— Владимир Романович, довольны ли вы сегодняшним образом Церкви в медиасфере?
— Вы знаете, когда человек доволен своей работой — это, как принято считать, признак некритичного отношения к себе. Поэтому если говорить о том, доволен ли я нашей работой в полной мере, то, конечно, нет. Было бы странно, если бы я был полностью доволен, это было бы плохое свидетельство угасающего профессионализма. Но в целом я вижу социологически неуловимые результаты трудов Церкви. Это меня радует. Это не про образ, а это про людей, про их поведение, про их восприятие веры, Церкви, Патриарха, священников. Хотя это не беспроблемное поле, но я вижу, как ситуация меняется и как она действительно, я не случайно сказал, социологически несчитаема — это не находит отражения в холодных цифрах социологических опросов.
Более проблемным я считаю восприятие нами изнутри того внецерковного общества, к которому мы хотим обратиться: насколько мы его чувствуем, насколько мы его понимаем. Это то, что постоянно является предметом моих осмыслений. И я допускаю, что глаз замыливается неизбежно — каким бы ни был круг моего общения, насколько бы он ни был широк, мне все равно невольно психологически кажется, что мы все давно поверили в Бога, в Церковь и так далее. А это, конечно, не так.
— В последнее время часто попадаются нарезки из проповедей священников без контекста, вызывающие бурные реакции в медиа и провоцирующие негатив. Приходит на ум история с освящением банковских карт, с разрешением мужчинам носить юбки и другими провокациями. Как православным людям реагировать, когда такое попадается в медиа?
— Я не сторонник конспирологических объяснений реальности, но не видеть некой спланированности в историях последних месяцев я не могу. Спланированности не в смысле мирового заговора против Русской православной церкви, а в том, что люди поймали какую-то волну, какой-то тренд и решили — давайте-ка мы будем регулярно отсматривать проповеди и выискивать что-то такое. И в общем это не в первый раз происходит, но ранее эта волна шла вниз, а сейчас она снова поднимается. Хотя это лишь часть объяснения. Есть, конечно, и часть того, что мы сами подставляемся. Проповедник должен понимать, что когда полхрама его снимает, то у части из них дальше пойдет веерная рассылка и до какого-нибудь замечательного журналиста это обязательно дойдет.
А людям как реагировать? Спокойно. Если тебя это задело, то надо начать с того, чтобы разобраться, не фейк ли это. Потому что мы с вами прекрасно понимаем, что закон о том, что журналист обязан проверять факты, к сожалению, в современном медийном пространстве, где журналисты по-разному себя ведут, не выполняется. Реальность сегодня уже давно такова, что факты должен проверять зритель, слушатель, читатель. Поэтому, если тебя это задело, начни с того, чтобы понять, действительно ли это видео священника, а не сгенерированное, нет ли там какого-то монтажа, дальше посмотри контекст, а дальше уже действуй по обстоятельствам.
— Как вы, как ключевое лицо в церковной медиасфере, оцениваете растущую сетевую активность архиереев и их включенное участие в обсуждениях громких общественно-политических тем?
— Что касается политики, то мы всегда исходим из того, что есть политические темы и вопросы, которые для Церкви табуированы и невозможны: так, это участие в электоральных циклах на стороне кого бы то ни было. Я как человек, который занимался политической наукой, могу сказать, что если политика в пределе есть решение вопроса о власти, то, конечно, в этом смысле Церковь в политике не участвует. Но понятно, что Церковь не выключена из мира и политического пространства.
И я бы сказал, что сетевая активность у нас растет в первую очередь у священников. Архиереев, кто действительно уделяет этому много времени и внимания, не так много. Если говорить о пространстве Telegram, наиболее релевантном в связи с вашим вопросом, — в первую очередь, конечно, таким является наш замечательный владыка Савва. Я очень высоко ценю все, что он делает: и его Telegram-канал, и его вовлеченность, и его взвешенность суждений. Мне кажется, что это очень достойное служение. Прекрасный популярный канал у владыки Феофилакта, архиепископа Пятигорского. У него направленность скорее пастырская, отличающаяся от общественного направления владыки Саввы, он весьма популярен, и мы его очень ценим.
— Православный мессенджер "Зосима", привлекший столько внимания этой осенью, на деле оказался с Русской православной церковью никак не связан. Как быть Церкви в ситуации, когда информационные продукты подаются как православные без всякого согласования с ней?
— Мы люди доброжелательные, поэтому мы не собираемся кого-то там осуждать, тем более если нет какого-то очевидно выраженного вреда или подмены. Я просто был удивлен, что какого-то мне известного рабочего взаимодействия с нами не было. Мы довольно открытые, мы очень много работаем в сфере массовой коммуникации, с кинематографом, с документалистами — а вот тут, когда ситуация непосредственно по нашему профилю, с нами тесного взаимодействия не было, насколько мне известно. А так будем смотреть по плодам. Мы в любом случае не будем ставить палки в колеса только потому, что к нам не обратились. Но при этом, конечно, оставляем за собой право дать какую-то оценку в рамках своих компетенций.
