10 ноября бессменному (больше 40 лет!) директору театра оперы и балета Рауфалю Мухаметзянову исполнилось 75. По этому случаю он заглянул на федеральное ТВ — стал героем ток-шоу «Линия жизни» на телеканале «Культура». Он рассказал, как в 31 год стал «главнокомандующим» театра, кого уволил в первую очередь и почему на него жаловались Шаймиеву. Располагайтесь поудобнее — текста будет много.Отец служил на флоте, дед работал в речпорту Я родился в Адмиралтейской слободе, мы жили в частном доме. Дед возглавлял артель возчиков в речном порту, мать была первой певицей ансамбля песни и танца. Отец познакомился с матерью в 1939-м, а потом его забрали во флот. Представляете, он ушел, война началась, и они с мамой десять лет [изредка] встречались, переписывались. Мать на гастролях. Если гастроли были во Владивостоке, отец — а он служил в Тихоокеанском флоте — пробирался, брал увольнительные. После флота отец стал партийным работником.Занимался баскетболом, но учитель сказал: «Какой из тебя баскетболист!» В музыкальную школу я немного опоздал, и меня сразу взяли во второй класс на отделение фортепьяно. Все давалось легко, не было проблем с учебой, все получалось. В четвертом-пятом классе меня записывали на радио. С седьмого класса начал посещать детскую спортивную школу по баскетболу. Классный руководитель говорит: «Ты зачем в это дело полез, у тебя и роста никакого нет, какой из тебя баскетболист!» Когда окончил музыкальную школу, мать — она была достаточно демократичной — не стала настаивать на продолжении учебы: «Вот как хочешь». И вот здесь-то начинаются самые интересные годы моей молодости. Это даже не вуз, я вам скажу, а школа. Потому что здесь проявляется такой интерес к жизни, потому что это такое разнообразие. Например, в Казани обосновался после Шанхая джаз-оркестр Лундстрема. И эти традиции пошли по Казани: в каждом районе было по два-три больших бэнда, даже в школе был большой оркестр. Я моментально оказался в нем. Здесь познакомился с очень хорошим моим дальнейшим другом Виталием Жемчуговым, он играл на альт-саксофоне. Начал через него узнавать, что есть такие пианисты, как Эрролл Гарнер, Каунт Бейси, Оскар Питерсон... Он все эти записи коллекционировал, и он, естественно, увлек меня просто этой конкретной музыкой. В один прекрасный момент ко мне подходит парень и говорит: «Слушай, я знаю, ты занимаешься джазом. Хочешь послушать настоящий джаз?» Говорю: «Хочу». И мы поехали на край географии, в другой конец города. Приехали. Стоит новая хрущевка. Поднялись на четвертый этаж, зашли в квартиру, и сидит за инструментом парень. Звали его Володя, фамилия была Нечипоренко. Ну, мы познакомились, все, и он мне начал играть. Вы знаете, я просто... даже выразить не могу! А после этого он берет и начинает мне играть «Революционный этюд» Шопена. Ну, тут вообще... Я ощутил такой интерес и такую мотивацию. Начал брать уроки и заниматься по пять-шесть часов в день.Учился в КХТИ и быстро понял: это не его Технические вузы — это очень модно было, в Казани это самые крутые вузы. Сдал все на пятерки и начал учиться. После двух лет учебы начинаю понимать: это не мое все-таки. Более того, я женился, и нужно уже было как-то определяться в конечном итоге. В химико-технологическом институте освобождается такая должность — директор студенческого клуба. Я соглашаюсь, перевожусь с дневного отделения на заочное и становлюсь директором студенческого клуба КХТИ. Это абсолютно другой вид деятельности, это организация студенческой самодеятельности всех жанров. После была работа в институте культуры и городском комитете комсомола.Первое большое назначение — директор ТЮЗа Директором ТЮЗа был Саша Кичигин — он ушел из жизни совсем молодым, в 36 лет. Министр культуры обратился в комсомол: «Нет ли у вас человека, как-то связанного с искусством?» И мне предлагают стать директором — конечно же, согласился. Я узнал театральные азы, что есть такие понятия, как постановочная часть, продажа билетов, бюджет театра, взаимоотношения с актерами. Два года проработал, и мне поступает предложение от министерства культуры: «Хочешь стать директором татарского театра оперы и балета?»