При администрации 39-го президента США Джимми Картера был момент, когда мир находился "в нескольких минутах" от ядерного конфликта между Америкой и Советским Союзом. Бывший помощник Картера по национальной безопасности Збигнев Бжезинский подтвердил мне это в 2012 году, хотя и без подробностей, — утечку информации об этом инциденте допустил в свое время не он, а Роберт Гейтс. "Это факт, нечто подобное действительно имело место", — сказал Бжезинский. "Это показывает, какими опасными были те годы, — добавил он. — Если бы тогда все подтвердилось, то с учетом всего, что последовало бы, причем при моем непосредственном участии, за шесть часов погибли бы 85 млн россиян и американцев".
На вопрос о том, сколько времени оставалось тогда до запуска американских ракет, Бжезинский ответил: "Если бы [тревога] была правильной, то — минуты. Но она была ложной". Как позже выяснилось, кто-то по ошибке загрузил в компьютеры Объединенного командования аэрокосмической обороны Северной Америки (НОРАД) информацию со сценарием военных учений.
Поводом для расспросов мне тогда послужил выход в свет книги Бжезинского "Стратегическое предвидение". Хотя в самой книге этого эпизода нет, рассказал о нем впервые в своих мемуарах Гейтс, который при Картере был помощником Бжезинского в СНБ, а затем дослужился до поста министра обороны США.
Теперь же вспоминать о тревожном прошлом заставляет тревожное настоящее. А заодно и календарная дата: Бжезинский скончался в 2017 году, но, будь он жив, 28 марта ему исполнилось бы 95 лет.
Появился на свет будущий помощник президента США, по официальным данным, в Варшаве, а по неофициальным — возможно, что и на территории современной Незалежной. Во всяком случае, предки его были родом из тех мест на Тернопольщине, которые до Второй мировой войны принадлежали Польше, а по ее итогам отошли к Украине. Отец его был польским дипломатом, успевшим поработать и в нацистской Германии, и в Советском Союзе, а в 1938 году получил назначение в Канаду. Там Збигнев Бжезинский рос и учился до 1950 года, после чего переехал в США. Завершал образование в Гарварде, там же остался преподавать, но после того, как его однажды обошли назначением, предпочтя Генри Киссинджера, перебрался в Колумбийский университет в Нью-Йорке. И по сей день Бжезинского если с кем и сравнивают среди творцов теории и практики американской геополитики, так только с Киссинджером, стоящим ныне на пороге векового юбилея.
Драматичная судьба исторической родины Бжезинского наложила неизгладимый отпечаток на его взгляды. Как отмечала в некрологе о нем The New York Times, номинально он был демократом и, в частности, высказывался против "алчности" американского капитализма, "усугубляющего неравенство", а в 2003 году "был одним из немногих внешнеполитических экспертов, предостерегавших против вторжения [США] в Ирак".
"Но как минимум в одном отношении — по его непримиримой ненависти к Советскому Союзу — он стоял правее многих республиканцев, включая Киссинджера и президента Ричарда Никсона, — указывала газета. — И четыре года его службы при Картере, начиная с 1977 года, американская внешняя политика в большой мере направлялась — к добру ли, к худу ли — на отпор советскому экспансионизму".
В подтверждение The New York Times напоминала, что Бжезинский "поддерживал многомиллиардную военную помощь боевикам-исламистам, сражавшимся против советских войск в Афганистане"; "втихую поощрял" Китай к противоборству с "просоветским" Вьетнамом, в частности, в тогдашней Камбодже. Наконец, что он "сумел в 1979 году затормозить реализацию" соглашения США и СССР об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-2) и позже похвалялся в мемуарах, что после ввода советских войск в Афганистан "тема ОСВ исчезла из американо-советской повестки дня".
