По данным ведущего агрегатора по доставке еды, 40 процентов его курьеров имеют высшее образование, схожую статистику предоставляют маркетплейсы. Согласно опросам, многие молодые гуманитарии, естественники и даже «технари» не спешат устраиваться на работу по специальности. Высшее образование сегодня — «застрявший социальный лифт», считают эксперты по рынку труда, а потенциальная надежда науки, гуманитарных знаний, технологий работает «абы где».
Виктор Цой в 1983 году пел: «Я хочу быть кочегаром, кочегаром, кочегаром. Работать сутки через трое, через трое, через трое!»
Тогда у этого выбора был резон — не так давно отменили статью за тунеядство, последние всхлипы издавала цензура, а «поколение дворников и сторожей» как раз выходило на авансцену. К тому времени в полку творческих изгнанников числились плеяды русских мыслителей и литераторов — от Платонова и Солженицына до Саши Соколова. Ну а сейчас-то что?
О возможностях для молодых говорят повсюду — гранты, конкурсы, творческие лаборатории, крупный бизнес то и дело рапортует о новых программах стажировок, но, судя по статистике, ими не спешат воспользоваться: по данным на май этого года, в России более половины выпускников вузов не работают по специальности, а еще 30 процентов вообще трудятся даже не по профилю. При этом в стране сохраняется культ высшего образования, которое часто не пригождается на рынке труда. Как рассказал HR-специалист, эксперт в области управления организациями Максим Недякин, многие идут в вуз просто за корочкой, учебному заведению приятно, когда ему платят. В итоге человек выходит на рынок труда и становится никому не нужным.
Неудивительно, что среди молодежи наметилась новая тенденция — не стремиться ни к карьере, ни к профильному трудоустройству. Причем касается это выпускников самых престижных вузов, которых готовили в науку, гуманитарные области, высокие технологии... На первый взгляд, все просто — зачем сидеть в офисе (редакции, научном институте, музее) за 50–70 тысяч, когда курьер известного сервиса доставки зарабатывает порядка 130 тысяч? Но дело, похоже, не в зарплатах, вернее, не только...
Философия «новых кочегаров» находит отражение в современной прозе «новых тридцатилетних». Например, героиня романа литературного критика Марии Лебедевой «Там темно» филолог Кира «работает с людьми» в хостеле, в ее обязанности входит говорить: «Добро пожаловать к нам, распишитесь здесь и здесь и где галочка, и вот возьмите белье». Интеллектуалка, книгочейка и даже немного снобка Кира испытывает к хостелу что-то вроде энтомологического интереса — примерно как Набоков к бабочкам. «В город, где никто не хочет задерживаться, «гостей» нагнала не потребность в жилье, а нечто другое огромное, полое, выслеживающее по пятам, вынуждающее срастаться как норные мыши хвостами в крысиного короля», — размышляет она. Беседы с несоответствующими ее образовательному уровню коллегами, кажется, вообще «пир духа»: Кира подмечает, что их любимый жанр — разговоры за столом о еде, о рассыпчатой картошечке, о борще в состоянии твердом, жидком и парообразном, о рассыпанной по столу соли — брось щепоть скорей за плечо...
— Работать в хостеле, доставке, маркетплейсе больше не стыдно! Мы свободны от этих нафталиновых комплексов, — поясняет выпускница аспирантуры философского факультета, победительница Всероссийской олимпиады по МХК, «стобалльница» Елена. — Это нормальная работа, которая не требует от тебя ничего, кроме твоего присутствия. Если тебя устраивает график и расположение, остается время на самое главное — чтение, просмотр хорошего кино, написание статей (Елена ведет паблик в соцсетях на темы антропософии и фольклористики, которые в вузе посчитали не мейнстримными).
— Мне нравится свобода, — продолжает собеседница. — Поиск доходного места, карьера и прочий пафос — это изобретенные ценности. Образование все получают для себя — это всего лишь возможность разбираться в интересующей тебя области знаний. Как известно, «если хочешь потерять интерес, начни заниматься этим профессионально». Настоящая увлеченность, особенно в творческих и гуманитарных специальностях, не переносит навязанных схем, порядков, форм контроля. Что касается эмоциональной обстановки и круга общения, то на «простых работах» он даже лучше, там полно таких же студентов, аспирантов, выпускников. Кроме того, если на меня наорет начальница пункта выдачи, я просто развернусь и уйду в другой. Получив работу в какой-нибудь заветной профильной институции, придется все терпеть, — размышляет она.
Выпускник биофака Сергей работал грузчиком, сидел на молочной кухне, раскрашивал гипсовые тарелки, мыл окна в банке, пока не нашел себя в «промальпе» — «друган позвал меня в «промальп» (промышленный альпинизм), где за четыре часа я получил то, что за месяц в школе и на кафедре не зарабатывал. По специальности целых два года — учительствовал в школе и ассистировал на кафедре — «мыл пробирки раствором перманганата калия в серной кислоте, чтобы смыть вообще весь биоматериал, там не должно было оставаться следов ДНК». Помогал научному руководителю, с которым, можно сказать, не сошлись характерами.
