«Погоны я надела в 13 лет»: история красивой полицейской с Урала, в которую влюбляются обвиняемые
В преддверии 8 Марта мы решили рассказать о не совсем обычной девушке. Наталья Кудрявцева начала работать в следствии шесть лет назад. За это время она проделала путь от следователя до начальника отдела по расследованию мошенничеств УМВД по Екатеринбургу. Она была первым следователем в России, кто сумел доказать и довести до суда мошенническую схему, при которой черные риелторы покупали доли в квартирах и принуждали других собственников продавать им жилье за бесценок. Мы поговорили с Натальей о том, каково девушке служить в силовой структуре, а также узнали, как на ее красоту реагируют преступники. — Как вы попали в полицию? — Погоны я надела в 13 лет. В восьмом классе я поступила в лицей милиции ГУВД по Свердловской области. Что-то вроде кадетской школы. Уже тогда меня очень тянуло к форме, силовым структурам, я была взращена и воспитана романтикой фильмов «Каменская», «Улицы разбитых фонарей». В лицее я проучилась с 8-го по 11-й класс, окончила его с серебряной медалью. В 2007 году я поступила в институт МВД на следственный факультет. С тех пор я являюсь сотрудником полиции (тогда еще милиции). И после окончания института я не представляла, кем я еще могу быть, кроме как следователем. — Девушке в полиции работать сложнее, чем мужчинам? — Знаете, как показывает практика, женщины в полиции порой оказываются сильнее, чем мужчины. У нас есть хватка, воля, стержень, естественно мы все проходим психологический отбор. Если положить сильную женщину и сильного мужчину на весы, то женщина порой может перевесить. Лично мне в полиции работать не сложно, мне кажется, помогают мои человеческие качества. Люблю ставить цели и идти к ним. То же самое с уголовным делом. Если оно возбуждено, то его нужно закончить. Моя целеустремленность мне всегда помогает. — Вы красивая девушка, в работе вам это как-то помогает? — Относительно полиции — у нас все девушки красивые: стройные, физически подготовленные, следим за собой — профессия, связанная с работой с людьми, обязывает. А что касается обвиняемых — конечно, когда в СИЗО к нему приходит молодая девушка, сначала у них такая реакция — что это за девушка и зачем она ко мне пришла? Я начала работать следователем, когда мне было 22 года, изначально как следователя обвиняемые меня не воспринимали. Но после того, как мы начинали общаться, я задавала вопросы и проводила следственные действия, отношение ко мне менялось. — А обвиняемые не пытались с вами заигрывать, может быть, кто-то звал замуж? — Конечно, но это обычно в шутку происходило, я это всегда пресекала. Хотя для установления личностного контакта мы используем разные приемы. А вообще чего только не было: звали замуж, говорили: «Освобожусь, стану человеком, изменюсь». — Они в вас по-настоящему влюблялись? — Не знаю, я же не могу залезть в душу к другому человеку (улыбается), но то, что у обвиняемых мужского и женского пола после расследования ко мне оставалось нормальное человеческое отношение — это факт. Я просто знаю, что обиды они на меня не держат. До всех обвиняемых я старалась донести мысль, что такова справедливость. — Вы есть в соцсетях? — Нет. Работа не позволяет как-то рассказывать о своей жизни. Это может в последующем сказаться негативно. Я знаю множество примеров, когда обвиняемые пытались найти своих следователей, кстати, этим часто грешат и адвокаты, пытаясь найти какой-то компромат на следователей. — Расскажите про свой путь в полиции — Путь у меня интересный. Сейчас я являюсь начальником, а работаю в следствии я всего шесть лет. Первоначально, после окончания института МВД я расследовала кражи, грабежи, разбои, вымогательства, то есть преступления общеуголовной направленности. Я вообще считаю, что это то, с чего нужно начинать, только на таких преступлениях можно понять следственную работу и окунуться в этот процесс. Затем с приобретением опыта я стала постепенно переквалифицироваться на преступления более интеллектуального характера. — На работе вам приходилось видеть трупы? — Приятного, конечно, мало, но шока у меня нет. В первый раз это было во время выезда в рамках дежурных суток, было разбойное нападение на заправку. Охранник был ранен из огнестрельного оружия, когда мы приехали на место, он уже скончался. Сейчас как ответственная по оперативной работе УМВД по Екатеринбургу я обязана выезжать на тяжкие и особо тяжкие преступления (в том числе и убийства) и контролировать работу на месте преступления. — Вы были первый следователь в России, кому удалось отправить за решетку банду черных риэлторов, принуждавших к продаже долей в квартирах, почему до вас этого не делали? — В суд уголовное дело направили по статье 179 УК РФ (принуждение к совершению сделки или отказу от ее совершения). Организованная группа из двух братьев на протяжении десяти лет приобретала доли в квартирах. Они создавали невыносимые условия для проживания и принуждали граждан продать им их доли за бесценок. Раньше такие дела не направлялись в уголовный суд потому, что здесь очень сложно доказать состав. Ведь на первый взгляд это гражданско-правовые отношения, где два собственника делят имущество. Но если копнуть чуть глубже, проанализировать и увидеть определенную системность, то здесь уже можно говорить о составе статьи 179. Это дело я расследовала год, и это действительно было первое дело в России по квартирным рейдерам, совершавшим мошенничества в отношении собственников по долевому имуществу, которое ушло в суд. После того, как их осудили, пошла практика по России. Со мной связывались коллеги от Москвы до Владивостока, просили мои наработки и спрашивали совета. — Как именно эти преступники создавали невыносимые условия для проживания? — Представьте, однокомнатная квартира, где одна треть принадлежала бывшему мужу, он продал эту долю моим бывшим обвиняемым. Те, имея право на пользование имуществом, приходили туда с гостями. В этой однокомнатной квартире, где находился ребенок, обвиняемые употребляли с друзьями алкоголь, курили. Но это полбеды. Они красили стены гуталином, имеющим резкий запах, снимали двери с петель, выставляли окна, говорили, нужно проветрить, посыпали полы хлоркой, говорили «нужно продезинфицировать». Все это создавало невыносимые условия проживания. И собственники были вынуждены продавать им свои доли, а у них было приоритетное право покупки. С одной стороны он прав, действительно, окно с точки зрения гражданско-правового кодекса — предмет общего пользования и если его выставить, в чем здесь состав преступления? Но если доказать, что это делается с целью принудить к сделке или применялась физическая сила или была угроза ее применения, то здесь уже есть состав преступления. — Вам когда-нибудь приходилось предотвращать преступление, когда вы находились не при исполнении? — Нет, видимо мне повезло. Весь ужас нашего общества я вижу только на работе. Спасать кого-то на улице мне не приходилось, но я к этому готова и, если нужно, — сделаю это не задумываясь. К тому же я владею боевыми приемами борьбы, которой нас учили в институте и во время служебной подготовки, поэтому если что применить физическую силу для задержания лица, совершившего преступление, я смогу и бегаю пока еще быстро. Летом мы делали интервью с лучшим следователем-криминалистом в Свердловской области. Он рассказал про пять своих самых запутанных дел, которые тем не менее удалось раскрыть.
