Войти в почту

Что делить Франции и США? Спор внутри НАТО никогда не завершался

Государственный секретарь США Энтони Блинкен с деликатной миссией в Париже: исправлять допущенные совсем недавно серьезные промахи. 5 октября дипломат, выросший во Франции, извиняясь, обратился к гражданам Пятой республики на их родном языке. "Мы могли и должны были выстраивать наше общение лучше", — предложил примирение он. Блинкен, которого принял президент Франции Эмманюэль Макрон, пробует восстановить отношения Елисейского дворца и Белого дома, пострадавшие из-за срыва контракта по продаже подводных лодок Австралии, заказ на которые Вашингтон увел у Парижа. В действительности расхождения между странами — участницами НАТО гораздо продолжительнее и глубже. Историки говорят о "комплексе Фашоды" — ревности французов к более динамичным англосаксонским государствам, усиленной страхом, что те намерены лишить их страну заслуженного места в международной жизни. Признаки того, что историческая обида может влиять на курс Парижа, находят в его африканской, ближневосточной политике и в стремлении создать новый центр глобальной силы из стран ЕС. Пока без большого успеха.

Что делить Франции и США? Спор внутри НАТО никогда не завершался
© ТАСС

Комплекс Фашоды

У великих держав давняя история противоречий, и в особенности это касается Франции, стремившейся к гегемонии в Европе на протяжении многих столетий. В XIX веке столкновение европейских стран с азартом разворачивалось в Африке. В наши дни, после распада колониальных империй, старые трения еще дают о себе знать. В Париже гордятся распространением французского языка на Черном континенте и делают все, чтобы отстоять его привилегии. Главная трудность: английский. Англосаксонская культура теснит французскую через медиа, музыку, кинематограф, и кроме них, ей на руку местная политика. Бывшие колонии Парижа то и дело объявляют о переходе на язык Шекспира или, как Бурунди, подают заявку на вступление в британское Содружество наций. А иногда, как Мадагаскар в 2010-м делают шаг назад — отказываются от только что введенного английского языка и возвращают привилегии французскому. Подспудная борьба в Черной Африке не прекращается, показывая, что спор западных держав между собой за власть и влияние далеко не исчерпан.

Главный трагический эпизод африканской истории — геноцид в Руанде 1995 года — может быть связан с затяжными американо-французскими противоречиями. Массовое убийство, ставшее самой стремительной резней в истории (не менее 500–800 тыс. человек лишились жизни всего за 100 дней), ставят в вину бездействию французских войск, чье вмешательство могло бы предотвратить преступления. В 2021 году Париж согласился признать, что косвенно причастен к произошедшему: несет ответственность за "поддержку режима, совершившего геноцид". Причины, заставившие французов взирать на трагедию безучастно, исследователь конфликта Патрик де Сент-Экзюпери определил как "комплекс Фашоды" — нежелание помогать тутси, наступавшим из англоязычной Уганды, в столкновении с франкоязычными хуту. Итог для Франции удручает — не только удар по международному престижу, но и сужение сферы влияния: понесшие потери, но победившие тутси объявили главным языком Руанды английский.

Другие внешнеполитические решения Франции в Африке, включая помощь диктатору Мобуту в Заире или поддержку сепаратистов Биафры в Нигерии, также объясняют не исчерпанным в глазах французов противостоянием с англосаксонским миром. В этой связи охотно вспоминают о далеком 1898 годе, когда, попытавшись закрепиться на стратегической позиции в Южном Судане, чтобы соединить свои североафриканские колонии с берегом Красного моря, французы заняли поселок Фашода, но вынуждены были оставить его (и саму эту затею) после наступления британских войск. Соотношение сил (две сотни солдат у прибывших первыми французов против двух тысяч у их позднее добравшихся противников) делало любое столкновение бессмысленным. Невозможность принять бой с превосходящим неприятелем, усугубленная публичностью — весь мир следил за развитием событий, вызывала острое чувство бессилия. Отступление надолго отложилось в коллективной памяти, превратившись в метафору неравенства между французами и англосаксами, обреченного оставаться непреодолимым.