—С учетом все большего участия в церковной медиасфере недавно пришедших к вере медийных деятелей, по типу блогера Алексея Антонова, можно ли сказать, что Церковь сегодня ищет новые формы диалога с медийной аудиторией?
— Конечно, мы ищем новые формы, это постоянная задача. Нюансы работы на аудиторию уже в Церкви и еще вовне ее не всегда стыкуются: то, что нормально будет воспринято в одном сообществе, может вызвать раздражение и протест в другом. И сложность состоит в том, до какой степени мы должны на это реагировать. Это вопрос, к сожалению, не имеющий универсального решения, это всегда решается с каждой конкретной ситуацией в каждом конкретном случае, но поиск таких решений постоянный.
Что касается Алексея Юрьевича, то я чрезвычайно ценю его усилия. Мне очень близко то, что он делает, потому что это созвучно тому, из чего родился в свое время журнал "Фома" и наши проекты "Фомы" — когда человек, искренне открывший для себя мир веры, хочет этим поделиться и сделать это в ненавязчивой, неагрессивной форме. Поэтому из того, что я знаю на сегодняшний день, я очень высоко оцениваю его усилия и очень благодарен ему за то, что он принял участие в нашем фестивале. Не только ему, конечно, но раз скоро вы его вспомнили…
— Можно ли в будущем ожидать появления межцерковных медийных проектов Русской православной церкви с другими поместными церквями, разделяющими верность каноническому православию? У них ведь также есть свои медиасистемы.
— Есть одна сфера медиадеятельности, в которую я стараюсь никогда не вступать, — это построение прогнозов и предположений. Но, если кратко, я, конечно, ни в коей мере не исключаю таких вариантов. Какие-то контакты существуют, Отдел внешних церковных связей много работает, мы с ними всегда консультируемся. Так, недавно в рамках визита американских разнообразных блогеров-инфлюенсеров мы помогали им организовать здесь разные встречи. Я тоже с ними встречался. То есть контакт происходит, а там все возможно.
— Говоря о приезде американцев. Один из них, Конрад Франц, в нашей с ним беседе рассказал, что множество православных американцев готовы приехать в Россию для участия в паломничествах, в Царских днях...
— В монастыринге, как сейчас принято говорить.
— Именно, в монастыринге. Ведется ли работа, чтобы нам ждать их в дальнейшем в наших монастырях?
— Да, мы только рады будем. Могу сказать, что эти американцы наприглашали нас участвовать в диалоге. Я все жду, когда это будет реализовано, своих коллег спрашивал. Человеческие контакты, то, что принято называть горизонтальными связями, — это вещь, которая создает устойчивость и системы, и межсистемных отношений, поэтому это можно только приветствовать.
— На фестивале "Вера и слово", который вы уже упоминали, Святейший Патриарх в своем слове озвучил разочарование в положительных перспективах экуменизма. Связано ли это с массовым отходом протестантских сообществ от традиционных ценностей, подтверждаемым недавним избранием женщины главой церкви Англии? Потому что, как мы помним, исторически основа экуменического движения — это именно взаимодействие русского православия с англиканской церковью.
— Не хотел бы, чтобы то, что я сейчас скажу, было воспринято нашими товарищами-протестантами, с которыми мы взаимодействуем, на свой счет. Наши протестанты намного более строго сохраняют традиционные и, собственно, христианские ценности и стараются следовать Евангелию, чем те, кого мы сейчас видим в странах за пределами нашего богоспасаемого Отечества. Но, конечно, отрицать эту связь невозможно.
Знаете, несколько лет назад была какая-то преимущественно протестантская делегация из стран, где уже были узаконены так называемые однополые браки. Они встречались с Патриархом. Поскольку я в этой встрече тоже участвовал, то помню, что они были настроены на такую протокольную встречу: все зайдут, пофотографируются, поулыбаются, подарят друг другу подарки и разойдутся.
Но Патриарх начал мягко, но очень твердо с ними говорить о том, как мы можем называться христианами, если мы никак не реагируем на очевидные нехристианские проявления в обществе или государстве. Зачем такая церковь? Они, конечно, были ошеломлены. Поэтому, думаю, не случайно Патриарх говорил о том, что не испытывает энтузиазма по поводу перспектив экуменизма.
А когда получается, что люди называют себя христианами, но отказываются от того, что их, собственно, христианами делает, — какие здесь могут быть перспективы?
— Продолжая говорить о Западе — работает ли церковная медийная сеть на западную аудиторию, могут ли христиане Европы и Америки знакомиться с контентом телеканала "Спас" или журнала "Фома"?
