Улыбнитесь, мой друг дорогой

Увы, я начала понимать его по-настоящему лишь после сорока, когда сознание смогло отказаться от забитых в него шаблонов, «отринуть» их, как сказал бы сам поэт, и прийти к пониманию его гениальности не через штампы «Пушкин — наше все» или «Евгений Онегин» — энциклопедия русской жизни», а через внимательное чтение строк.