Истоки бесчеловечной идеи
Японский генштаб планировал применять бактериологическое оружие непосредственно в ходе наступательных действий против Красной армии, а в случае отступления японских войск заразить оставляемую территорию, вызвав массовые эпидемии в войсках противника и среди мирного населения. С этой целью в Маньчжурии в 1935 и 1936 годах были сформированы спецподразделения, занимавшиеся разработкой бактериологического оружия, крупнейшим из которых был отряд №731, дислоцировавшийся в окрестностях китайского города Харбин, который находится в непосредственной близости от границ дальневосточных территорий. В 1930–1940-е годы эта часть была под оккупацией японских войск, а руководил отрядом генерал Сиро Исии.
Из рассекреченного сейчас протокола допроса военнопленного генерал-майора медицинской службы японской армии, бывшего начальника санитарного управления 1-го фронта Квантунской армии Кавасима Киоси от 20 декабря 1946 года, который проводился в Хабаровске, следует, что применение биооружия считалось в Японии очень эффективным с учетом ограниченного количества ресурсов. В частности, приводится воспоминание Киоси о словах генерала Исии. "Он мне однажды сказал, что в Японии недостаточно железа и других материалов, необходимых для ведения войны обычными способами, и поэтому, когда военная обстановка для Японии может сложиться неудачно в связи с истощением материальных резервов, бактериологическое оружие может сыграть очень большую роль", — рассказал Киоси во время допроса.
Квантунская армия стояла на границе с Советским Союзом в районе Маньчжурии и была агрессивно настроена, а существование отряда 731, говорил Киоси на допросе, являлось главным аргументом, подтверждающим готовность Японии использовать бактериологические средства против СССР. Поэтому отряд был расположен рядом с Харбином и имел подразделения во всей Маньчжурии.
Блохи и бактерии сибирской язвы
Сотрудники отряда изучали и испытывали бактерии чумы, холеры, тифа, дизентерии и других патогенных возбудителей в военных целях. В качестве переносчиков бактерий использовались в том числе и блохи. Киоси рассказывал на допросе, что вся аппаратура по выращиванию этих насекомых, зараженных чумой, и культивированию бактерий представляла собой следующее: имелись специальные оборудованные помещения, которые могли вместить примерно 4,5 тыс. инкубаторов. В каждый инкубатор последовательно в течение месяца помещались три-четыре белых мыши, там же имелась питательная среда и несколько блох обоих полов. Инкубационный период длился от трех до четырех месяцев, а каждый инкубатор давал около 10 г блох за это время. Таким образом отряд за несколько месяцев выращивал порядка 45 кг блох, годных для заражения чумой.
Для культивирования бактерий было отдельное здание с двумя разными системами. Первая система имела восемь котлов емкостью в 1 т — каждый для приготовления питательной среды. Было установлено 14 дезинфекционных аппаратов (автоклавов), две камеры для охлаждения питательной среды на 100 культиваторов, две камеры для посева бактерий, пять камер, в каждой из которых помещалось 200 культиваторов. Вторая система имела примерно такое же оборудование, но в меньшем количестве.
С каждого культиватора системы генерала Исии снимали около 30 г бактерий чумы. Для бактерий тифа, рассказывал Киоси, требовались сутки. За это же время в каждом культиваторе получалось 50 г бактерий — то же и для паратифа. Бактерии холеры выращивались в срок до 48 ч, за это время можно было получить 60 г, за двое суток можно было получить до 100 г бактерий сибирской язвы. Все оборудование двух систем при нормальных условиях работы с использованием пятой части теоретической мощности аппаратуры каждый месяц могло дать 160 кг бактерий чумы или от 210 до 540 кг других бактерий. В более поздних протоколах допросов приводились еще большие цифры — до 300 кг чумы или тонны других бактерий.
Процесс производства бактерий детально описывается в рассекреченном протоколе допроса лаборанта 731-го отряда Озеки Сигео от 23 октября 1949 года, который проходил как свидетель.