На первом из этих примеров стоит, пожалуй, остановиться подробнее. В 1998 году Бжезинский дал интервью популярному французскому еженедельнику Le Nouvel Observateur, в котором, в частности, подтвердил, что первая секретная директива о поддержке афганских моджахедов была подписана Картером еще за полгода до появления в Афганистане советских войск. А на вопрос о том, не жалеет ли он задним числом о том, что помог выпустить из бутылки джинна международного терроризма, воскликнул: "О чем жалеть? Та тайная операция была прекрасной идеей. По сути, она заманила русских в афганскую ловушку… На следующий день после того, как Советы официально пересекли границу, я написал президенту Картеру: теперь у нас есть возможность обеспечить СССР его собственную "вьетнамскую войну".
Американское сетевое издание Counterpunch буквально на днях напомнило обо всем этом, написав, что Картера вместе с его советником Бжезинским, схожим с Макиавелли, "можно почти буквально благодарить за появление на свет [международной террористической группировки] "Аль-Каида". Результаты, согласно публикации, "говорят сами за себя: $3 млрд американских налогоплательщиков, полтора миллиона афганских жизней, две башни-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, разрушенные в результате терактов 11 сентября 2001 года и т.д. и т.п.
Наверное, винить во всем этом одного или двух человек — некоторое преувеличение, но все же и сермяжная правда в комментарии, конечно, есть. Собственно, Бжезинский ведь и сам гордился содеянным; во всяком случае, подчеркивал, что ему не в чем каяться.
В 2004 году, рассказывая Михаилу Гусману для его авторской программы "Формула власти" о политике администрации Картера, Бжезинский подчеркивал, что политика эта была продуманной и целенаправленной. В частности, по его словам, "идеологическое наступление по правам человека" было со стороны США "исторически важным ответом на аргументы [СССР] о том, что история на стороне социализма", с которыми многие в мире тогда склонны были соглашаться. Бжезинский добавил, что с опорой на правозащитную тематику в то время "гораздо легче стало мобилизовывать и поддерживать демократическую оппозицию в советском блоке". Тогда же, по его словам, власти США "впервые начали помогать не только центральноевропейским народам, но и республикам в Советском Союзе, которые впоследствии стали независимыми государствами". Напомню, что речь о 1970-х годах.
К чему привела эта "помощь", хорошо известно. По нынешним временам для нас, пожалуй, наиболее актуальна роль Бжезинского в выстраивании политики США в отношении Украины. Сильно упрощая дело, ее зачастую сводят к одной фразе, которую любит цитировать тот же Гейтс: дескать, его бывший наставник говаривал, что "без Украины не может быть Российской империи", а с Украиной та возникает чуть ли не "автоматически".
Конечно, и в этом случае примитивизация хромает. Но все же, на мой взгляд, она небесполезна, поскольку проясняет видение ситуации из-за океана и служит основанием для однозначного вывода. Сводится он к тому, что в советское время ключевой стратегической задачей для Вашингтона было любой ценой разделить Россию и Украину, а в постсоветское — ни в коем случае не дать им воссоединиться. Реальное претворение в жизнь такого подхода мы, собственно, и наблюдаем: от попытки превратить Украину в "анти-Россию" до ведения против нас коллективным Западом гибридной войны "до последнего украинца".
Не сомневаюсь, что Бжезинский, будь он жив, всецело одобрял и поддерживал бы сейчас эту войну. Хотя тактически его подход временами менялся: например, в 2014–2015 годах он (кстати, как и Киссинджер) довольно активно выступал за "финляндизацию" Украины, при которой Киев мог бы официально сохранять нейтральный статус и поддерживать тесные отношения как с Россией, так и с Западом. А однажды публично предупредил, что "разговоры о российской военной угрозе не оправдываются ни реально существующими обстоятельствами, ни даже наихудшими сценариями на будущее. Поэтому расширение НАТО не следует подстегивать раздуванием антироссийской истерии, способной со временем стать самореализуемым пророчеством".
Впрочем, тактические колебания никогда не меняли стратегической линии. Помню, в апреле 1997 года я ездил на международную конференцию "НАТО на перепутье", проводившуюся в штаб-квартире Атлантического командования НАТО в Норфолке (штат Вирджиния) и посвященную перспективам постсоветского расширения альянса на восток. На тот момент это расширение еще не начиналось, Россия и НАТО называли друг друга партнерами.
