"Свои люди" в Качаловском: злые дети и сердобольные родители

Как Михаил Галицкий помог Александру Славутскому

Казанский академический русский Большой драматический театр имени В.И. Качалова показал вторую премьеру по Островскому в этом сезоне. После комедии "Женитьба Бальзаминова" Ильи Славутского Александр Славутский показал спектакль "Свои люди" (16+) — по пьесе "Свои люди — сочтемся" о нравах московского купечества 1840-х годов. Пожалуй, это одна из лучших постановок Качаловского за многие годы.

Повторится ли успех "Банкрота"?

Островский написал пьесу в 1849 году, у нее много названий "Несостоятельный должник", "Банкрот", "Банкрут, или Свои люди — сочтемся", "За чем пойдешь, то и найдешь". После публикации ее запретили к представлению: "Все действующие лица: купец, его дочь, стряпчий, приказчики и сваха, — отъявленные мерзавцы". В первом собрании сочинений к главному герою по требованию цензуры в конце являлся квартальный — и справедливость торжествовала. Когда в 1861 году спектакль показали в Александринском и Малом театрах, в Москве Островского вынесли из театра на руках, без шубы.

Как водится, сюжет драматург взял из жизни. У Самсона Силыча Большова (Михаил Галицкий) две проблемы. У него есть дочка Липочка, Олимпиада (Кристина Андреева), которую надо выдать замуж. А еще он набрал долгов и желает объявить себя банкротом, чтобы расплатиться по 25, а то и 10 копеек с рубля долга. А все имущество переписать на Лазаря Елизарыча Подхалюзина (Иван Крушин). Однако воспитанный им с малых лет приказчик оказывается неблагодарным хитрецом. Занятно, что этот сюжетный поворот стал неожиданностью для некоторых зрителей (они явно ожидали, что все закончится хо-ро-шо).

Галицкий на 70-летнем юбилее вспоминал, что вступил в труппу Качаловского театра в 1992 году и поначалу ему не давали ролей, пока не появился главный режиссер Александр Славутский, благодаря которому Галицкий стал ведущим актером.

А "Свои люди — сочтемся" в Казани впервые были поставлены Славутским в 1996 году, спектакль шел более 10 лет. В 2005-м режиссер сделал "Банкрота" для Македонии, для Народного театра города Битола. В ответ его худрук Любчо Георгиевски ставил в Казани "Пороховую бочку" современного македонского драматурга Деяна Дуковски.

Музыка, танцы, походка от бедра

В постановке 2025 года есть все приметы спектаклей "по Славутскому". Он открывается пением романса (от начала до конца) "Спрятался месяц за тучку", который, конечно, станет лейтмотивом постановки. Исполняет его Олимпиада в стилизованном под нижнее белье роскошном наряде, а также слуга Тишка (Владимир Пироженко) в бейсболке набок. Это, кстати, самая большая режиссерская вольность, ведь по Островскому пьеса начинается с длинного монолога Липочки, после чего она начинает дурно вальсировать. А здесь, получается, ее мать Аграфена Кондратьевна (Надежда Ешкилева) попрекает Олимпиаду за дуэт с прислугой.

За выразительные, как всегда, костюмы "от-кутюр" отвечает не только постоянный дизайнер спектаклей Елена Четверткова, но и сам Александр Яковлевич. При этом не оставляет ощущение, что при всей модности нарядов цели авторы преследовали самые что ни на есть консервативные, словно стремясь воспроизвести в лучах софитов ощущения от Александринки XIX века.

Разумеется, актеры у Славутского несколько раз отплясывают, однако танцев в этот раз не так уж и много. Не могут они обойтись без активной жестикуляции, конвульсий и прочих необязательных действий. У Островского читаем, что Олимпиада "словно потолстела" — и это указание, что героине нужно продефилировать перед зрителем и показать все изгибы выразительной фигуры.

Декорации для спектакля делал Александр Патраков, скончавшийся в ноябре 2024 года (работа над спектаклем началась еще в прошлом сезоне). В музее театра можно увидеть и пышные платья Липочки, которые художник делал в 1996-м.

На этот раз вокруг условных ворот Патраков выстроил четыре металлические конструкции (по две на опору) с клетками для птиц, самоварами, иконой, шкафом с множеством отсеков.

При этом нельзя сказать, что актеры активно с декорациями взаимодействуют. Да, они то и дело вращают их по сцене, да и героям надо где-то посидеть или испить рюмочку горькой.

А мы им назло — вот как

Да, несмотря на модерновый облик, сам спектакль — это череда монологов, диалогов и массовых сцен на авансцене.

Здесь, к примеру, в подробностях обсуждается экономическая афера (невозможная в современных условиях): Большов много говорит со стряпчим Смысоем Псоичем Рисположенским (Марат Голубев), потом с приказчиком. Голубев в пальто с оторванным хлястиком поначалу вызывает сочувствие, но потом изрядно усердствует в своей роли вечного пьяницы.

После антракта металлическую суровость сменяет торжество белого цвета, и зрителя ждет томительная сцена, где Олимпиаду Самсоновну медленно украшают драгоценностями, а после герои Андреевой и Крушина ведут неспешный диалог.

В спектакле играет немало актеров, которые пришли в театр несколько лет назад. Роль Кристины Андреевой ясна с самого начала. Она — красивый приз с ворчливым характером, произносящий все реплики (независимо от собеседника) с вызовом. Иван Крушин, с бородкой и практически ленинским прищуром, с самого начала подсказывает зрителю, что хорошего от него ждать не стоит. И что он, конечно, сможет сладить с Липочкой, настолько схожи их интонации.

В этом плане занятен их диалог в конце первой части, когда дочь Большова говорит о претензиях к родителям, а Подхалюзин ей потворствует, словно речь идет о подростковом бунте. С этими масками они просуществуют до конца спектакля, хотя от таких героев и ждешь какого-то контраста.

Словом, к молодежи у зрителю сходу формируется отрицательное отношение. Другое дело — старшее поколение. Оно ведь тоже занимается не богоугодными делами — собирается обмануть товарищей-купцов. Да и сваха Устинья Наумовна (Светлана Романова) с ними идет на любые сделки.

Но Галицкий, абсолютно органичный в роли стареющего купца, заставляет проникнуться к Большову симпатией. Не то чтобы Славутский находит у Островского новые смыслы, но, кажется, тема битвы за власть, денежных отношений, проблемы отцов и детей ему очень даже понятны. Но вот герой Галицкого, возвращаясь на короткое время домой из долговой ямы, снимает с себя верхнюю одежду и оказывается в кожанке (на фоне Олимпиады, а она вся в белом!). Несмотря на то, что Большову с самого начала окружают открытые негодяи, что понятно и зрителю, он им хочет верить — и один этот парадокс оправдывает этот спектакль.