В первые дни уволил из театра оперы шесть человек. Показал характер Назначение произошло 20 января 1981 года. Парадоксальная вещь: этот день совпал с днем рождения моей жены, с днем рождения нашего первого президента Минтимера Шариповича Шаймиева. И в этот день праздновали юбилей — 70 лет основоположнику татарской оперы, композитору Назибу Гаязовичу Жиганову, народному артисту Советского Союза. Перед этим было собрание коллектива, министр представил: «Этот парень имеет отношение к музыке». Но я что, 31 только исполнилось... Одна артистка балета, очень ушлая: «Скажите, а если у нас в балете кто-то заболеет, вы тоже можете нас заменить?» То есть вот сразу такую подколку дает. Ну, в общем-то, представление прошло замечательно. Но в дальнейшем, когда столкнулся с неорганизованной работой, пришлось проявить характер. Было республиканское мероприятие, нужно было выйти в ночь. Монтировщики сцены: «Платить будете?» То есть в таком немножко ультиматуме. Они отрабатывают ночь, шестерым плачу деньги и говорю: «А теперь идите в отдел кадров и пишите заявление об уходе». Такой вот случай произошел в первые дни. Только представьте себе: театр, 700 человек по штатному расписанию, полный штат артистического состава — 350 человек, все вакансии заполнены, полный штат художественного руководства. Приходишь порой, 50 человек в зрительном зале. Ты заходишь, они на тебя оборачиваются, тебе кажется, они знают, что ты директор. А на самом деле они просто обернулись, заходит очередной 51-й человек, образно говоря. А мне кажется, они на меня смотрят, мол, ну что же ты, не можешь, что ли, ничего в конце концов сделать. И у меня ощущение стыда. В 1982 году мы проводим первый Шаляпинский фестиваль — какой-то взрыв произошел! Исполнители были абсолютно другого класса: Артур Эйзен, Ведерников, молодая Казарновская, молодой Хворостовский, Ирина Константиновна Архипова, Образцова, Тамара Синявская, Мария Биешу, а потом Булат Менжелкиев. Конечно, для нас сразу поднялась планка. И вот это все в дальнейшем послужило уже какой-то основой для следующего этапа развития театра.«Ты учти, ты учти, ты учти»: не взял дирижера, который так говорил Чувство, которое идет через уши, это воздействие имеет генетическое происхождение. Для этого не нужно заканчивать консерваторию. Поймите, если работает музыка — всё, дальше всё встает на свои места. Поэтому мои первые кадровые шаги — это выбор дирижера. Мне предложили Фуата Мансурова. Встречаюсь с ним, прогуливаемся вокруг театра, и он мне говорит: «Ты должен учесть, что все-таки у меня свое расписание в Большом театре. Ты учти, что мне нужно два концерта еще сделать в филармонии. Ты учти, что я профессор Московской консерватории. Ты учти, что я езжу на гастроли». Ты учти, ты учти, ты учти... Я понимаю вот эту абсурдность, захожу к секретарю обкома партии и говорю, что у меня сомнения по Фуату Мансурову. И на меня как начали кричать: «Да ты представляешь, кто такой Мансуров?! Ты же мальчишка, только еще пришел совсем!» Но меня в итоге выслушали, и мне удалось выбрать другого дирижера.Артисты очень коварные. Могут уничтожить Прежде всего, основа творческого состава — это коллективы. То есть хор, оркестр, кордебалет. И на вершине этой пирамиды должны быть звезды, которые должны существовать на принципе художественной конкуренции. Они не могут быть постоянными. Если мы, например, ставим «Онегина», делаем кастинг, где можем отобрать любого певца из любого города и любой страны. Но только ты задумаешь это, труппа просто сметет тебя мгновенно, потому что ты посягнул на их пространство. Артистический состав очень коварный. Некоторых отправлял на пенсию, а тем, кто еще находился в труппе (кто уже не тянул уровень — e-Kazan), просто платил зарплату, но не давал выходить на сцену. Потому что знал, что от их выхода на сцену ущерб будет больше. Они поняли все это и написали Шаймиеву письмо. Президент меня вызвал, и я объяснил свое видение театра. Минтимер Шарипович не большой знаток оперы, но интуитивно, как руководитель, он мне поверил. И я все-таки смог осуществить реформу в театре.