Театр детства моего. Александр Титель поставил в Ташкенте "Бал-маскарад"

Александр Титель, худрук оперной труппы Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, был приглашен в Ташкент поставить в театре своего детства - ГАБТе имени Алишера Навои - "Бал-маскарад" Верди. Премьера прошла с большим успехом. Обозреватель "РГ" попросил режиссера рассказать об этой новой встрече через десятилетия и о том, каким он видит современный оперный театр.

У вас прошла премьера в Ташкенте - "Бал-маскарад" в Большом театре имени Алишера Навои. Это ведь театр вашего детства…

Александр Титель: Если меня в этот театр привести с закрытыми глазами, я его узнаю по запаху: все детство там прошло! Первый театр в моей жизни. И первый спектакль - "Доктор Айболит". Меня по знакомству посадили в оркестре. Но кончилось это плохо: когда какие-то Бармалеи окружили спящего доктора, я завопил и убежал. У меня мама доктор, и человек в белом халате - это святое.

Это сколько же вам было лет?

Александр Титель: Лет пять. Но позже я стал завсегдатаем. У нас в музшколе-десятилетке при Консерватории был детский хор, он участвовал в спектаклях, и я с ребятами бегал по раскаленной площади Севильи в "Кармен", распевая тексты, дикость которых оценил много позднее. Но тогда мне все это ужасно нравилось. Меня стали занимать в детском мимансе: в "Русалке" свечку носил, участвовал в триумфальном возвращении египетского войска после победы над эфиопами. Я и друзей приохотил: можно и спектакли смотреть, и рубль заработать. Чтобы выйти в толпе эфиопов в "Аиде", нужно было мазаться морилкой, и мы, в отличие от хора, мазались с восторгом. Правда, однажды я набрался наглости и сказал режиссеру: "Вам не кажется, что такое жалкое эфиопское войско из восьмиклассников умаляет победу египтян?".

Там был очень строгий пожарник. Я все спектакли за кулисами торчал - меня прятали к суфлерскую будку или в ложу к осветителям, а он меня отовсюду извлекал. Однажды извлек и отвел в святая святых - в кабинет директора театра Мухтара Ашрафи. А он был наше все - не только директор театра, но и ректор консерватории, и композитор, автор опер "Дилором" и "Сердце поэта". И он очень уважал моего папу - скрипача. Папа выступал с концертами в Филармонии, преподавал в консерватории, записывался на радио. Но перед каждой поездкой театра в Москву Мухтар Ашрафович просил: "Борис Александрович, сядьте в оркестр" - отец не мог ему отказать. Так что, когда директор узнал, что я его сын, он меня не выгнал, а напоил чаем.

Фото: Предоставлено Государственным Академическим Большим театром имени Алишера Навои (Ташкент)

А когда вы с ним расстались, с этим театром?

Александр Титель: Уже большим мальчиком. Я пошел в физико-математическую школу. Это же было время физиков и лириков, меня это жутко увлекало. Потом окончил Политехнический, работал, появились другие интересы. Пока не пришло ощущение, что я, может, что-то перепутал - меня снова стал тянуть театр. А когда позади осталось счастливое время в Свердловском оперном, и я уже руководил оперной труппой в МАМТе, я в Ташкент приехал снова, тогда и возникла идея что-то там поставить. Предложили "Тамерлана" Генделя. А я, хоть и приучаю публику слушать барокко, не рискнул бы взять эту оперу в репертуар. Есть ли такие навыки у публики в Ташкенте, будет она это слушать? Пока все это обсуждали, сменился директор. Сейчас театром руководит Рамиз Усманов, очень яркий тенор, хорошо известный в России, в свое время выиграл "Большую оперу". Мы встретились на конкурсе "Нано-опера" в "Геликоне", и он предложил поставить у них "Бал-маскарад".

Работа шла долго - почему?

Александр Титель: Да, общем, не так уж долго - от представления макета и эскизов до премьеры прошло 11 месяцев. Параллельно там и балеты выходили. Театр давно не изготовлял столь масштабную сценографию, и это потребовало времени. И костюмы - тщательный подбор тканей, строгое соблюдение стиля (я позвал на постановку сценографа Виктора Шилькрота, художником по костюмам была Ольга Поликарпова). Понимаете, мне хотелось поставить спектакль в театре моего детства, в городе, который нежно люблю, которому многим обязан - ведь Ташкент, Узбекистан в войну приютили сотни тысяч эвакуированных со всего СССР. Да и сам театр - красавец, построен по проекту Щусева с использованием национальных традиций - резьба по ганчу, роспись на стенах.

Судя по костюмам, время действия перенесено из XVIII века в XX - с какой целью? В чем художественная логика?