Увидев англичан, французы были просто взбешены

Исторические противоречия между Парижем и Лондоном, а затем Вашингтоном сказываются и на ходе ближневосточной политики. В начале XXI века разногласия по поводу планов свержения Саддама Хусейна поставили Пятую республику на грань дипломатической конфронтации с США. Французы называли вторжение в Ирак несвоевременным, блокировали инициативы американцев в Совете Безопасности, а в знаменитом эпизоде 2003 года премьер де Вильпен не нашелся с ответом на вопрос, на чьей стороне его симпатии — США или их иракских визави. Раздражение американцев выплеснулось на страницы печати. Колумнист The New York Times формулировал его так: "Франция не просто наш докучающий союзник и не только движимый ревностью оппонент. Она становится нашим врагом".

Возмущение французов американской политикой на Ближнем Востоке современник событий, директор лондонского Международного института стратегических исследований Джон Чипман объяснял столкновением амбиций. Со времени XIX века Франция располагает сферой влияния в регионе, и в Париже вторжение американцев могли воспринять как удар, направленный против себя. Сдержать его, несмотря на содействие России и Германии, не получилось. Но французы, аргументировал Чипман, не смирились и стали предпринимать усилия, чтобы Америка побыстрее покинула Ирак.

В последовавшие годы конкуренция между Францией и США продолжала давать о себе знать, фокусируясь на израильско-палестинском конфликте и борьбе за рынки оружия. Успехи французов в обоих случаях были относительными. Столкновение за право поставлять вооружения зажиточной Саудовской Аравии Франции выиграть не удалось, но она закрепилась в списке торговых партнеров щедрого на приобретения королевства. Политика преимущественной поддержки палестинцев (США оставались на стороне Израиля) не принесла Франции ощутимых дивидендов.

Поворот на восток

Недостаток ресурсов, чтобы играть собственную, отдельную роль в западном мире, — проблема, которую в Париже уже много лет пробуют решить путем создания альянса с Германией. Впервые, после колебаний, с поворотом на восток в Елисейском дворце согласились еще в 1950-е годы, когда негативная реакция США (и СССР) помешала французам и британцам нанести поражение Египту, национализировавшему Суэцкий канал. Нехватку сил, чтобы отстаивать себя перед великими державами, Франция пробовала компенсировать, воспользовавшись уникальным положением союзника — Западной Германии, демонстрировавшей экономический рост, но не имевшей по историческим причинам никаких международных амбиций. При удаче этого плана Париж смог бы выступать от имени объединенного франко-немецкого "мотора" Западной Европы. В 90-е годы даже единую валюту еврозоны всерьез собирались назвать по-французски — экю.

В XXI веке усилившаяся Германия по-прежнему сторонится активной международной роли. Но именно поэтому, не видя для себя особенной выгоды, не приходит на выручку Франции. На призывы президента Макрона к усилению европейской интеграции за счет немецких денег в Берлине реагируют скупо. В 2018 году вице-канцлер Олаф Шольц предложил Парижу отказаться от кресла в Совете Безопасности ООН в пользу ЕС. Намек грубый, зато прозрачный: своими ресурсами ради посторонних интересов Германия делиться не будет, даже если это интересы Европы, которую хотят вести за собой французы.

Два десятилетия XXI века французская внешняя политика колеблется между попытками договориться с немцами и проступающей готовностью смириться и согласиться на роль младшего партнера американцев, отказавшись от большей части амбиций. Сторонники второго решения в 2009 году вернули Францию в состав военного командования НАТО, откуда в 1960-е ее вывел де Голль. Разворот США к конфронтации с Китаем продемонстрировал лимиты этого подхода, сравнимого с заплывом по течению в бурных водах мировой политики. Интересы Вашингтона стремительно смещаются в сторону Тихоокеанского бассейна, где ставки возрастают настолько быстро, что готовности выжидать, принимая в расчет интересы европейских союзников, у США больше нет. Посчитав нужным вооружить Австралию атомными подлодками, американцы признали французские финансовые потери приемлемой ценой для этого. В ответ Париж может вернуться к переговорам с Берлином об интеграции, ведущей к созданию в пику США европейской армии, но перспективы этого начинания, которое обсуждается уже на протяжении многих лет, по-прежнему не ясны.

Игорь Гашков​​​​​