— Чисто технически им ничто не мешает, за исключением тех случаев, где что-то заблокировано, потому что YouTube трижды блокировал "Спас". Поэтому с нашей стороны нет препятствий, кроме языковых. В этом смысле, наверное, было бы правильно иметь такую возможность, ведь мы с официальными ресурсами это делаем, у нас довольно много языков, на которых представлены наши официальные ресурсы. Вообще это вопрос важный и правильный, и как раз возвращаясь к самому началу нашего разговора о том, где мы недорабатываем, я бы сказал, что в этой области это безусловно.
Хотя, помню, даже у нас был проект нашего присутствия в китайских социальных сетях. Может, он даже до сих пор на каком-то минимальном уровне существует. Наше присутствие там требовало больших усилий разного рода, но я согласен с тем, что это важно и нужно. И, может быть, те самые американские блогеры, о которых мы с вами сегодня уже вспомнили, нам с этим помогут. Потому что многие такие проекты на других языках, я знаю по "Фоме", возникали, когда какие-то православные люди оттуда говорили, что они готовы переводить.
— То есть, если православные в Китае проявят интерес, можем снова ждать наш контент там?
— Конечно, да. Хотя Китай — особая среда и юридически там все не так просто в религиозных вопросах. Но контакты есть, и мы понимаем важность этого.
— Возвращаясь к темам, о которых вы часто говорите, — как вы оцениваете роль Русской православной церкви в происходящем по всему миру феномене осмысления искусственного интеллекта?
— Церковь очень серьезно ко всему этому относится. Разные люди по-разному, но на уровне церковных институций у нас было несколько докладов в рамках Высшего церковного совета, и, я думаю, они еще будут. Так, комиссия по биоэтике применительно к своей сфере компетенций готовила доклад, была довольно бурная дискуссия. Но мы пока находимся на этапе, где вопросов больше, чем ответов.
И самое важное тут, как мне кажется, — понять реальные риски и отсечь то, где рисков нет. Потому что если мы рассматриваем искусственный интеллект исключительно как инструмент, а это пока представляется самым разумным, то здесь мы понимаем, что со времен Отцов Церкви ничего не поменялось. Любой инструмент может быть использован во благо и во зло. И нужно понять, где использование будет во благо, а где во зло.
—Вы все больше говорите о негативном влиянии ИИ на человеческую жизнь. Может ли Церковь помочь противостоять этому влиянию, если эти опасения оправданны?
— Знаете, я все-таки очень надеюсь, что уже ставшая банальностью истина о том, что мало что может заменить человеческое общение, при всех воздействиях на человека со стороны инструментария искусственного интеллекта, не перестанет отражать реальность. То есть ничто массово и в долгосрочной перспективе не заменит нам человеческих отношений. И в этом смысле Церковь не то чтобы будет противостоять, но она будет тем самым местом, где люди будут это общение обретать. Потому что, по большому счету, Церковь — единственное место, где принимают всех.
Ведь если ты не сдашь экзамен, то не поступишь в какой-то институт, если ты плохо рисуешь, то ты не станешь художником, везде в разных сферах культуры есть свой ценз. И есть только одно место, где нет никакого ценза, кроме твоего желания туда зайти, — это Церковь. Какие угодно люди всегда могут туда прийти и найти утешение, а это, собственно, то, что мы в большей части своей жизни ищем. И искусственный интеллект это изменить не может, на это уповаем и надеемся.
Да и потом, знаете, я все больше склоняюсь к той точке зрения, что сейчас мы заигрываемся с этим искусственным интеллектом, но должно наступить насыщение. Скажем, те мои знакомые, к которым я прислушиваюсь и которые сильно больше, чем я, работают с ним, говорят, что надоедает и ищешь отдохновение от этого. И я очень надеюсь, что начнется обратный процесс. А мы на месте всегда, Церковь всегда на месте.
— И завершающий вопрос. Во всем мире происходит рост фундаментализма — в Израиле, в Соединенных Штатах Америки, отчасти в нашей стране. Как вы к этому относитесь?
— Мы с вами, как люди не чуждые, так сказать, академической подготовки, понимаем, что надо договариваться о терминах. Понятно, что есть разные определения фундаментализма. Мне в свое время показалось очень разумным разделение религии и религиозной мотивации: то, что мы относим к фундаментализму, может быть связано с религиозной мотивацией, но, как правило, приводит к искажению самого содержания религии.
Христианство недаром говорит о золотой середине и о царском пути. Важнейшим понятием в нем является "трезвение" в плане адекватного отношения к происходящему. Слово "адекват" в моде даже у молодежи, мемы рождаются, но это состояние очень хорошо известно христианам, потому что адекватность в пределе — это смирение. Смирение — это абсолютная адекватность, смиренный человек очень адекватен ситуации, соотнесению этой ситуации с собой. Поэтому я думаю, что такое положение исключает качание в разные стороны или врастание в такой фундаментализм, в котором человек становится для закона, а не закон для человека. Все-таки Евангелие нам говорит об обратном.