказ руководства не обсуждается. Моя подзащитная была лейтенантом, младшей по званию, как она могла отказать? И я бы на ее месте поехала, и вы бы поехали. Просто надо знать нюансы этой службы — начальник сказал «ехать!», значит, надо ехать.
— Она не догадывалась, зачем ее туда звали?
— Она подумать не могла, что ее начальник со своим друзьями решили на халяву заняться сексом. Удобно, когда не надо вызывать девочек за деньги, снимать помещение для утех. Когда Гульназ поняла, для чего ее позвали, попыталась уйти. Ей не дали. Запихнули в туалетную комнату… Я всегда вспоминаю дело бывшего заместителя МВД Якутии Николая Мамчура, которого сотрудница обвинила в покушении на изнасилование. Потерпевшей удалось отбиться от него. Два года шло следствие. В итоге мужчину лишили звания и осудили на 5 лет. Вы знаете, как сложилась жизнь потерпевшей, у которой была благополучная семья, муж, дети, родители еще живы? Она сошла с ума. То, что у Гульназ не поехала крыша после всех событий только заслуга ее родителей, близких, и немного моя. Но ей нанесли вред здоровью средней тяжести, сделали инвалидом.
— Как сложилась судьба Татьяны, которая позвала Гульназ на пьянку?
— Она переехала из Уфы. С такой славой оставаться в городе невозможно. Да и на работу сложно устроиться. У Татьяны семья, надо на что-то содержать ребенка (По слухам, девушка переехала в Москву, вышла замуж, сменила фамилию, устроилась на работу в УВД на московском метрополитене – Авт.).
— Гульназ не думала переехать из Уфы?
— Зачем? От кого ей скрываться, она ничего плохого не сделала.
«Развязали войну с ребенком»
— Судебное заседание должно было состояться до Нового года, но почему-то отложили до 18 января. Что послужило причиной?
— Адвокаты обвиняемых сослались на то, что один из защитников общался с человеком, который болен коронавирусом, поэтому он не может присутствовать на заседании. В итоге суд перенесли.
— Наверное, вам хочется, чтобы быстрее все закончилось?
— Да, поэтому мы и подали в ЕСПЧ жалобу, что дело затянуто. Стороне обвиняемых выгодно затягивать процесс. Это их тактика, линия защиты, потому что другой тактики у них нет. Они развязали войну с ребенком, беспощадную, личностную, а не по факту. Что фигуранты дела не признают вину — их право. Понимаю, им комфортнее отбывать срок под домашним арестом.
— На суде вы смотрели на обвиняемых, заметили, что им было стыдно?
— Какой стыдно. Помню, смотрит на меня один из обвиняемых, Матвеев и проводит по горлу пальцами. Я в осадок выпала. Откуда такая ненависть ко мне? Он младше меня по возрасту, у меня звание такое же, как у него, только опыта больше и славы такой, как у него, нет. Куда он пойдет с таким реноме?
— Может, они волновались на суде?
— Не было в их глазах ни страха, ни волнения. Когда двоих освободили, они вышли в коридор, и Галиев, здоровый мужик под 150 килограммов, обронил: «Мы прощаем потерпевшую». А Матвеев добавил: «Правильно Салават сказал».
«Отрывались по жизни»
— Вы знаете, как сейчас живут обвиняемые?
— Все трое под домашним арестом. Некоторое время назад показывали сюжет по телевизору, их коттеджи из дорогого кирпича. После того репортажа мне звонили знакомые, говорили — ты ведь тоже полковник, отслужила в органах, у тебя, наверное, такой же коттедж? Но у меня нет такого дома и не будет. Еще показали, как один из них сидит на качелях, второй яблочки собирает, третий цветочки поливает, такие положительные люди и как можно их осудить – такой вывод сделали журналисты. А мне интересно, на что они живут все это время и на какие деньги построили себе дома?
— Не только журналисты им поверили, жены тоже их поддержали. Кстати, они приходили на суд?
— На суд приходила гражданская жена Галиева, присутствовала супруга Яромчука. Только жена Матвеева не пошла, и правильно сделала. Мы с Гульназ в суде вели себя деликатно по отношению к их близким. Не задали им вопросов. По сути, обвиняемые предали в первую очередь свои семьи, близких, а уже потом изнасиловали Гульназ. Их жены — несчастные женщины.
— Те не менее, ни одна не подала на развод.
— Какая разница, верят им жены или нет. Мы не знаем, что они им сказали. А вот на суде было много неправды. Расскажу один эпизод.
Начинается допрос Галиева. Он говорит, что в тот день поехал навестить свою маму. Перед нами лежала распечатка его телефонных звонков, номера мамы там нет. Мы молчим. Галиев продолжает: поехал к Матвееву, решил производственные вопросы, затем взяли литровку, пригласили любовниц: Матвеев — свою, Галиев — свою, а Гульназ позвали, видимо, для Яромчука, чтобы тот не скучал. Затем добавляет, что после посиделок отправился заниматься любовью с другой женщиной.
Допрос закончился. Я поинтересовалась: «До мамы-то доехали?». Он покачал головой. Я уточнила: «Предупредили ее, что не доедете?» Ответа не последовало. И зачем нужно начинать речь с мамы, чтобы выставить себя в хорошем свете? Таких эпизодов много. Они постоянно пытались выставить себя в хорошем свете. Поэтому мне неинтересно слушать их алиби.
— Если все было так, как вы говорите, зачем им надо было насиловать Гульназ, так подставляться?
— Они веселые ребята, отрывались по жизни, кайфово им было, если бы не Гульназ. Преступление произошло в здании миграционной службы. Представляю, что там могло происходить с мигрантками.
Вы ведь помните, что во время суда у Яромчука выявили опухоль в голове? Заключение подписал хороший нейрохирург, золотые руки. Позже выяснилось, что это неправда. Теперь по этому эпизоду проводится проверка. В итоге подсчитайте, скольким людям они испортили жизнь. И мне пытались испортить, когда предлагали деньги.
— Для вас это тяжелый процесс?
— Это не первое мое дело, связанное с насильниками. Я защищала 8-летних детей, которых насиловали, но они не могли опознать преступника, потому что тот натягивал шапку на лицо, чтобы его не узнали. Были тяжелейшие дела в моей практике, их десятки.
Но эта история — безнравственная, потому что мои коллеги-адвокаты не имели права уходить в защиту в таком виде.
Гульназ ведь тоже хотела стать адвокатом. Спросила моего совета. Я сказала — нет, защищать себя невозможно, а защищать других, когда ты пережил такую историю, не получится. Объяснила ей, что она всегда будет субъективна в подобных вопросах, не сможет объективно рассматривать ситуацию. По большому счету, это дело поначалу казалось несложным – три человека изнасиловали одного. Но по итогу историю перевернули с ног на голову, даже в мою жизнь влезли, что недопустимо. Когда ко мне на улице подходят люди и говорят, мол, ваша девочка поступила неправильно, я отвечают: «Вы ничего не знаете об этом деле, видите только верхушку, то, что преподнесли СМИ».
— Гульназ не отступит, пойдет до конца?
— Она собирается до конца отстаивать правду, как бы тяжело ни было.