В Москве проходит выставка "Превозмочь движенье лет..." о поэте Жигулине
Имя Анатолия Жигулина сегодня не на слуху. Оно гремело на всю страну в конце 80-х, когда на волне "перестройки" журнал "Знамя" опубликовал повесть поэта "Черные камни" о пережитом им в лагерях в 40-50-е . Она переиздавалась, переводилась - а потом стала в ряд "перестроечных" книг, о которых почти не вспоминают. Но в этом году - 95 лет со дня рождения Анатолия Жигулина (и 25 лет со дня смерти). И теперь в честь него, уроженца Воронежа, - Воронежский областной литературный музей имени Никитина и Государственный музей истории русской литературы имени Даля открыли в Москве выставку "Превозмочь движенье лет...".
Жизнь отправила поэта по нелегкой дороге: создав в 1947 году с одноклассниками "Коммунистическую партию молодежи", поставившую целью распространение "истинно ленинского учения", он получил 10 лет лагерей и попал на лесоповал в Иркутской области, а потом и на колымские рудники... В красном углу выставки в Доме-музее Алексея Толстого - списки осужденных по делу, снимки бараков и штолен лагеря Бутугычаг, обрывки колючей проволоки, письма домой затупившимся карандашом.
Первый сборник он выпустил еще студентом, но настоящую путевку в жизнь ему выписал Твардовский - на выставке есть "Василий Теркин" с надписью рукой автора: "Анатолию Жигулину с добрыми пожеланиями его таланту". А вокруг на витрине книжки Жигулина разных лет - "Калина красная, калина черная", "Костер-человек", "Рельсы", "Свет предосенний". В советские годы он много издавался - писал о Родине, о деревне, о природе...
В основе экспозиции "Превозмочь движенье лет..." - архивы Жигулина, переданные в музей после смерти поэта его вдовой. Воронежские кураторы не пожалели места на детали. В разделе о семье есть, например, разрисованная всей семьей гербами, звездами и печатями "Похвальная грамота" маме Ирине за "приготовление великолепного борща". Нарисованная от руки птица в разрезе с указанием частей ее тела - это тетрадь по биологии студента 134-й группы Воронежского лесотехнического института - Жигулин получал тут высшее образование, оборванное арестом. Нательный крестик на веревочке, фотографии поэта на фоне домашнего иконного угла. На выставке много фотографий Жигулина разных лет, и нигде на его лице нет ни тени улыбки - но много какой-то боли, печали...
Ирина, жена поэта, поражалась аккуратности, с какой тот ведет свое поэтическое хозяйство: подолгу вынашивает каждую строку, что-то отмечает в своих бесчисленных записных книжках, что-то вычеркивает, что-то обводит карандашом... А вот и те самые записные книжки. Отнюдь не бесчисленные - у каждой свой номер, даты начала и окончания работы с книжкой, перекрестные ссылки одной книжки на другую с точными указаниями страниц. На каждой - адрес, по которому можно передать книжку, если та вдруг потеряется... Стихи записаны рукой поэта так аккуратно, разборчиво, что и печатная машинка не нужна. И чем больше "читаешь" выставку, тем яснее видишь, что всю его поэтическую жизнь, с первого сборника, у Жигулина подспудно звучала северная окололагерная тема. Что поделать - младший современник Твардовского лучше всего на свете знал каторгу...