В Уралдраме идет спектакль-диспут "Любой ценой" по пьесе Терренса Рэттигана

В чопорном Лондоне начала ХХ века громкий скандал: 14-летнего кадета Ронни выгнали из военно-морской школы за украденные пять шиллингов. Ронни утверждает, что это ложь, и его отец завел тяжбу с королевским Адмиралтейством, отстаивая доброе имя мальчика. Дело было раздуто газетами и вошло в историю. Пьеса Терренса Рэттигана "Мальчик Уинслоу", рассказавшая об инциденте, стала популярной, ее не раз экранизировали. Свердловский академический театр драмы ее поставил первым в России, на фестивале "Золотая маска" спектакль "Любой ценой" был признан лучшим в категории малых форм.

Пьеса переведена, перекомпонована и переосмыслена режиссером Алексеем Бадаевым, обратившим драму о сражении за правду и справедливость в диспут о том, целесообразен ли такой суд вообще. Отец отстоял доброе имя сына слишком дорогой ценой: пресса ославила парня, к нему прилипла репутация воришки, в морскую школу он уже не вернулся, а его реальный прототип бежал за границу и погиб на фронтах Первой мировой. Пострадала вся семья: из-за шумного скандала его сестру оставил жених, благополучное семейство, все бросив в топку тяжбы, впало в финансовый кризис, глубоко уязвленный отец стал инвалидом и вскоре умер. В пьесе тема цены такой победы лишь затронута, в спектакле она стала главной. Перед нами уникальный случай в театральной практике: пока в пьесе идет суд над мальчиком, спектакль ведет свой суд - уже над пьесой. Драматург взывает к правосудию любой ценой - театр сомневается в рентабельности тяжбы: не лучше ли было бы ценой компромисса - с истиной, с совестью, с чувством достоинства - спасти семью от испытаний?

Поэтому ближе к финалу, остановив действие, к публике выходит режиссер, он же автор спектакля-диспута, и предлагает проголосовать: кто за компромисс, а кто - за эту британскую принципиальность? К чести публики, голоса делятся примерно пополам. Вот и я убежден, что чувство собственного достоинства бесценно, а жить в трясине компромисса с совестью - самое страшное, что может случиться.

Спектакль сделан очень крепко. Зал скомпонован на манер британской палаты общин: по бокам амфитеатры для зрителей, между ними, вплотную к публике, идет действие (художник Владимир Кравцев). На экране проходят английские титры, хроникальные кадры Лондона начала ХХ века, злополучные чеки, газетные полосы тех лет; в самые драматичные моменты затесавшийся меж актеров оператор дает на экран крупные планы героев. Все максимально погружает нас в обстановку времени и действия, делает соучастниками и судьями. Из актеров я бы выделил блистательную работу предельно органичной Евгении Бурмаки в роли сестры парнишки 30-летней Кэтрин, в рамках замысла театра интересна трактовка отца семейства у Бориса Горнштейна. В трудной роли подростка Ронни убедителен вчерашний студент Театрального института Кирилл Лозовой. В сравнении с великолепным фильмом Дэвида Мэмета 1999 года театр предпочитает краски более броские, и некоторые персонажи - громогласная служанка, не в меру любопытная репортерша - выбиваются из общего стиля, придают действу тона жанрового гротеска.

Главная потеря в этом споре с английским драматургом: сокращены сцены прений в палате общин, о них мы узнаем из уст служанки. Но в пьесе эти сцены ключевые: здесь проявляются и человеческие качества, и мужское обаяние взявшегося за безнадежное, казалось, дело адвоката Мортона, который произведет сильное впечатление на Кэтрин, и все закончится многоточием. В Уралдраме у Константина Шавкунова адвокат много старше Кэтрин и гротескным рисунком роли полностью оправдывает ее первое впечатление: сушеная рыба. Так что для меня нанесенный ею страстный поцелуй в финале был совершеннейшей неожиданностью, в эту нежданно нахлынувшую любовь при таком кастинге трудно поверить.

Сопоставив исторические события с их художественным воплощением в пьесе и кардинально сместив акценты оригинала, екатеринбургский спектакль предпринял необычный эксперимент - схлестнул свою моральную позицию с установками автора пьесы, сделал потребность героев сражаться за сохранение собственного достоинства предметом дискуссии. О правомерности столь радикального вторжения в ткань пьесы тоже можно спорить, но я сейчас не об этом. Важнее, что театр нащупал реально существующую разницу двух мировоззрений - источник многих разногласий и конфликтов в определении базовых моральных ценностей. Две ментальности: согласно одной, борьба за свое доброе имя непреложна всегда, согласно другой, еще нужно взвесить возможные последствия. Театр сделал спектакль остро полемичный, оставляющий долгий резонанс в душе и многое заставляющий осмыслить заново. Возможно, его публицистический запал и стал главным аргументом для жюри "Золотой маски".

На самом деле единого мнения тут быть не может: есть люди, способные легко кривить душой, отодвигая в сторону истину и не испытывая особых терзаний, для других такое невозможно. Это разные ментальные миры, и компромисс - не с совестью, а с иной позицией - здесь единственно возможное мирное, то есть разумное решение. И тогда столь яростная полемика лопнет как мыльный пузырь.