"Волки и овцы" в духе Гая Ричи и лошадиный характер по Пушкину. Театральные эксперименты Акмолинского драмтеатра

Акмолинский областной русский драматический театр на этой неделе показал в Омске "Станционного смотрителя" и "Волков и овец". Создал постановки ранее не известный омской публике молодой режиссёр Тимур Кулов, с именем которого театральная Россия связывает большие надежды. Мы поговорили с Тимуром об особенностях работы над "классическими" спектаклями, о "турбулентности" театральной жизни и удовлетворении "хотелок" зрителя. - Тимур, вы уже не первый раз сотрудничаете с Акмолинским русским драматическим театром. Ранее вы поставили в казахстанском театре спектакль "Лютый" (16+), а теперь он гастролирует с вашими постановками "Станционный смотритель" (12+) и "Волки и овцы" (12+). Чем вас привлекает этот театр? Есть ли у него какая-то своя концепция работы, как вы считаете, свой портрет? - Если говорить про Акмолинский русский драматический театр, в первую очередь, нужно сказать про его лидера - директора театра, который определяет художественную политику, - Бейбита Салаватовича Бахтыгереева. Это ведущий театральный менеджер, у которого много чему можно поучиться. Кстати, название "Лютый" предложил именно он, с этого и началось наше знакомство. У театра есть своё лицо, своё художественное направление. Есть чёткое понимание, что это русский драмтеатр, который следует русской культуре, но находится в контексте казахской культуры. И такое тонкое сочетание культур и их взаимопроникновение друг в друга очень грамотно выстраивается. Мне очень нравится, как это всё там происходит. Это, наверное, самое яркое, что можно отметить в этом театре. И, конечно же, труппа. За годы работы Бейбит Салаватович собрал интересную труппу совершенно разных артистов. Если есть актёры, есть тема и есть спектакль - всё это даёт свои плоды. Я так работаю: если артиста нет, то это история гораздо сложнее. Слава богу, мы находим уже на протяжении трёх спектаклей общий язык с труппой, нам есть над чем ещё работать совместно. Да будет так дальше, так как это очень интересные идеи, которые хочется воплощать в реальность. - Есть мнение, что на вас возлагают большие надежды театральная Россия. Как вы думаете, какие именно надежды у неё на вас? Накладывает ли подобное определение вашего творчества какой-то отпечаток на вашу работу, стараетесь ли оправдать звание? - Не могу сказать, что я стараюсь оправдать ожидания, я просто стараюсь делать свою работу в театре, рассказывать те истории, которые мне интересны, и тем языком, который мне самому хотелось бы видеть со сцены. Я вообще люблю перед началом репетиции садиться в зал, смотреть на пустую сцену и думать о том, какой спектакль мне бы хотелось видеть самому. И с этого всё начинается. А оправдываю ли я ожидание? Не знаю - живём в моменте, рассказываем истории (улыбается). "Станционный смотритель" на сцене "Пятого театра" - Расскажите, чем вас так зацепил "Станционный смотритель" Пушкина? Согласны с тем, что Александра Сергеевича можно назвать театральным автором, потому что его тексты хорошо ложатся на сцену? - Будет забавным, если я отвечу, что Пушкин - наше всё, как и 101-й человек, отвечая на такой вопрос (смеётся). Конечно, Пушкин - это сверхтеатральный автор. Фаина Георгиевна Раневская, когда у неё спросили про любимого режиссёра, ответила, что это именно Александр Сергеевич Пушкин. Это о многом говорит, всё-таки Фаина Георгиевна понимала в театре (улыбается) . Безусловно, с Пушкиным хочется работать ещё и ещё. Это автор, который поднимает тебя, совершает с тобой некий апгрейд как личности и как художника, и благодаря этому ты сам растёшь. Это как, когда ребенок к чему-то всё время тянется, он вытягивается. Вот и Пушкин всё время тебя "вытягивает". Вообще, я ехал в Акмолинский театр ставить другую повесть - "Метель". Но, когда по приезде в Казахстан увидел