Михаил Швыдкой - об "Игре в телевидение" Анатолия Малкина

Анатолий Малкин заинтриговал читателей только что вышедшими тремя томами прозы, из которых меня естественным образом сразу привлекло название первого - "Игра в телевидение". К тому же он оказался устроен самым необычным образом. Повесть "Жизнь, потраченная на жизнь" соединена с почти автобиографическим текстом, претендующим на документальную достоверность. И оба сочинения посвящены не только творческой судьбе автора мемуаров, но и тому поворотному периоду нашей истории, когда телевидение менялось вместе с жизнью. Или наоборот.

Когда заснув в одной стране, где было все понятно, мы проснулись в другой, где нужно было обживаться заново. Где, попав в поле неопределенности, каждому хотелось найти точку опоры, чтобы увидеть свет в конце туннеля. При том, чтобы этот свет не был светом движущегося на тебя поезда. Новая реальность врывалась на телевизионные экраны.

"Жизнь, потраченную на жизнь" можно было бы назвать литературной фантазией, рифмующейся с исповедальной прозой 60-х годов (это - комплимент!), если бы она не была своего рода художественным перифразом реальной судьбы и в ней не угадывались детали подлинной жизни Малкина. А "Игру в телевидение" причислить к мемуарам, если бы в них не было стилистических повторов, позаимствованных из художественной прозы.

Такое соединение кому-то может показаться почти литературным хулиганством. Но надо знать Анатолия Григорьевича. Он сознательно идет на риск, понимая, что не все можется и хочется высказать в автобиографическом тексте. Ну, хотя бы историю мужских увлечений и того, как они истончаются во времени. Он в этом смысле мог бы повторить фразу Ремарка: "Человеческая жизнь слишком длинна для одной любви".

Но то, что непозволительно в мемуарах, возможно в художественной прозе. И пусть каждый читатель додумывает свою версию. Выдуманный литературный текст и реальное документальное повествование - словно в зеркале отражают друг друга. Впрочем, не только отражают, но и добавляют объема в понимании того времени и его героев, которых пытается запечатлеть автор. Он и на телевидении часто предлагал решения, которые многим казались невозможными, балансирующими на некоей художественной грани, где очень трудно удержаться, не сорвавшись. Анатолию Григорьевичу это удавалось. Если не всегда, то почти всегда. При том количестве новых форматов, которые они сочинили вместе с Кирой Прошутинской, это не может не вызывать уважения. У кого-то это вызывало зависть. Причем далеко не белую.

Смею полагать, что помимо важных для А. Малкина человеческих страстей, один из главных, поглощающих его романов, который длится всю его жизнь, это роман с телевидением. В Ленинграде он учился у замечательных людей. Давид Карасик, Лев Цуцульковский и Александр Белинский, замечательные режиссеры и педагоги были отцами-основателями телевизионного театра на ленинградском телевидении. Они, наверное, и приоткрыли А. Малкину ту важную истину, которую он утверждает всю свою жизнь, - телевидение это не инструмент пропаганды и не машина для зарабатывания денег, это искусство, не уступающее никаким другим способам художественного постижения мира. Именно поэтому он начинает свою "Игру в телевидение" словами: "Вы знаете, бог телевидения все-таки существовал". Это высшее существо превращало телевидение в волшебный, неповторимый мир, которое творили люди, верящие в его животворную силу.

Перефразируя мысль Томаса Манна, настоящее телевидение - это место, превращающее толпу в народ. Именно это качество телевидения с особой силой проявило себя в последней трети 80-х годов. И в 1990-е, когда нужно было осмыслить страну и каждого живущего в ней в новом времени.

Понятно, что мы пересекались в этом новом телевизионном пространстве, где Малкин и Прошутинская были в высшей степени заметными фигурами. Попасть к ним в "Пресс-клуб" стремились самые влиятельные лица. Но сошлись мы в работе над милой программой "Антре", куда они пригласили А. Ширвиндта, а заодно и меня.

В непритязательном импровизированном диалоге мы с Александром Анатольевичем представляли знаменитые советские театральные спектакли. После записи двух-трех забавных телевизионных подводок мы переходили к главному, - к разговорам в скромном застолье, но под настоящую водку. Впрочем, для нас было тайной, что вокруг Четвертого канала разгораются нешуточные страсти. Он принадлежал только созданному Общественному российскому телевидению, обосновавшемуся на первой кнопке. Но на него предъявляло права ворвавшееся в медийное пространстве НТВ. Между Б. Березовским и В. Гусинским не было любви. И это, в конце концов, решило судьбу "Авторского телевидения", придуманного Малкиным и Прошутинской, в том числе и нашего с Ширвиндтом немудрящего "Антре". "Авторское телевидение", не получив собственного канала, осталось компанией-производителем, одной из самых мощных и творчески ярких на телевизионном рынке. Не стану пересказывать общеизвестные факты. Тем более что автор "Игры в телевидение" знает о закадровой жизни куда больше, чем автор этих строк. Именно поэтому, несмотря на имена-шифры, разгадываемые, впрочем, каждым, кто был погружен в телевизионную среду тех лет, он открывает некоторые пронзительные детали человеческих драм, которые разыгрывались в глубокой тайне от посторонних глаз. Но что бы ни происходило в судьбе Анатолия Малкина и его художественных творений (а он удивил всех не только прозой, но и поэзией), он по сей день сохранил верность телевидению, которое для него не игра вовсе, но сама жизнь, полная страстей и свершений.