В Москве покажут новую "Красную Жизель" в постановке Эйфмана

В течение трех дней, с 8 по 10 октября, на сцене Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко - гастроли Санкт-Петербургского государственного академического театра балета Бориса Эйфмана. В Москве прославленный хореограф представит новую версию спектакля "Красная Жизель", который впервые увидел свет 28 лет назад. О счастье творчества и о том, почему он уже не первый раз возвращается к героям и идеям своих прежних постановок, мы поговорили с Борисом Эйфманом накануне столичных гастролей.

Борис Яковлевич, почему вы с таким коротким промежутком вновь приезжаете с гастролями в столицу - были в июле и вот теперь в октябре?

Борис Эйфман: Это инициатива и желание москвичей. Летом в Большой театр нас пригласил Валерий Гергиев, и мы с радостью показали на прославленной сцене балет "Преступление и наказание". Сейчас труппа получила приглашение от правительства Москвы. Мы практически ежегодно бываем в столице на гастролях - страшно сказать, с 1978 года. И есть поклонники, сопровождающие нас с тех самых пор - встречи с ними всегда очень трогательные.

Но вы везете - простите мне эту вольность - "новую старую премьеру", вновь возвращаете на сцену спектакль 1997 года. Что изменилось?

Борис Эйфман: Та "Красная Жизель" была спектаклем ХХ века. Для своего времени балет оказался по-настоящему ярким, вызывающим. Когда в 1998 году мы представляли "Красную Жизель" на первых гастролях в Нью-Йорке, то получили высочайшие оценки от американских критиков и затем на протяжении более 20 лет ежегодно гастролировали в США.

Но прошло уже 28 лет, и сейчас труппа находится на совсем другом уровне - профессиональном, пластическом, технологическом. Так что сегодняшний спектакль открывает принципиально иные возможности психологического балетного театра. Новая "Красная Жизель" - квинтэссенция наших современных достижений. Я специально не менял название. В нем есть определенная ностальгия, но премьера 2025 года - самостоятельное, оригинальное произведение искусства.

Если время идет вперед, а мои спектакли отстают, устаревают, то я, конечно, пока есть силы, стараюсь, чтобы они стали актуальными. И поэтому создаю новые балеты на прежние сюжеты и темы. Да, это путь к совершенству. Хотя понимаю: никогда не достигну идеала. Однако уже само стремление к нему и есть творческий процесс, жизнь художника.

А вторая причина заключается в том, что все эти авторы и герои близки мне: Достоевский, Толстой, Чехов, Чайковский, Мольер, царевич Павел, Ольга Спесивцева, чьей участи посвящена "Красная Жизель".

Ваше отношение к этой великой танцовщице, ставшей прототипом главной героини балета, тоже претерпело изменения?

Борис Эйфман: Я погрузился глубже во внутренний мир и трагическую судьбу Спесивцевой, увидел новые возможности для познания ее психической природы, понимания первопричин безумия балерины. И нашел средства сценической выразительности, позволяющие зрителям проследить роковой переход Спесивцевой в зазеркалье.

Тема сумасшествия есть ведь и в "Родене", отчасти в "Братьях Карамазовых", в "Up & Down" по роману Фицджеральда… Чем эта бездна для вас так притягательна?

Борис Эфман: Наш спектакль по роману Сервантеса назывался "Дон Кихот, или Фантазии безумца". Довольно точная формулировка. Безумие для меня - не болезнь, а уход в другую реальность. И человек, в ней пребывающий, мне как художнику крайне интересен. Я читал Фрейда, изучал психоанализ, посещал психиатрические клиники. Мне хотелось понять, что за мир скрыт за этими испуганными глазами, что там внутри. Познать подобное я пытаюсь всю свою жизнь.

Дон Кихот - великий безумец. Но ведь он мечтает изменить мир к лучшему. Можно относиться к нему как к больному, а можно - как к сверхчеловеку, несущему собственную идею будущего.

Сейчас ваши спектакли путешествуют по всему миру. Но, кажется, вышло на финишную прямую строительство Дворца танца. Гастролей станет меньше?

Борис Эйфман: Серьезный вопрос. Наш театр является одним из лидеров культурной дипломатии России и очень этим гордится. Только за ближайшие два месяца после Москвы труппа посетит Китай, Вьетнам, Индию, Египет. Мы создаем успешное, конкурентноспособное современное хореографическое искусство, высоко востребованное в мире.

Конечно, стационарная жизнь изменит нашу гастрольную политику. Сегодня мы - гости в своем родном городе, а с появлением Дворца танца станем истинно петербургской труппой. Возможно, число артистов увеличится, и пока одни будут находиться в туре, другие смогут показывать спектакли в Петербурге.