на сцене двух артистов - Нургуль Джунусову и Владимира Овчинникова, понял, что хочу поставить другую повесть. Я довольно актёроцентричный режиссёр, как мне кажется. Понял, что это будет звучнее, по-настоящему, более искреннее. Поэтому выбор пал на "Станционного смотрителя". - В вашей версии "Станционного смотрителя" в роли рассказчиков выступают лошади. Почему решили сместить фокус таким необычным образом? - У каждой лошади есть свой характер, они все разные. Эти лошади рассказывают историю, перевоплощаются периодически в героев этой истории во время рассказа, потом снова становятся лошадьми. В каждом характере героев этой истории в нашем спектакле сохраняется лошадиный характер. На самом деле здесь всё очень просто: единственными друзьями станционного смотрителя, когда его покинула дочь, остались лошади. Вообще, лошади - большие друзья человека. Это очень сильный образ, который сопровождает человечество много-много веков. Именно они как никто знали историю и трагедию этой семьи, поэтому они её и рассказывают. - История Самсона Вырина известна ещё со школы. На уроках литературы обсуждается, как правило, две основные темы: "маленький человек" Вырин и детско-родительских отношения. В вашей интерпретации пушкинской повести выходят ли на первый план другие темы или вы в этом отношении следуете за Пушкиным? - Конечно же, в основном я следую за Пушкиным. Такой автор, как Пушкин, не может оставаться позади в спектакле. Но у меня есть очень яркая тема и, как мне кажется, она заложена и самим Пушкиным. Это то, что человек, вернувшийся с войны, живущий в армейском режиме, в нём он воспитывает дочь. В итоге-то Дуня бежит не к Минскому, а от Вырина. - Если в "Станционном смотрителе" появляются необычные рассказчики истории, то возникает закономерный вопрос: в "Волках и овцах" вы тоже отступаете от пьесы Островского в классическом её понимании? - В "Волках и овцах" я тоже особо не отступаю от Островского. Мне кажется, эта пьеса очень динамичная, она очень сегодняшняя. Этот материал мог бы воплотить в кино Гай Ричи. Абсолютно точно! Для меня это именно "ричевская" история про джентльменов. Про то, кто кого, кто волк, а кто овца в итоге. И, собственно, в этом ключе и в этой динамике я и решил сделать спектакль с Акмолинским русским драматическим театром. "Волки и овцы" на сцене "Пятого театра" - Нужно ли по-новому преподносить современному зрителю произведения таких авторов, как Островский? И всегда ли театр должен удивлять зрителя? - Может, я повторюсь, но я не знаю, как нужно преподносить Островского современному зрителю. Я просто знаю, какого Островского я лично хотел бы видеть на сцене, какой спектакль хотел бы я видеть как зритель. Вот "Волков и овец" я воплощал именно так, как я его вижу: в контексте того, в каком ритме этот текст сегодня, в какой динамике, в какой теме. Театр не то чтобы должен удивлять - я думаю, что в театре не должно быть скучно. Всё что угодно можно выдумывать в театре, но главное, чтобы это не был жанр "скучно". Но это, я так думаю, сейчас, в 2025 году, посмотрим, как дальше будет (улыбается). - Как вам кажется, в какую сторону сейчас движется российская театральная среда, на какого зрителя она ориентирована и какие темы её интересуют? - Мне кажется, что театр сейчас, на данном этапе, совсем не готов ко всему. Совсем не готов - он на перепутье, на таком балансире. Ему сложно освоить всё происходящее, всю сегодняшнюю турбулентность. Театр очень осторожен, он гораздо осторожнее общается со зрителем. Думаю, что он сейчас более повёрнут к человеческой теме, к человеку, в первую очередь, к чему-то более ламповому, к каким-то извечным темам. Если говорить о жанрах и об авторах, то мне кажется, сейчас всё очевидно. Это было уже понятно и некоторое время назад - возвращается советская драматургия. Она не была простая, но она поднимала сложные темы внутри каких-то простых