Как талибы могут защитить Иран от наркотиков, беженцев и ИГ

Иран обладает устойчивыми и глубокими связями с Афганистаном — исторически эта страна входила в ареал иранского культурного влияния. Сегодня дари (фактически диалект персидского) является родным примерно для 40% населения и остается языком межнационального общения, который понимает большинство. Тегеран также является крупнейшим торговым партнером для Кабула. Кроме того, на Иран приходится больше всего афганских мигрантов в мире, которых в стране уже сейчас, по официальным оценкам, 2,5–3 млн человек.

Несмотря на значительное влияние и обилие рычагов воздействия, Тегеран никогда не стремился к гегемонии в Афганистане — власти Ирана не верят, что они могут доминировать в этой стране. Но существует базовый набор интересов, которые они преследуют: защита восточной границы; охрана водных ресурсов, поступающих из Афганистана; борьба с наркоторговлей; решение вопроса афганских беженцев. В теории талибы (движение "Талибан" запрещено в РФ) могут стать той силой, которая поможет Ирану справиться с этими проблемами.

Ставка на меньшинства

К 1990-м годам в Иране сформировался подход к афганской политике, который заключался в продвижении своих интересов через местные этноконфессиональные меньшинства. На тот момент главным врагом в Афганистане шиитский Иран видел суннитских радикалов из "Талибана". Основным противовесом талибам-пуштунам для Тегерана стали афганские шииты, большинство из которых составляют хазарейцы. Проводником и защитником их интересов тем временем стала Партия исламского единства ("Хизб-е Вахдат-е Ислами"), которая действовала при активной поддержке иранской стороны.

Другой этнической группой, которую поддержал Иран в Афганистане, стали таджики. В итоге помощь Тегерана получил Северный альянс (объединение ряда полевых командиров Северного Афганистана). Сегодня по Сети гуляет фотография из Афганистана конца 1990-х, на которой запечатлены легендарный таджикский полевой командир Ахмад Шах Масуд и еще молодой представитель Корпуса стражей исламской революции Касем Сулеймани.

Аккуратно разыграть антиталибскую карту не получилось. В 1998 году "Талибан" захватил Мазари-Шариф, который был одним из главных центров Северного альянса. После этого в городе была устроена расправа над сторонниками последних. Дружественные талибам силы ворвались в консульство Ирана в Мазари-Шарифе и убили 11 дипломатов. Кроме того, "Талибан" перекрыл во время засухи плотину на реке Гильменд, снабжающую водой иранскую провинцию Систан и Белуджистан. Иран в ответ отправил к афганской границе около 70 тыс. военных. Так стороны оказались на грани полномасштабной войны.

Радикального сценария удалось избежать. Однако Иран продолжил поддерживать силы, настроенные против талибской власти в Афганистане. Неприязнь к "Талибану" оказалась настолько сильной, что в 2001 году Тегеран начал сотрудничать со своим главным внешнеполитическим врагом — Соединенными Штатами.

После вторжения американцев в Афганистан иранцы снабжали коалицию разведывательными данными о нахождении талибов и налаживали сотрудничество Северного альянса с Вашингтоном. Занимавший тогда должность спецпредставителя США по Афганистану Джеймс Доббинс позже вспоминал, что именно иранский посланник Мохаммад Джавад Зариф убедил одного из ключевых лидеров Северного альянса Юнуса Кануни поддержать правительство Хамида Карзая.

Время для такого сотрудничества было подходящее — пост президента в Иране занимал реформатор Мохаммад Хатами, который верил, что усилия в Афганистане помогут нормализовать отношения с США. Вашингтон помощь Тегерана охотно принял, но дальнейшая деэскалация с Ираном Штаты не заинтересовала. В 2002 году президент США Джордж Буш включил Иран, наряду с Северной Кореей и Ираком, в список государств, с которыми Вашингтон должен вести непримиримую борьбу, — "ось зла". После этого место главного врага для Тегерана в Афганистане вместо талибов заняли американцы.

Новая политика

Сегодня Иран в Афганистане имеет достаточный потенциал, чтобы продолжать прежний курс и даже стать своеобразным защитником афганских меньшинств перед лицом талибов. В принципе, определенные шаги в этом направлении Тегеран делал на протяжении последних 20 лет.

Тысячи афганцев ежегодно проходят обучение в иранских религиозных университетах, были построены десятки шиитских медресе и мечетей с привлечением иранских средств. Так, в конце 2000-х годов в Кабуле был открыт исламский университет Хатам аль-Набийин, где ежегодно обучается более тысячи студентов. Почти все преподаватели — афганцы, прошедшие обучение в Иране.

Немаловажным фактором остаются беженцы. По версии властей, именно Иран становится реальным путем спасения миллионов афганцев от войны, тогда как Запад больше говорит об этом, нежели делает. Наконец, Тегеран может стать естественным противовесом перед лицом Пакистана, который традиционно имел тесные связи с движением "Талибан" и пуштунами и, очевидно, имеет свои планы на Афганистан.

Однако история последних 20 лет говорит о том, что иранскую сторону не совсем устраивает роль патрона афганских угнетенных. Прежде всего потому, что такая позиции скорее ведет к эскалации напряженности. Таджики и хазарейцы могут долго вести борьбу с центральным правительством, но доминирующей силой в Афганистане они стать не могут. В свою очередь опыт 1990-х годов показывает, что поддержка меньшинств против талибов Ирану может выйти боком.

Изменения в политике Тегерана по отношению к доминирующему этносу в Афганистане — пуштунам — и переоценку "Талибана" можно наблюдать еще в 2000-е. Прежде всего, свою роль сыграл фактор общего врага в лице США. Американская разведка и аналитические центры неоднократно выступали с заявлениями о поставках иранского оружия талибам.

