Игра навзрыд

Конечно, "Преступление…" можно ставить по-разному. Да и нужно по-разному – уже потому, что всего "внутреннего объема" великого романа в одном спектакле не охватить. Постановщик выбрал мелодраматическую линию – а через нее выход на "вечные вопросы" (опять же в моральной плоскости). Спектакль имеет подзаголовок "Следственный эксперимент". И в самом деле, мы попадаем в полицейский участок, видим полицейских с дубинкой, видим Раскольникова, бьющегося в истерике, будучи прикованным наручниками… И видим спокойнейшего, логичнейшего Порфирия Петровича (Дмитрий Высоцкий). Собственно, эмоциональный поединок между ними и составляет движущую силу спектакля. Истерика, исступление, эмоции на грани припадка – или четкое, логически выстроенное, аналитическое отношение к жизни? Конечно, нам симпатичнее Раскольников – но только поначалу. Потом, когда мы видим, что его порыв приводит к тому, что страдают посторонние люди (тот же несчастный маляр, который готов идти на каторгу за несовершенное убийство), мы начинаем к Порфирию Петровичу относиться куда лучше… Со сцены (особенно в первом действии) на нас буквально обрушивается эмоциональный ураган человеческих страданий – история несчастной семьи Мармеладовых, прежде всего. Иногда кажется, что по переполненному, наэлектризованному залу сейчас пройдет волна истерики. Едва ли не важнейшим из женских образов, как ни странно, в постановке становится сестра процентщицы, Лизавета (Алена Гончарова). Это она, являясь Раскольникову в бредовых видениях, олицетворяет собой укор, на который у героя нет ответа (в самом деле, если убийство процентщицы хоть как-то объяснить можно, то Лизавету-то за что?). Поэтому совершенно закономерно именно Лизавета изображает в яркой сцене ту самую несчастную лошадь, страдание которой, так запомнившееся маленькому Родиону, подвигло его на бунт… И несомненной удачей постановщика можно считать четкое обозначение вот этого тупика: герой восстал на защиту обиженных этим миром – и убил одного из них… Повторю: именно Василий Неверов в главной роли буквально ведет за собой спектакль, тащит его, оставаясь на максимально высокой эмоциональной волне. Можно только порадоваться такой силе молодого актера. Декорации максимально условны и функциональны (художник-постановщик Алексей Кондратьев). Просто пустые деревянные контуры в человеческий рост, ящики без верха и низа. Они превращаются то в тюремный бокс, то в каморку Раскольникова (в которой он может находиться, только скрючившись). А то и в телегу, в которую запрягают несчастную лошадь-Лизавету. Теперь о том, что, возможно, постановщику следует подтянуть после обкатки на премьерных спектаклях ("Преступление" показано публике всего-то 28 февраля). Это эмоциональный (и не только) дисбаланс между действиями. Во втором все куда мягче, ровнее, спокойнее (продолжает биться только Раскольников). Контраст великоват. Куда-то исчезает яркий образ полицейского участка – а вместе с ним неочевидным делается и подзаголовок про "следственный эксперимент". Линия Свидригайлова – Дуняши (Андрей Финягин и Анастасия Епифанова) так и остается побочной (между тем в романе она одна из важнейших; трагически противоречивый характер Свидригайлова – одно из несомненных открытий Достоевского, здесь же он всего лишь опереточный негодяй). Иногда кажется, что авторы инсценировки (сам Антон Яковлев, главный режиссер театра, и драматург Елена Исаева) старались обозначить ВСЕ темы и сюжеты книги. Как будто для того, чтобы не читавшие "Преступления" составили о нем точное представление (ну, например, нерадивые школьники). Вряд ли стоит заботиться об этом, стесняя собственную творческую свободу. Спектакль, что бывает не так уж и часто сегодня, вступает с текстом Достоевского в достойные, партнерские как будто отношения. Без передергивания и шаржирования классика, он делает его героев, его проблематику близкой и интересной для аудитории. И в этом смысле он тоже – удача театра.