Но призыв посла России в США Юлия Воронцова "не тащить в ХХI век политический багаж середины уходящего столетия" остался в Норфолке гласом вопиющего в пустыне. Хозяевами альянса экспансия к границам России была предрешена. А с ключевой речью, задававшей тон всей конференции, выступал именно Бжезинский. Я у него тогда еще попросил текст выступления, а он ответил, что текста нет, и показал блокнот с рукописными тезисами. Говорил, так сказать, не по бумажке, а от души…
Уже в июле того же 1997 года НАТО на мадридском саммите пригласила к вступлению в свои ряды Венгрию, Польшу и Чехию. Пошел тот процесс, который Россия вплоть до начала прошлого года пыталась остановить путем достижения договоренностей о гарантиях общей и неделимой международной безопасности. Но он породил и встречное движение, и теперь уже не только Москва, но и Пекин однозначно дают понять, что возврата к прежней однополярной модели мироустройства уже не будет.
Запад в ответ трубит о своей сплоченности и вообще пытается делать хорошую мину при плохой игре. Но, между прочим, и за океаном многие видят и понимают, что происходит. И критикуют недальновидный подход Вашингтона — причем и на левом фланге американской политики, близком к действующей демократической администрации Джо Байдена.
Либеральный журнал The Nation только что напечатал статью британского профессора-политолога Гилберта Ачкара "Урегулирование на Украине невозможно без Китая". Подзаголовок гласит, что "вместо работы над мирным улаживанием конфликта Вашингтон идет на эскалацию напряженности с Пекином".
Автор напоминает, что в своем известном труде "Великая шахматная доска" (имеется в виду Евразия) Бжезинский определил "три главных императива имперской геостратегии": "предотвращать сговоры между вассалами и поддерживать их зависимость [от сюзерена] в сфере безопасности; обеспечивать сговорчивость и защиту данников; а также не позволять варварам объединяться". По мнению британца, в этих "типичных для него макиавеллиевских формулировках" Бжезинский закрепил те же самые принципы, с помощью которых "его республиканский антипод Генри Киссинджер" в свое время сподвиг Никсона на разворот в сторону КНР.
Разворот тот был "блестящим стратегическим ходом", но со времени окончания холодной войны США "следуют первому из императивов Бжезинского… за счет третьего", утверждает Ачкар. Они "предпочитают провоцировать напряженность [в отношениях] с Москвой и Пекином, чтобы закрепить зависимость своих европейских и восточноазиатских союзников от своего военного владычества (suzerainty), — поясняет он. — Это неизбежно подталкивает Китай и Россию к сплоченности перед лицом того, что они называют "гегемонизмом" США".
Политолог приводит известные примеры откровенно провокационных действий Вашингтона в Азии: от продвижения туда НАТО и формирования новых "антикитайских блоков" типа AUKUS и Quad до визитов высокопоставленных американских руководителей на Тайвань. Внятного объяснения мотивов США он не видит; пишет об "упоении гордыней", обуявшей Вашингтон после окончания холодной войны и наступления "момента однополярности". Именно под влиянием этой гордыни, на его взгляд, США стали действовать так, будто уверены в своей способности безнаказанно "антагонизировать обоих своих глобальных соперников" одновременно. По-русски это называется "море по колено".
Американскому подходу автор противопоставляет китайский. Напоминая о недавнем "успехе Пекина в восстановлении дипломатических отношений между Эр-Риядом и Тегераном", он расценивает визит председателя КНР Си Цзиньпина в Москву, как "новый и гораздо более важный шаг в проецировании роли Китая на мировой арене в качестве миротворца — в противовес США". Вклад России в успех двустороннего саммита британец, конечно, не акцентирует, но тот, по-моему, очевиден и без пояснений.
The Nation — журнал откровенно либеральный. Но любопытно, что и более центристская The Washington Post на днях напечатала нечто подобное. Известный телеведущий Фарид Закария в комментарии "Американская внешняя политика теряет всякую гибкость" напоминает, что Байден в прошлом году обещал не допускать на Ближнем Востоке "вакуума, который могли бы заполнить Китай, Россия или Иран", и подчеркивает на примере той же саудовско-иранской сделки, что теперь "именно это и происходит". Причем дело, на его взгляд, даже не в конкретном эпизоде, а в "глубоко укорененном пороке (flaw) американской внешней политики, который в последние годы обостряется".
