Выставка Петрова-Водкина и его ученика позволяет сравнить их творческий почерк
На выставке "В созвездии Мастера" в музее ИЗО впервые в одном пространстве демонстрируются произведения выдающегося русского художника Кузьмы Петрова-Водкина и его ученика, помощника и последователя Павла Голубятникова. По словам музейщиков, соединение двух авторов дает возможность сравнить их творческий почерк и воочию увидеть результаты разработанной Петровым-Водкиным программы обучения будущих художников. Выставку готовили несколько лет, согласовывая планы Русского музея, Екатеринбургского и Нижнетагильского музеев изобразительных искусств и Пермской художественной галереи. На одной площадке удалось собрать около ста произведений живописи и графики - от таких знаменитых и известных каждому, как иконной красоты и выразительности "Мать", до никем почти не виденного ранее эскиза витража "Троица" для собора в Сумах.
Для меня эта выставка оказалась не только и не столько о картинах, сколько о людях - тех, кто их создавал, спасал, хранил, дарил. Важнейшая часть экспозиции, как обычно в нашем музее, - блестяще составленные аннотации. Вот портрет матери Петрова-Водкина Анны Пантелеевны, рядом текст из письма: "Родная моя мамочка, словно солнышком посветило на меня твое письмо. И всегда у меня есть уголок на земле, где светится милое, нежное сердце моей матери, которая делит со мной и мои печали, и мои радости".
Эта выставка не столько о картинах, сколько о людях- тех, кто их создавал, спасал, хранил, дарил музеям
Смотришь на "Портрет жены художника", и снова будто негромко звучит его голос: "Я нашел на Земле женщину. Теперь мы перенесем все, что пошлет нам жизнь, так как нас двое и нам нечего страшиться на Земле". Петровы-Водкины так и прожили, как он обещал в самом начале, и все преодолели. Тяжело заболев, художник не мог рисовать и начал писать научные работы, книги и даже пьесы. А Мария Федоровна, Мара, после смерти мужа передала картины, фотографии, письма и личные вещи музею на его родине в Хвалынске.
Павел Голубятников - один из самых талантливых, перспективных и преданных учеников Петрова-Водкина. Будучи уже мастером, он работал над новой формой изобразительного искусства - светоживописью. В качестве материала для нее предполагалось использовать отражатели из миллиметровых призм, в которых луч света, преломляясь, создает динамичную игру чистого цвета. Картина "Архангел Салафиил - молящий за людей" должна была стать прорывом. Но на дворе - конец 30-х, ленинградец Голубятников получает клеймо "формалиста" и "религиозного художника". А потом начинается война.
В мастерской на Васильевском острове среди своих картин, полных света и радости, Павел Голубятников умирает от голода в первую самую тяжелую блокадную зиму. Осколок бомбы навылет пробивает хранившиеся на стеллаже работы. Весной 1942-го жена и дочь художника смогли эвакуироваться, и бог знает, чего им стоило вывезти по Дороге жизни все картины и два чемодана не вещей - рисунков. Так произведения Голубятникова попали на Урал, в Нижний Тагил. Раненые, порванные, в рулонах, скрученных красочным слоем внутрь, они хранились в обычной кладовке более 30 лет.
Однако к спасению наследия Павла Константиновича подключились его ученики, хранители Нижнетагильского музея, реставраторы, просто неравнодушные люди. Процесс шел медленно, требовались немалые средства, да и жившие памятью об идеологической ситуации 30-х годов жена и дочь художника боялись негативной реакции на его работы. И вот в 1976 году в Нижнем Тагиле прошла первая после полувекового забвения выставка Павла Голубятникова. Возвращение стало сенсацией, как возвращение Петрова-Водкина, забытого до середины шестидесятых.
- У нас хранится 28 картин Павла Голубятникова и 40 листов графики, - рассказала директор Нижнетагильского музея ИЗО Марина Агеева. - В январе откроется выставка, на которой будет представлен эскиз к так и не созданной картине "Архангел Салафиил - молящий за людей".
Город, в котором Павел Голубятников никогда не был, спас и сохранил его творения. Выставка и об этом тоже, о том, что тепло души побеждает тьму забвения, а картины и рукописи не горят в сполохах истории.