Мастерская театрального сценографа Давида Боровского стала музеем

В этой мастерской окнами на Большой Афанасьевский рождались спектакли Театра на Таганке. Здесь спорили Давид Боровский, Юрий Любимов и Эдуард Кочергин, плела шерстяное кружево занавеса к "Гамлету" супруга мэтра Марина Исааковна. Теперь мастерская стала музеем - единственным музеем театрального сценографа в стране, да и в мире, пожалуй.

Мастерская театрального сценографа Давида Боровского стала музеем
© Российская Газета

Впервые выставочное пространство открылось здесь при поддержке сына Давида Боровского Александра в 2012 году. Но оно было небольшим - буквально пара комнат. А экспонатов было невероятное множество - более 600, а также 2300 книг, самые ранние из которых датируются 1890 годом. У Бахрушинского музея ушло полтора года, чтобы вернуть квартиру из небытия. И это первый проект, который открывается после капитального ремонта. На очереди - самый масштабный театральный квартал на улице Бахрушина, где будет в том числе детский музей театра.

Сердце квартиры - большой выставочный зал, где сейчас проходит выставка "От и До…", посвященная тому, как из хаоса рождается театр: на фоне черной, как будто обнулившейся стены, рой набросков, заметок, рабочих чертежей, почеркушек. А по периметру - сценические коробки спектаклей, которые успел воплотить мэтр с Юрием Любимовым, Анатолием Эфросом, Львом Додиным, Олегом Ефремовым.

Мастерская стала единственным музеем театрального сценографа в стране, да и в мире, пожалуй

Дуэт революционеров театра Любимова и Боровского - из тех, которые больше не повторятся. "Любимов как никто другой любит пространство, любит сцену, как таковую вдоль и поперек, любит, как художник свою мастерскую… и ценит ее не меньше, чем хороших артистов", - писал Давид Боровский. Их время сотрудничества - золотое для Таганки. Первой была "Мать" по Горькому в 1969 году. Годом ранее был и другой спектакль - "Живой" с Валерием Золотухиным в главной роли. Постановку о правдоискательстве русской глубинки не пропустила цензура.

"Гамлет" 1971 года - спектакль-памятник. Тот самый занавес из грубой серой шерсти размером 9,5 метра на 4 - центр экспозиции. Куратор и дизайнер пространства Александр Давидович Боровский сохранил здесь и повесочную систему занавеса - кронбалку, позволяющую двигать его от одной стены к другой или поворачивать его на определенный градус. Благодаря ему в музейном пространстве можно из одного выставочного зала собрать два. А в самом спектакле, новаторском не только по тем временам, занавес цвета земли символизировал неотвратимость грядущего. Еще одна блестящая идея Боровского - привезти настоящую землю на могилу бедного Йорика. Она даже использована в макете спектакля, который здесь также можно детально рассмотреть.

Пока все макеты в музее без стеклянных коробов - так проще погрузиться в магию Боровского. Его часто называли "инопланетянин": все его мироощущение какое-то особенное, даже небывалое. С него все и началось - художник впервые стал полноправным соавтором спектакля. Потом в учебники войдет понятие "действенная сценография", при которой простой реквизит получал философский и эмоциональный объем. Для каждого спектакля Боровский специально вырезал из картона фигурки - прообразы актеров, чтобы помещать их в макеты сценических коробок. Каждая фигурка - не эскиз, а полноценный экспонат, подробный, почти одушевленный. На выставке их собрали несколько сотен.

Идея оформления спектакля "А зори здесь тихие…" родилась у Давида Боровского, когда он увидел кузов от автомобиля-полуторки на территории Киностудии имени Довженко. На борту настоящей военной полуторки написали госномер ИХ 16-06. Как горькое напоминание: 16 немцев, а им наперекор - пятеро девчат с командиром. С этим бортом связано несколько необычных сценических решений Боровского: декорация полуторки превращалась то в лес, где девчата прятались от немцев, - в этот момент борты полуторки будто бы разрывались и взмывали ввысь к колосникам, то в баню, где была сыграна одна из самых лиричных сцен спектакля.

В спектакле "Вишневый сад", поставленном для Театра Дионисия в Афинах в 1995 году, - Чехов эпохи Чернобыля, как называли его критики, - сцена сливалась со зрительным залом: беленые черные колонны в зрительном зале будто беленые вишни, выросшие то тут, то там в пространстве партера. Среди них актеры разыгрывали историю о боли разорванных надвое эпох.

В мемориальной части квартиры - тот же подлинный пол из лиственницы и подоконники, на которых под стеклом - множество карандашных рисунков Боровского, а на письменном столе - кружка, чайник, портретик Чехова рядом с фотографией внучки. Здесь же любимые антикварно-комиссионные стулья, которые художник так любил привозить с гастролей.

В пространстве Боровского, океане его воплощенных идей и нереализованных черновиков можно по-настоящему утонуть - это музей уж точно не на одно посещение: поэтому здесь есть зал для мастер-классов, библиотека и гостиная - все для того, чтобы этот дом продолжал жить.