Питательная среда для размножения бактерий варилась в специальном котле из пептона, агар-агара и мясных соков, затем вливалась в автоклав системы Исии, который помещали в дезокамеру при высоких температурах для уничтожения всех имеющихся в среде бактерий. После среда охлаждалась, сгущалась, и производилась подсадка бактерий для размножения. Культиватор переносили в культивационный кабинет, где он держался при температуре 37 градусов от 12 до 24 часов. Затем бактерии снимались в специальный стеклянный сосуд и сдавались на склад-холодильник.
Зверства ради эксперимента
Для изучения применения бактерий как боевого средства массового уничтожения людей в отряд, согласно данным Киоси, ежегодно доставляли до 600 маньчжур и китайцев, приговоренных к смертной казни. "Я лично видел, как каждый раз обреченных на смерть привозили целыми партиями. Они содержались в двух отдельных двухэтажных тюрьмах. <…> В целях эффективности опыта пища, изготавливаемая в тюрьме, была вполне питательной. В тюремных зданиях были операционные комнаты и рентгеновские кабинеты", — говорил Киоси. Общеизвестно, что в 731-м отряде проводились опыты для установления времени, которое человек может прожить под воздействием различных факторов: лишения пищи и воды, обморожения и так далее. Проводились живые вскрытия с извлечением органов.
Заключенных помещали как в одиночные камеры, так и в камеры, рассчитанные на несколько человек. Кроме спального тюфяка, в них ничего не было, окна были заделаны решетками, дверь запиралась на замок снаружи, в двери было небольшое отверстие для наблюдения за заключенными и подачи пищи. Для каждого вида эпидемического заболевания были выделены отдельные камеры.
Проводились и опыты массового заражения. Происходило это на полигоне в районе станции Аньда — там испытывались способы боевого применения авиабомб, начиненных бактериями. Их сбрасывали на полигон, на котором находились заключенные китайцы или маньчжуры, привязанные к столбам. Снаряды разрывались примерно в 100 м над землей. После опытов оставшихся в живых возвращали в отряд или водворяли обратно в тюрьму.
Некоторые детали об испытаниях бомб раскрываются в протоколе допроса военнопленного сотрудника 162-го филиала 731-го отряда Сиракавы Тосиюки, который проводился 9 июня 1950 года в Хабаровске. Он сообщал тогда, что по прибытии в отряд после специальных бактериологических курсов его направили на работу на испытательное поле, где тестировалось действие фарфоровых авиационных бомб, начиненных блохами — бациллоносителями чумы. В его рабочие обязанности входило подсчитывать, сколько блох попало после взрыва бомбы на специально расставленные ящики. "На полигоне станции Аньда я не был, однако слышал, что там проводились опыты над живыми людьми из числа китайской и русской национальностей по испытанию действий бактериологических бомб", — говорил Тосиюки.
Поручик санитарной службы японской армии Урабэ Курадзи, которого допрашивали в Хабаровске в ноябре 1949 года в качестве свидетеля, рассказывал, что такие опыты проводились два-три раза в месяц. И за период его службы в 731-м отряде эксперимент провели над 200 китайцами.
Живыми из тюрем 731-го отряда не выходили. Киоси сообщал в ходе допросов, что если заключенные выздоравливали, несмотря на заражение смертоносными бактериями, то их подвергали повторным опытам. Людей вылечивали, достойно кормили и после того, как они набирались сил, заражали другим видом бактерий, пока не наступала смерть. Трупы сжигались в крематории.
Опыты проводились на протяжении нескольких лет. Отряд одно время находился в Харбине, а примерно в 1940 году был переведен в район станции Пинфан (ныне район Харбина). За следующие пять лет из-за заражения погибло не менее 3 тыс. человек, приводил данные допрашиваемый. По другим данным — даже больше 10 тыс.