— Ученые все немного странные, но это был трэш. Она решила применить метод, которым сопоставляют родство между породами коров, к людям. Сначала у меня не было вопросов, но я прочитал Гумилева и задумался: а что такое этнос, неужели его объединяют генетические маркеры?.. Наука — это большая и неповоротливая машина, институция, — заключает Сергей, — и никому там не нужны твои открытия. Это в лучшем случае подтверждения или коррекции концепции какого-нибудь видного ученого. Если человек думает, что наука — это святое, а сталкивается с бюрократией, он испытывает шок.
Психологи относятся к максимализму «новых кочегаров» с пониманием.
— Молодость — это прежде всего планы на будущее, а когда предлагают стать винтиком в системе, это вызывает гипертрофированную реакцию протеста, — считает психолог Илья Шабшин. — С возрастом мы учимся воспринимать все не так остро, приходим к пониманию, что иногда разумнее не спорить, на что-то просто не обратить внимания, но юношеский задор, свежесть восприятия, ощущение, что впереди еще много времени и ресурсов, берут свое. Стоит учитывать и то, что сегодня очень поменялась структура возрастного самовосприятия и представления о том, «что когда пора». Среди моих клиентов в последнее время очень много людей за 30, которые думают о том, как сменить профессию. Совсем не обязательно это было невостребованное образование. Есть, например, девушка-айтишник, которая мечтает стать режиссером. И это вовсе не инфантилизм, а большая степень свободы, — говорит Илья Шабшин.
По данным опроса центра дополнительного образования «СНТА», в котором приняли участие более трех тысяч молодых дипломированных специалистов, 40 процентов опрошенных работают в соответствии со своим дипломом, в то время как 45 процентов работают по специальности, которая вообще никакого отношения к полученной ими профессии не имеет, еще 15 процентов сообщили, что полученные знания в их работе востребованы только отчасти.
Психолог-психотерапевт, автор книги «Смелость быть счастливым. Как ценить себя и выстраивать свою жизнь так, как хочется именно вам» Алена Смоткина считает, что «высшее образование никуда не исчезло. Но как социальный лифт оно слегка застряло между этажами».
— Не у всех, но у многих, и молодежь это видит. И тут рождается не лень, а здоровый скепсис и осторожность. Потому что: старые сценарии больше не работают; душа просит смысла, а не просто строчки в резюме. Хочется не просто «куда-то устроиться», а «понять, кто я и зачем я здесь». И это не про лень, не про несостоятельность, а про поиск себя в изменившемся мире. По мнению Алены Смоткиной, логично, что 25–30-летние больше не хотят «жить на работе»:
— Помните, как раньше было модно «не спать, не есть, работать без выходных — зато крутая карьера»? Теперь это называется «невротическое избегание себя через трудоголизм с последующим выгоранием». Молодежь вдруг осознала важное: «никто не оценит ваши бессонные ночи в эксель». Переработки становятся нормой, а не достижением. Здоровье, отношения, радость жизни — утекают, а вместо них остается только зарплата и ДМС. Но самое главное — люди поняли, что не обязаны жертвовать собой ради компании, которая при необходимости просто заменит вас другим. У меня были клиенты, которые приходили уже на грани. Бессонница, разбитая личная жизнь, развод, напряжение после рабочей недели, которое снимается алкоголем, полное отсутствие вкуса к жизни.
И у всех, заключает собеседница, был одинаковый вопрос: «Я так стараюсь, но зачем?»
Само понятие «социальный успех» сегодня сильно обесценилось. Одно время, отмечают эксперты, мы слишком увлеклись представлениями о карьере из англоязычных книжек, где success перевели как «успех». У нас он от глагола «успеть» — запрыгнул в последний вагон, поймал щуку, договорился с Коньком-Горбунком, а на языке первоисточника он от слова «сукцессия». Этот термин из биологии означает смену одного биологического сообщества другим на определенной территории во времени. То есть сначала иван-чай растет, потом — березки, а потом — дубы...
Не менее расплывчатым является сегодня и понятие социума. Ведь в пушкинские времена было понятно, общество — это княгиня Марья Алексеевна и князь Мещерский. В советские тоже — это «физики и лирики», работающие в твоем или соседнем НИИ, но что такое профессиональная среда сейчас, когда все то и дело меняется, разваливается на мелкие сообщества, которые потом распадаются, уезжают и дробятся на еще более мелкие? Современный человек подразумевает под социальными достижениями что-то очень расплывчатое. А как только размывается понятие, которым человек пытается оперировать, оказывается, что ему непонятно, куда стремиться.
Алена Смоткина считает, что ситуация усугубляется тем, что в солидные места молодых часто не хотят брать из-за отсутствия стажа и опыта, а «в курьеры» так просто отрывают с руками.