Однако окончательно новый вектор сформировался во второй половине 2010-х годов. Важным событием стало появление в Афганистане новой силы в лице "Исламского государства" (ИГ, ИГИЛ, запрещено в РФ). Прежде всего, в 2015 году началось взаимодействие Тегерана и талибов по защите приграничных с Ираном территорий. Тайное сотрудничество в области безопасности привело к расширению дипломатических отношений.

Глубина взаимодействия когда-то непримиримых сил стала очевидна в мае 2016 года, когда лидер "Талибана" Ахтар Мансур был убит в результате удара беспилотника США при его поездке в Пакистан из Ирана. Новая политика нашла отражение и в публичной плоскости — "Талибан" в речах иранских политиков из угрозы безопасности все чаще начал превращаться в "неотъемлемую часть Афганистана", с которой нужно вести диалог. В конце 2018 года Тегеран впервые признал, что принимал у себя посланников талибов, после чего делегации "Талибана" приезжали в Иран неоднократно.

Талибы как надежда на лучшее

Фактически сегодня позиция Ирана заключается в том, что "Талибан" — это нынешняя реальность в Афганистане, и с ними нужно иметь дело. Такая позиция происходит не от безысходности. Тегеран обладает достаточным набором рычагов давления, чтобы выбрать альтернативный путь. Однако талибы в теории могут стать той силой, которая решит ряд проблем, которым Тегеран уделяет особое внимание.

Одним из ключевых вопросов для иранской стороны остается наркотрафик опиатов, идущих напрямую с афганской стороны. По оценкам ООН, в 2019 году на Иран приходилось 90% от потребления опия в мире, а также 72% морфина и 20% героина. Иранские власти заявляют, что всего в стране около 2 млн зависимых, сидящих на опиатах.

При этом за последние 40 лет в Афганистане был только один год настоящей борьбы с производством наркотиков, когда талибы, находившиеся у власти, запретили выращивать опиум. После их решительных действий ООН сообщила, что в 2001 году посевы мака в Афганистане сократились на 91%. В двух провинциях Гильменд и Нангархар, которые являются центрами мирового производства опия, культивирование мака упало почти до нуля. Ни до ни после таких результатов не добивался никто из властей страны.

Конечно, за годы операции США сами талибы не брезговали использовать производство наркотиков для финансирования своей деятельности. Однако многие страны мира надеются, что организация вернется к прежней непримиримой позиции по отношению к опию. Тем более что соответствующие заявления "Талибан" уже делал.

Пожалуй, главной надеждой все же остается то, что талибы остановят гражданскую войну, которая не прекращалась на протяжении последних 40 лет. Состояние failed state (несостоявшееся государство), в котором пребывал Афганистан все это время, само по себе проецирует множественные угрозы безопасности для соседей, включая Иран. Если центральное правительство не полностью контролирует территорию, то тут же в стране расцветают преступность, контрабанда наркотиков и ячейки радикальных организаций вроде "Аль-Каиды" (запрещена в РФ) и ИГИЛ. Тегерану хватает аналогичных проблем из Ирака и Пакистана, которые не могут полностью контролировать свою территорию уже много лет.

Прекращение войны в Афганистане напрямую связано и с другим важным для иранской стороны вопросом — миграцией. Большинство афганцев бегут в не самый богатый по мировым меркам Иран именно по причине военных действий. Здесь они работают на стройках, подметают улицы, занимаются доставкой товаров в то время, как иранцы сами испытывают серьезные проблемы с безработицей.

Понятно, что миграционный поток из Афганистана полностью остановить невозможно. Население этой страны с 1990 года увеличилось в три раза. В то же время в случае прекращения военных действий наплыв мигрантов сократится и станет более предсказуемым. Для Ирана этот вопрос имеет особое значение, поскольку страна обладает с Афганистаном общей границей в 900 километров и в отличие от Запада отгородиться визовым режимом и ограничением авиасообщения не сможет.

Игра на тонкого

Перспективы талибов в Афганистане, несмотря на их успехи, пока остаются туманными и неоднозначными. Это понимают и в Иране, о чем свидетельствуют публикации местной прессы. Так, бывший президент страны Махмуд Ахмадинежад открыто выступил с осуждением налаживания отношений с новыми хозяевами в Кабуле.

Главный вопрос в том, сможет ли "Талибан" стать единой и централизованной властью в Афганистане. Эту задачу вряд ли можно решить, опираясь только на пуштунов, которые составляют около 40% населения страны. Думаю, что талибы должны исключить притеснения по этноконфессиональному признаку и создать условия для вовлечения меньшинств в управление страной.

Тем не менее на протяжении последних лет "Талибан" все-таки стремился превратиться в консолидирующую силу в Афганистане. С этой целью ряды движения пополнялись непуштунскими национальными элементами, среди которых и те, кто исповедует ислам шиитского толка, которые в 1990-е воспринимались как заклятые враги. Судя по заявлениям и действиям, талибы действительно уже проделали большую работу по самореформированию.

Но будет ли этого достаточно? Заявить о готовности создать инклюзивное правительство гораздо проще, чем реально добиться этого в непростых афганских условиях.

Как бы то ни было, Тегеран сегодня занимает выжидательную позицию, наблюдая за действиями новых властей. Единый и централизованный Афганистан при готовых к сотрудничеству талибах пока остается приоритетным вариантом для иранской стороны. На многие вещи, вроде нарушения прав человека и отсутствие демократических процедур, иранцы могут спокойно закрыть глаза. Однако если "Талибан" начнет систематически притеснять шиитов, Тегеран будет первым, кто поставит этот вопрос ребром.