Но хочу подчеркнуть: задуманный мною Дворец - не только "сцена для Эйфмана". Он призван стать театром, открытым для лучших балетных трупп и танцевальных компаний мира. Я буду к этому стремиться… Что же касается сроков завершения строительства, то… Я уже много лет повторяю: если мне суждено войти во Дворец танца, то никто не помешает. А если не суждено, никто не поможет. Поэтому давайте будем уповать на Всевышнего - все в его власти.

Насколько велика вероятность, что скоро мы увидим постановку в Театре балета Бориса Эйфмана, которую сделал не сам Эйфман?

Борис Эйфман: Безусловно, так будет. Но сегодня я не готов надолго отдать труппу в руки молодого хореографа. И тому есть несколько причин. Во-первых, каждый спектакль - это время, деньги, здоровье артистов и перспективы развития театра. За все отвечаю я. Во-вторых, любая новая постановка должна быть лучше предыдущей. Сегодня я, к сожалению, не вижу хореографа, способного сочинить спектакль, достойно продолжающий ту востребованность театра у зрителей, которая есть у нас сейчас.

Но в нашем собственном доме, Дворце танца, где предусмотрена вторая сцена, обязательно появится лаборатория молодых хореографов. И они будут работать со специально сформированной труппой. Надеюсь, я тоже смогу быть им полезен.

С открытием Академии танца мы получили шанс на реформу балетного образования, причем на государственном уровне. Современная хореография сегодня, к сожалению, зачастую связана не с эстетикой красоты, а с эстетикой уродства. В академии каждые два года проходит всероссийский конкурс "Юный хореограф": постановки создают дети и подростки от 12 до 19 лет. Я сам начал сочинять в 13 лет, очень рано почувствовав способность и желание быть хореографом. Но это особый дар. Не каждый обладает им.

Если все пойдет так, как я задумал, то в России появится программа подготовки новых поколений талантливых хореографов и артистов, отвечающих требованиям балетного театра XXI века. Потому что сейчас хореографическое искусство переживает глобальный кризис во всем мире - хотя для нас такое обстоятельство не оправдание.

Вы могли бы дать совет тем, кто хочет стать заметной фигурой в балете XXI века?

Борис Эйфман: Я не буду давать советов. Мне кажется, меня не поймут. Не поймут моих страданий, творческих мук, постоянных поисков идеального спектакля. Однажды на Санкт-Петербургском международном форуме объединенных культур мы собрали около ста молодых хореографов. Я рассказал им, как дружил с великим Леонидом Якобсоном, учился у него. И предложил участникам форума приходить ко мне на репетиции: "Это и будет ваш учебник". Не пришел ни один.

В нашей профессии сейчас много случайных людей. За последние лет двадцать выпущено около двух тысяч дипломированных хореографов - где они? Уходят в легкий бизнес, ставят какие-то шоу, приносящие им деньги, успех в определенных кругах. Но это все не искусство.

Вы расписываете свои планы на несколько лет вперед. На сколько процентов совпадает задуманное и результат?

Борис Эйфман: Провокационный вопрос, конечно. Вообще, как что-то зафиксирую - так оно обязательно не исполнится. Но я все равно расписываю планы, обозначая и годы, и месяцы, и даже дни. Творчество, с одной стороны, абсолютно неконтролируемый процесс, бесконечный поиск особой информации. Откуда она приходит? Совершенно неизведанное явление.

Но, с другой стороны, в отличие от писателей, композиторов, художников, работающих изолированно, я ежедневно прихожу в балетный зал, где меня ждут десятки артистов. И с 12 до 16 часов, а также с 19 до 22 я должен сочинять. Есть вдохновение, нет вдохновения - это время мне назначено для творчества. А для него, в свою очередь, необходим серьезнейший подготовительный процесс. Я не знаю, что именно сочиню сегодня, но в любом случае должен предварительно освоить и переосмыслить колоссальные объемы информации. Поэтому я формирую свой график так, чтобы каждый свободный час был посвящен искусству. И с годами, по Микеланджело, отсекаю лишнее, стараясь полностью исключить из жизни все отвлекающее, суетливое.

А бывает отдых от творчества?

Борис Эйфман: Нет, не бывает. Даже врачи советуют иногда разгружать голову, но вдруг как раз в момент отдыха в нее придет гениальная мысль? Упустить страшно (смеется). Ты постоянно в напряжении, но достигая озарения, ощущаешь великую радость. Чувствуешь себя так, будто сумел преодолеть земное притяжение, подняться над самим собой, над обыденностью и создать нечто, связывающее тебя с высшими сферами. Ничто в жизни не может сравниться со счастьем художника, который добивается результата, дающего ему право вслед за гениальным поэтом сказать о себе: "Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!"