Выбить деньги на ремонт — тоже искусство У меня есть очень хороший друг, меломан, он бывший директор казанского вертолетного завода. Как-то сидели разговаривали, это было 25-30 лет назад: — Денег что-то не дают на ремонт. — А кому не дают? — Мне. — Ну и подумай, тебе же конкретно не дают. То есть это задача каждого руководителя: ты должен дойти, достучаться и решить проблему. Мне было достаточно один раз встретиться с Шаймиевым, я показал ему водопроводную трубу, которая была вся забита. Реконструкция — это не только косметика. Когда Рустам Минниханов был еще премьер-министром, я зашел к нему и говорю: «Рустам Нургалиевич, ну вот мы сделали Мерседес, а двигатель-то у нас там от Запорожца оказался». И мы все поменяли, а также увеличили общую площадь театра на 6 000 квадратных метров.Открыл правильную дверь — и познакомился с Нуриевым Узнаю: в 89-м году Нуриев едет в Санкт-Петербург. У меня информация, что он покидает «Гранд-Опера» и ищет контакты с нами. Я пришел в Мариинский театр, идет репетиция «Сильфиды». Все заполнено, не пробьешься. Что делать? Брожу, думаю. Открыл первую гримерную комнату — смотрю, стоит Нуриев. Говорит, вы кто такой? Я, говорю, директор Татарского театра, хочу предложить сотрудничество. Он: «Вот что, найдешь меня на сцене». А я говорю, что там не пробьешься. «Захочешь — пробьешься», — ответил он. Короче говоря, я пролез. В 1991-м послал приглашение, чтобы он прилетел в Москву, и мы все обговорили. Посольство не дало ему визу. И все, контакт нарушается, пропал. Вдруг мне поступает звонок из Австралии от Владимира Вайса: «Рауфаль, тебя ищет Рудик». Короче говоря, обратно выхожу на Рудика, и вот он в 92-м году уже приезжает. Два раза посещает Казань, работает на нашем фестивале классического балета, выступает в качестве дирижера. Дальше он меня просит, чтобы я с камерным оркестром создал гастроли за границей. Хорошо, начинаем договариваться. Более того, он посмотрел весь фестиваль. Мы договорились, что фестиваль будет носить имя Рудольфа Нуриева. Кто мог тогда предположить, что через полгода его не станет.Минниханов положил руку на плечо и сказал: «Вот ты и сделаешь» В 15-м году Рустам Минниханов собрал небольшую группу людей, нас человек пять было, и говорит: «Что-то татарская эстрада в таком примитивном виде дается, что стыдно даже». Я сказал, что уже поднимал эту тему год назад: «Нельзя, что ли, собрать такой оркестр, как у Жилина? Отобрать песни, создать аранжировки, свет, звук...» Он так слушал, слушал и говорит: «Вот ты и сделаешь». Положил руку на плечо и добавил: «Ничего-ничего, все получится. Сколько тебе времени для этого нужно?» Я сказал, полтора года. И вот руководитель хореографического училища Таня Шахнина предложила кандидатуру Вадима Эйленкрига. Я принял это предложение, и мы с Вадимом начали это дело. Он такой достаточно осторожный человек, говорит мне: «Слушай, Рауфаль, а кому мы должны понравиться?» Я говорю: «Вадик, прежде всего должно понравиться тебе и мне». По этому принципу мы создали шесть роскошных программ и уже в 2020 году представили в «Карнеги-холл» в Нью-Йорке.С женой больше 50 лет. Семья — главная ценность Мы с женой прожили вместе уже 53 года. У нас две дочери. Представляете, когда муж все время на гастролях, жена что должна делать? Вот она ходила на работу, на химический завод, на вредное производство, воспитывала двоих детей, причем она разумно развивала любовь к отцу. Покупала какую-нибудь игрушку и говорит: «Это папа тебе с гастролей привез». Понимаете? И ты всегда этот тыл ощущал, поэтому был свободен в профессии, потому что знал, что дома будет все в порядке. Не удалось уделять такого внимания детям, какое уделяю внукам. Потому что летели мы по жизни, как летят многие, строили карьеру... До сих пор помню: мороз, иду с озера с внуком, и он так прижался ко мне щекой... Это тепло ребенка, я вам скажу, это чувство просто невероятное.