Страх японцев за своих
Исследовательская работа в области бактериологии, подкрепленная и подтвержденная многочисленными опытами, имела практическое применение в войне Японии с Китаем. По показаниям Киоси, специальные экспедиции отряда 731 в 1940–1942 годах применяли биооружие против китайских войск. "При практическом применении в Центральном Китае патогенных возбудителей <…> были достигнуты наиболее полные результаты по распространению бактерий чумы. Что же касается бактерий холеры и тифа, то результаты не были вполне удовлетворительными и поэтому не могли применяться с практическим успехом. Однако нет сомнений, что по достижении положительных результатов в их применении в будущем они должны были превратиться в оружие японской армии", — говорил на допросе Киоси.
До этого, в 1939 году, бактериологическое оружие применили при боях на реке Халхин-Гол между советско-монгольскими войсками и войсками Японии. Вот что рассказывал об этом лаборант Сигео: "В начале августа 1939 года в связи с тем, что на фронте в районе реки Халхин-Гол японская армия терпела неудачи в боях против Красной армии и армии Монгольской Народной Республики, для усиления производственного отделения 731-го отряда прибыло пополнение до 100 человек, чтобы увеличить и ускорить изготовление бактерий дизентерии и брюшного тифа".
Конфликт закончился победой Советского Союза и Монголии в середине сентября 1939 года. По ранее опубликованным ФСБ данным, первый случай применения биооружия был отмечен именно при событиях у Халхин-Гола. В частности, было произведено три опыта по заражению местности брюшнотифозными бактериями. При отступлении японцы выбирали территорию, где предполагалось сосредоточение частей Красной армии, и заражали ее. Распространялись бактерии через воды рек Харуха и Хорустен.
При этом японцы опасались распространения болезней и среди своих. Сигео на допросе показывал, что с середины сентября 1939 года 731-й отряд занимался исследованиями здоровья японских солдат, принимавших участие в боях у Халхин-Гола. "Проверка проводилась главным образом на наличие у них именно тех бактерий, которые изготовлялись <…> специально для применения против советских и монгольских войск в районе реки Халхин-Гол. <…> Японские солдаты через питьевые источники могли заразиться нашими бактериями", — говорил он. Сигео уточнял, что у "большого количества" солдат брались анализы, чтобы предупредить распространение болезней среди японской армии.
Яды под видом прививок
Кроме того, сотрудники 731-го отряда испытывали яды и снотворные средства на заключенных. Такие факты перечисляются в рассекреченных собственноручных показаниях и в протоколе допроса плененного сотрудника Харбинской японской военной миссии, капитана-фармацевта Кавады Норио от 11 февраля 1949 года. Норио получал ампулы с прозрачной жидкостью и выезжал вместе с другими сотрудниками в тюрьмы Харбина, Сахаляна (ныне — Хэйхэ), других мест. Заключенным из числа русских, корейцев и китайцев объясняли, что им необходимо привить противоэпидемическую сыворотку. Когда вводили препарат, в течение 3–4 минут у людей фиксировалась остановка дыхания, а спустя 5–10 минут они умирали. Все наблюдения о действии ядовитых уколов фиксировались. Норио описал такой опыт от сентября 1943 года, когда яд поочередно вкололи трем содержащимся в одиночных камерах русским мужчинам 36–40 лет, уменьшая дозу от одного кубика до 0,8 г. После чего был сделан вывод о силе действия яда: его эффективность не снижалась в зависимости от объема. Яды также проверялись на заключенных после длительного хранения на складах. Опыты показывали, что их действие не ослабевало.
В собственноручных показаниях и в протоколе допроса Норио описывается также опыт над арестованной русской женщиной. Ей было около 50 лет. Норио описал ее полнотелой, среднего роста, с круглым лицом. За день до этого ей пытались дать снотворных порошков для проверки их действия, как и другим заключенным мужчинам, но в отличие от них она отказалась принять препарат. Порошки эти выдавались добавленными в суп либо под видом "лекарства от желудочной боли". "Такой же укол я сделал русской арестованной женщине, которая не хотела пить снотворный порошок. После сделанного мной укола она умерла через 5 минут. Укол русской арестованной женщине я делал насильно: ее держали сотрудники тюрьмы, так как она сопротивлялась и не давала этого сделать", — докладывал Норио. Всего за период его работы он умертвил семь человек.
Евгения Летта