По словам Закарии, еще в 1995 году немецко-американский издатель и политолог Йозеф Иоффе предложил США разные варианты стратегии в период после холодной войны, включая так называемый бисмарковский, известный также, как "киссингенский диктат". Назван он в честь курортного городка Бад-Киссинген, где первый канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк его сформулировал, а к Киссинджеру, несмотря на отмечаемое американцем созвучие, не имеет никакого отношения.
Суть его в описании Бисмарка сводилась к тому, чтобы "не приобретать территорию, но иметь такую общую политическую ситуацию, при которой все державы, кроме Франции, нуждаются в нас и удерживаются от создания коалиций против нас своими отношениями друг с другом" (цитирую по английскому переводу в статье). По мнению Закарии, новация Киссинджера с "треугольником" США — Россия — Китай, в котором преимущество получает вершина, имеющая лучшие отношения с двумя остальными, по сути, была реализацией этого самого "киссингенского" принципа.
Ну вот. А Бжезинский, как показано выше, позже на ее основе сформулировал собственные постулаты — "императивы". Выходит, оба американских классика геополитики — прямые идейные наследники рейхсканцлера Германии.
Другое дело, что в нынешнем политическом руководстве США Закария не видит для Киссинджера и Бжезинского достойных преемников. На его взгляд, "сегодня Вашингтон утратил гибкость и податливость, необходимые для такого рода стратегии". "Наша внешняя политика ныне обычно состоит из напыщенных моральных деклараций, делящих мир на черное и белое, на друзей и врагов, — пишет он. — Эти заявления быстро подкрепляются санкциями и законодательством, что делает политику еще более жесткой и неподатливой (rigid). Политическая атмосфера настолько накаляется, что даже просто разговор с "врагом" становится рискованным".
По-моему, ровно это мы сейчас и наблюдаем в отношении властей США к России и всему, что с ней связано. Помните, кстати, слова Бжезинского о самосбывающемся пророчестве? Закария к тому же напоминает, что стран, с которыми Вашингтон "либо совсем не имеет отношений, либо поддерживает лишь ограниченные враждебные контакты", на самом деле немало: от тех же Китая и Ирана до Кубы и Венесуэлы, от Сирии и Мьянмы до КНДР. А я бы добавил, что как раз эти страны отказываются плясать под американскую дудку, т.е. сохраняют суверенитет. А те, что пляшут, — им разве лучше?
Впрочем, о них американский комментатор не упоминает. Он оканчивает свои рассуждения констатацией того, что описанные им симптомы характерны для "живущей по инерции стареющей империи". По его признанию, "сегодня [американской] внешней политикой заправляет обособленная элита, которая пользуется риторикой, чтобы ублажать домашние аудитории (constituencies), и которая, похоже, не в состоянии осознать, что внешний мир меняется, причем быстро”.
Аминь. Это о тех странах и народах, которые в России в наши дни принято именовать мировым большинством. А поскольку в разговор о Бжезинском у меня вплелся мотив его заочной переклички с Киссинджером, закончу рассказ отзывом последнего о бывшем "спарринг-партнере". "Когда Збиг совершенно неожиданно умер, я написал его жене, что ничья смерть не тронула меня так же сильно, — сказал патриарх геостратегии США обозревателю Financial Times. — В моем поколении Збиг был почти уникален. Мы оба считали идеи о мировом порядке ключевой проблемой нашего времени. Идеи у нас были отчасти разные. Но оба мы старались прежде всего поднять дипломатию на подобный уровень влияния". "Сегодня таких дебатов нет, — добавил Киссинджер. — А они нужны".
Что ж, с этим трудно не согласиться. Хотя, возможно, время слов вообще уже просто ушло. И спор о будущем новом мироустройстве перешел в сугубо практическую плоскость.