коллизий. Возвращаются истории 60-х годов, возвращаются и пьесы начала двадцатых и тридцатых годов. На самом деле, сейчас такой период, я повторюсь, когда театр находится на балансире. Он ищет своё развитие внутри всего происходящее в стране и нащупывает пульс. - А на каком языке вы говорите со своим зрителем? О каких больных местах требует говорить сердце Тимура Кулова сейчас? - Я стараюсь говорить на понятном языке. Мне бы хотелось, чтобы зритель воспринимал истории на разных уровнях, и вычерпывал из них что-то своё. Поэтому зачастую я использую даже какие-то маскультные вещи. Я совершенно этого не стесняюсь и прямо об этом говорю. Мы существуем в неком едином информационном поле со зрителем, я никогда себя не отделяю от него. Мы все прохожие в этой жизни, все идём по одной большой улице. - По какому принципу вы отбираете материал, с которым планируете работать? - В первую очередь, история и, конечно, тема. На вопрос, почему мне эта история понравилась, появляется сразу какая-то тема. Потом ты уже вокруг темы чудным способом или ещё каким-то иными окольными путями рассказываешь эту историю. Бывает так, что это просто тема. Тема памяти, например, и ты строишь спектакль даже без драматургического материала. Я вообще люблю заниматься сочинительским театром, где зачастую нет никакого исходного литературного источника. Ты просто берешь то, о чём по-настоящему хочешь поговорить. Даже не поговорить, а поделиться со зрителем. Чтобы почувствовать с ним точки соприкосновения, потому что я вообще считаю, что театр - про сопричастность. Мы со зрителями должны одновременно над чем-то посмеяться и как-то соединиться в этот момент. Так ты понимаешь, что не одни, а друг с другом, да? И зритель приходит в театр, он понимает, что все его страхи можно разделить с кем-то. Вот эта и есть та самая волна. Театр вообще очень уникальная в этом плане вещь. Сейчас происходит интересный период, когда в нём изобретается какой-то новый (раньше это называли Эзопов язык) новый зоб языка - язык общения со зрителем. Потом посмотрим, что расскажут про этот период историки театра, очень интересно (улыбается) . - Тимур, как вам кажется, есть ли у театра предел возможностей в плане введения нового? Все ли "хотелки" зрителя он может удовлетворить? - Я вообще уверен, что у самого театра предела, конечно, никакого нет. Это совершенно постоянно что-то видоизменяющееся. Театр постоянно меняется. Театр, который был 20 лет назад, - это не тот театр, который был 10 лет назад, а театр сегодняшний - другой театр, который будет через 15 лет, - уже совсем иной. А то, что уже было сто лет назад, я вообще молчу. Те же пьесы останутся, безусловно, и классика та же будет, но будут совершенно новые формы, будет другая подача. Всё меняется. И, конечно, нет никакого предела в жанрах и выдумках. Кто-то очень замечательно сказал: "В театре было всё, кроме тебя. В театре ещё не было тебя, а значит, не было такого театра. И он впервые". - Задумывались ли вы когда-то поработать с омскими театрами? Слышали ранее про какие-то омские спектакли, на которые хотели бы сходить? - Безусловно, Омск - очень яркая звезда на театральной карте России. Я прекрасно знаю Драматический театр, "Пятый театр", Омский ТЮЗ. Мне кажется, у вас всё очень хорошо с театрами, не раз их видел на различных фестивалях и на гастролях в разных городах - от Абакана до Питера. Но в Омске я никогда ещё не был, честно говоря, не заводила сюда судьба. Но я не удивлюсь и даже где-то предполагаю, что будет возможность посотрудничать с омским театром. Это было бы замечательно. Я очень рад и - даже больше скажу - счастлив, что благодаря Акмолинскому театру и Бейбиту Салаватовичу Омск увидел несколько моих работ. Конечно, это не может не радовать, и, возможно, это будет толчком к дальнейшим встречам с омским зрителем. Фото: Елизавета Медведева, а также предоставлены героем публикации