Сельский иконописец пишет уникальные работы на бересте

Старинное село Сколково, основанное два с половиной века тому назад, тезка московского поселения с громкой и во многом скандальной историей, - скромно. Расположено в километрах пятидесяти от Самары. На карте оно есть, а вот в реальности на трассе указатель отсутствует. Но если вы по дороге на Богдановку свернете в сторону Чубовки, то мимо не проедете - на крутом склоне холма огромными белыми буквами написано СКОЛКОВО. Как в Лос-Анджелесе. Там также на склоне холма такими же огромными буквами, но на английском естественно, начертано HOLLYWOOD.

Место мастера

Людей в самарском Сколково негусто - немногим более двух тысяч человек. Известно оно тем, что в 80-х годах девятнадцатого века в нем жил писатель-демократ Глеб Успенский. Жил недолго, но память о нем осталась в виде таблички на единственном старинном деревянном здании, указывающей о его пребывании в селе. Сейчас здесь церквушка небольшая и мастерская художника-иконописца и реставратора Константина Боровкова.

...Константин Александрович, низко склонившись, колдовал над небольшой иконой Казанской Богоматери.

- Старушка принесла, - отложив в сторону работу, сказал Боровков, - попросила обновить, посерел от времени образ. Скоро сделаю. На очереди еще 3 иконы, иеромонах принес. Без работы не сижу.

Мастерская, состоящая из двух комнат, полностью заполнена священными писаниями - они висят на стенах, стоят, прислонившись к ним, на столах, на полу... И огромные, храмовые, и небольшие - домашние.

Поймав мой взгляд, Константин Александрович продолжил:

- Какие-то из этих икон уже готовы, какие-то ждут своей очереди, а некоторые - мое личное достояние.

- А новые написанные вами иконы где?

- Я уже года два как не пишу их! Хотя раньше много икон создал. Только одних иконостасов, а это не меньше 20 икон в каждом, четыре. В одиночку. Мои иконы во многих монастырях нашей страны, за рубежом, - Константин Александрович раскрывает небольшого формата альбом-каталог со своими работами, - и у патриарха они есть.

- Почему же при таком успехе отказались вдруг писать иконы?

- Трудно сказать. Реставрационных работ неисчерпаемый край. Да и работы для души много времени отнимают.

- Хобби?

- Можно и так сказать. Хотя, конечно, формулировка заметно тоньше: все же ближе к душе, духовности.

Рассказывая это, Константин Александрович подводит меня к стене:

- Вот смотрите.

Я ахнул. На широком куске бересты, самой настоящей, с березы, - лик Иисуса Христа. Ясный, доверительный, как живой. И естественный фон березовой коры - с полосками, раковинками, а порой и дырами - органично сливался с написанным портретом. Будто бы все это природа создала, каким-то чудом угадав, какой истинный лик у Христа.

- Да вот же, смотрите, это же самая настоящая икона!

Образ в образе

- Поначалу я тоже так думал, а потом понял: нет, не икона! Я это называю "образ (а икона по-другому - образ) - в образе"! Сложно? Но так оно и есть! В 1997-м на выставке в Самаре мои работы на бересте назвали декоративно-прикладным искусством. Я с этим в корне не согласен. А что же это тогда? Стал думать, размышлять. Вот и пришел к такому определению - образ в образе. Классическая, как говорится, каноническая икона сродни человеку. В иконах - образ человеческий. Из чего человек состоит, из чего - икона? Основа иконы - дерево, словно кости человеческие. Затем мышцы, мясо. Многослойная грунтовка на дереве - это те самые человеческие мышцы, мясо. А кожа - рисунок святых. В бересте это отсутствует. И еще, наверное, главное - все образы святых пишутся, как сейчас говорят, в одном формате: строго одинаковое расположение, одинаковые цвета... Лишь какие-то цветовые оттенки могут быть иными. Я же при написании ликов могу отойти от канонических образов, если структура и рисунок березовой коры, моя фантазия продиктуют мне иное. Потому работы на бересте на религиозную тему я не могу называть иконами. Уж простите, - рассказывает мастер.

Интересные суждения. Хотя немало образов написано на металлических листах, на картоне и других материалах. И все они иконы. Жесткая требовательность иконописца и реставратора Боровкова к классическим работам вызывает уважение.

А вообще точность - это не только вежливость королей, но и технических работников. В 1981 году, после окончания художественного училища, обладатель красного диплома Константин Боровков поступил на завод "Металлист" токарем. Точил точнейшие детали, у которых отклонение на микроны считалось браком. Привык к точности. Тринадцать лет отпахал. А потом все рухнуло - горбачевская перестройка, ельцинское не поймешь что... Преждевременная смерть жены, с которой прожил двадцать лет, гибель сына в автомобильной аварии... Все это колючим клубком легло на душу и заставило уехать к дочери, купившей дом в деревне, в Сколково. И здесь отставной высококвалифицированный токарь, выпускник художественного училища, нашел себя в иконописном деле. И вот уже три десятка лет - в мире святых.

- Работа на бересте - это доступно (увидел полено - и сдирай) и оригинально, по моим сведениям, на ней никто больше не работает, и очень комфортно с точки зрения создания образа. У березовой коры такой цвет, такое содержание ее естественного рисунка, что в совокупности с фантазией легко создается картина. У березы, как и у ее коры, я считаю, есть душа, - в этом уверен Константин Боровков, иконописец и реставратор.

У иконы есть судьба

- Мне много икон приносят на реставрацию. И у каждой своя судьба, своя история, порой трагическая, - продолжает Боровков, листая другой альбом с фотографиями своих реставрационных работ. - Вот смотрите, икона из Башкирии. Прислали мне только серединную ее часть - часть лика Серафима Саровского. Откуда она взялась? В те стародавние времена у одной старушки на постое были красноармейцы. Дров не оказалось, и они топили печь иконами из храма. Рубили топором - и в печку. Выпросила у них одну часть. И хранила многие годы, потом дети ее хранили, внуки - и вот мне принесли. Я создал полноценную икону, используя вот этот самый кусок.

- А вот эта икона, - Константин Александрович перелистывает страницу, - из одного из сел Богатовского района, уже Самарской области. В Гражданскую войну на площади у храма сжигали иконы, бросали в костровище одну за другой. Люди ахают-охают. Одна женщина выхватила эту огромную икону метр двадцать на восемьдесят, засунула ее под рубаху - как она это сделала, непонятно - и заковыляла домой. Дверь на запор, и стали думать, как эту святую вещь сохранить. Целлофана тогда не было, а бумага - плохая защита от времени. Растопили кучу свечей и щедро залили икону воском. И в колодец. Притопили. Дед, когда умирал, рассказал своим детям-внукам. Достали. Принесли на реставрацию.

Таких историй много. Судьба каждой иконы - страница истории нашей страны.

У входа в мастерскую я увидел большой грубо обструганный щит. Метра полтора на метр, наверное.

- А это что? - поинтересовался.

- Это была деревянная дверь, - поясняет Боровков, - прошелся фуганком. Получился щит. А что будет, пока не знаю. Какая-нибудь инсталляция. Подберу кору подходящего размера и фактуры и создам "образ в образе".

Константин Александрович Боровков, сельский иконописец и реставратор, постоянно в творческом поиске: так надо много чего успеть, так надо много чего сделать!

Подготовил Владимир Бабенков