В инфантильном раю

Оля (как она предпочитает себя называть) Мухина начинала как драматург более 30 лет назад. К постановке её пьесы "Таня-Таня" приложил руку сам Петр Наумович Фоменко. Что интересно: несколько других пьес, написанных ею специально для его театра, не подошли, зато подошли Евгению Каменьковичу, который поставил их со студентами ГИТИСа. То есть пасьянс "Каменькович плюс Мастерская Фоменко" сложился нынче первый раз. Драматургическая мода 1990-х чувствуется и в нынешнем мухинском тексте. Социальное, мифологическое, трагическое, физиологическое, приправленное тотальной иронией и черным юмором — всё это подавалось нам тогда в одном флаконе. Подаётся и в рецензируемой пьесе. Которая совсем не случайно носит подзаголовок "Поэтическая мистерия". Что мистерия, то мистерия… Дело происходит в некоем идеальном сумасшедшем доме (расположенном в некоем поселении Зябликово). Волей постановщика и сценографа Евгении Шутиной (отличная работа!) сумасшедший дом размещён в подобии идеальной чеховской усадьбы или даже Эдемского сада. Перед нами то ли модель микрокосма, то ли райское место, то ли коллективная галлюцинация, то ли всё это вместе. Неопределенность изначально поставлена во главу угла. Многочисленные персонажи лишены индивидуальных психологических черт. Тут есть девушка по имени Ада и девушка по имени Рая. Отрицательный герой носит фамилию Подлецов. Начальствует над всем этим директор Иван Иванович, который в исполнении своего полного тезки, Ивана Ивановича Верховых, напоминает бога Саваофа с детских картинок или антирелигиозных плакатов — такой весь кудлато-бородатый. К счастью, говорят актеры всё-таки прозой. Хотя и временами возвышенной. Ещё тут есть Ольга Леопардовна (Галина Кашковская), одетая во все леопардовое. Другие персонажи именуются так: "Ирина, святая женщина", "Неизвестная гражданка, пожелавшая остаться неизвестной" и т.п. Отдельного упоминания заслуживает охранник Магомед Магомедович (Игорь Войнаровский) — конечно же, говорящий с ярко выраженным акцентом. Все они то собираются вместе, то расходятся по углам сцены, как будто подчиняясь неизвестному нам ритму. Или законам легендарного, на деле не существующего 25-го кадра, якобы попадающего прямо в подсознание с манипулятивными целями (был такой популярный миф о причинах эффективности маркетингового и пропагандистского воздействия). Между прочим, уже после спектакля я прочитал в интервью Каменьковича, что он работал над пьесой в некоей "нумерологической" парадигме: "Действие идет 4 дня, у нас 25 сцен, и мы пытаемся в каждой из них сделать или психологический жест, или жест, или пробежку". Слава Богу, такая умышленность особенно не видна. Несмотря на "жесты" и "пробежки", герои от первой до последней сцены живут как во сне. В этот сон постоянно пытается вторгнуться реальность — с самыми грустными последствиями. Героев избивают. Топят. Травят. Но они, с их детскими улыбочками, по сути, неуязвимы, как всякие нематериальные сущности. "Любовь снова должна победить смерть", — говорится в аннотации театра. Подобного рода трюизмов здесь хватает, причем в инфантильном раю они даже не вызывают протеста. На сцене всё выглядит странно. Нереально. Архаично. Но — интересно именно за счет сценического воплощения, игры актёров, которым явно пришлось "досочинять" своих персонажей. В итоге получился фирменный спектакль "Мастерской Петра Фоменко" — очень артистичный, ироничный, а вместе с тем и лиричный, даже щемящий душу. Такая красивая интеллигентская забава, всегда очень нравящаяся публике. Почему бы и нет?.. По традиции, "Ревизор.ru" публикует разные мнения об одних и тех же культурных событиях и проектах. Ранее об этом же спектакле писал Никита Балашов. У читателей есть отличная возможность сравнить взгляды двух рецензентов.