— Если бы мне платили каждый раз, когда я слышу: «Вот учились пять лет, а теперь — никуда не берут!» — я бы уже купила себе отдельный диван для клиентов с кризисом смысла. Да, все так. Сейчас молодые люди учатся, получают диплом, на котором написано «специалист», а рынок им: «Спасибо, обойдемся, у вас нет стажа, а у нас зарплата — 32 тысячи, и хорошо, если с оформлением». А тут рядом — таксист на BMW с доходом под 300 тысяч. Курьер с графиком «2/2 — и хоть завтра на Мальдивы». Косметолог, который за губы берет как за модуль по психотерапии. И все это без диплома. И — главное — с деньгами.
Психологи уверяют: если вы тоже на этом перепутье — это не страшно. Это точка взросления, которая начинается с одного простого вопроса: «А чего я вообще хочу?»
Работа ведь не вся жизнь, а лишь часть. Важная, но не единственная. Если вам не понравились то или иное место, коллектив, сфера — это не каприз, это зрелый и трезвый взгляд. Это про заботу о себе, а не про слабость.
— Многие боятся не самой работы, а… людей. Потому что коллектив — это всегда неизвестность. Можно попасть в поддерживающую команду. А можно — в змеиный угол. Часто у клиентов возникают жалобы: «мне страшно говорить на совещаниях — меня перебивают и обесценивают», «начальник орет — я замираю и не могу ответить», «я не знаю, как себя вести, чтобы не быть крайним». Это не «проблемы с коммуникацией». Это тревожный фон и хронический стресс от небезопасной среды. Эксперты советуют не бояться понимать себя. Ведь иногда нужно поработать дворником, чтобы понять, чего ты хочешь на самом деле. А прежде чем повторно решиться пойти в «большое плавание», стоит снять розовые очки — коллектив и сообщество, к сожалению, не всегда состоят из друзей и единомышленников, и в «кочегарке» в этом смысле ничуть не проще...
По данным крупного сервиса по поиску работы, за минувший год зарплаты курьеров выросли на 41 процент. Их средняя зарплата в марте 2025 года оказалась на 19 процентов выше, чем у людей, имеющих высшее образование, и на 38 больше, чем у людей без него. В денежном выражении она составляет в среднем 130 тысяч рублей. Для сравнения, у людей с высшим образованием она не превышает 105 тысяч рублей. Опрос показал, что в 32 процентах случаев выпускники принимают решение сменить сферу деятельности из-за низкого уровня зарплаты по полученной специальности, в 27 — они не смогли трудоустроиться. Еще 22 процента поняли, что не хотят работать по профессии, а у 11 произошло профессиональное выгорание.
В США, Европе, Латинской Америке и Японии популярно движение NEET — от англ. Not in Education, Employment or Training, или «поколение ни-ни» (исп. ni estudia, ni trabaja). Так называют себя молодые люди, которые не работают и не учатся. По данным Института социологии РАН, поколение NEET составляет заметный сегмент обществ развитых стран — число последователей колеблется в районе 15 процентов, средний возраст — от 15 до 29 лет. Социологи считают, что это явление маркирует сжатие рынка наемного труда, усиление информационного влияния групп, живущих на социальные пособия, приват-ценности сибаритского образа жизни. Ведущий научный сотрудник отдела социальной структуры Института социологии РАН Анатолий Жвитиашвили прогнозирует, что российское общество неизбежно столкнется с проблемой в ближайшем будущем.
Сергей Алхутов, психолог:
— Все устоявшиеся сферы деятельности и их коллективы, будь то НИИ, госструктура, кафедра и даже симфонический оркестр, сидящий в оркестровой яме Большого театра, предполагают устоявшуюся иерархию. Она сформировалась даже в такой молодой сфере, как ИТ — там есть синьоры, мидлы, джуны. Так что старое доброе «тортик принести» актуально всегда, и вовремя поддакнуть начальству — тоже. К сожалению, в вузах почти не знакомят с атмосферой среды, в которой предстоит работать. Потому что, если бы знакомили, половина курса могла бы сбежать сразу. Ну а как еще — «я же гений, а они не ценят». Если вас заботит что-то подобное, поможет известная в нейролингвистическом подходе техника «рефрейминга»: уметь адаптироваться и «быть терпилой» — разные вещи. Тут важнее понять, насколько интересно то, чем вы занимаетесь. А что касается выбора «пойти в кочегары» — это ведь тоже победа, свобода от общества. Молодежь это видит. И тут рождается не лень, а здоровый скепсис и осторожность. Потому что: старые сценарии больше не работают; душа просит смысла, а не просто строчки в резюме; хочется не просто «куда-то устроиться», а «понять, кто я и зачем я здесь». Я часто работаю с такими запросами — потерянность, тревога, ощущение, что «я как будто не туда иду, и не знаю, куда вообще можно». Это абсолютно нормально. И это не про лень, не про несостоятельность, а про поиск себя в изменившемся мире. Иногда, чтобы найти себя, правда, нужно побыть в пункте выдачи. А иногда — в кофейне или курьерской сумке. Главное — чтобы было ощущение, что ты живешь, а не просто выживаешь. И если вы сейчас в этом поиске — не ругайте себя. Это не слабость. Это взросление. Просто другое, более осознанное.