Александр Титель: А вспомним историю этой оперы - там много трансформаций. Верди писал про убийство шведского короля Густава III, но эту тему тут же запретили. После многих вариантов действие переехало в Америку, герой стал губернатором Бостона. Вначале мы с художниками думали о времени Верди, об эпохе Гарибальди, но это потребовало бы неимоверных затрат денег и времени, очень высокой квалификации пошивочных цехов. А потом нас увлекло время Джона Кеннеди - 60-е годы прошлого века.

Но ведь итальянская опера ассоциируется с зрелищем костюмным, живописным - меня современные костюмы в Верди или Россини приводят в уныние. Все-таки сама музыка ставит действо на некие котурны.

Александр Титель: Еще в прошлом веке сложился канон оперной одежды. Художники ориентировались не столько на подлинную моду эпохи, сколько на оперу как отдельную страну, где даже любовь другая - оперная. Там надо ручки целовать, прижимать ладошки к сердцу. А воспроизвести подлинную эпоху - как это сделано, допустим, в фильме Висконти "Леопард", - там невозможно. Во многих театрах эта культура утеряна - нужны умелые швеи, дорогие ткани… А что до котурн, то их, мне представляется, создают не костюмы, а дистанция во времени между "сейчас" и "тогда". Время Кеннеди - уже История, и уже на котурнах. Вспомните: карибский кризис, убийства Джона и Роберта Кеннеди, снятие Хрущева.

Как это приняла публика? Ведь она в опере ждет зрелища.

Александр Титель: С восторгом. Билеты распроданы за два дня. И в театре люди постепенно поверили, что это возможно, и все очень старались. В труппе немало хороших молодых певцов, они с энтузиазмом приняли поставленные задачи, а это главное. Когда артисты хотят сделать нечто такое, чего еще не было, - с ними можно горы свернуть.

До строительства театра в Ташкенте была оперная культура?

Александр Титель: Не знаю. Были национальный и русский театры драмы, театр музыкальной комедии, консерватория. Потом сыграли огромную роль эвакуированные туда в войну художники, поэты, музыканты, Ленинградская консерватория. Появились прекрасные педагоги открылись хореографическое училище, школа-десятилетка при Консерватории, несколько музыкальных училищ… Сейчас Ташкент - трехмиллионный красавец-город с десятком театров и массой вузов.

Вы один из тех, кто принес в наш оперный театр активную режиссуру. Вам не кажется, что теперь режиссерская опера вступила в пору кризиса: люди устали от кунштюков, уводящих музыку на второй план? И хочется просто слушать, не отвлекаясь на режиссерские ребусы.

Александр Титель: Каждый процесс имеет своих апологетов, последователей в третьем, пятом, девятом поколении. И чем дальше - тем жиже. Но задачи режиссера все те же: добыть из совокупности музыки и слова жизнь человеческого духа. Достать невидимые миру слезы, пронзительный удар правды, почувствовать укол совести… Это моя задача. Дальше - средства. И вот если задача и средства меняются местами - возникает то, о чем вы говорите: искусственные, нарочитые предлагаемые обстоятельства, далекие от музыки персонажи и действие. Нережиссерской оперы в театре быть не может - ее все равно кто-то ставит. Речь о создании сценического действа, во всех компонентах продиктованного музыкой. Рожденного из этих нот, аккордов, пауз, тишины… Артисты в Ташкенте с такой радостью на это накинулись, стали заполнять лакуны своего незнания - ведь этому, к сожалению, не учат. Даже в России плохо учат, а там - тем более.

Как ваш театр - я имею в виду МАМТ - участвует в программе "Театр в кино"?

Александр Титель: Были встречи на канале "Культура", говорили о показе записей оперных спектаклей в кинотеатрах - как это делают в США и в Европе. В стране много мест, где нет театра, а любители оперы - есть. Результат - уже снят фильм "Геликона" "Пиковая дама", в январе должен появиться наш "Севильский цирюльник". Мне это начинание кажется очень перспективным. Но очень важно качество записи, особенно звука, в этом деле мы уступаем зарубежным съемкам - тому, что дают каналы Medici или OperaVision. В год пандемии, когда театры были закрыты, они повысили свою активность и просили у нас записи - мы им дали "Пиковую даму", "Войну и мир", "Медею", "Любовь к трем апельсинам". "Война и мир" и "Пиковая дама" набрали примерно по 30 тысяч просмотров - это как если бы мы дали в Европе по 30 спектаклей в тысячном зале.

Традиционный вопрос: чего ждать в предстоящих сезонах?

Александр Титель: Восстановиться после пандемии такому гигантскому организму, как оперный театр, непросто, и в прошлом сезоне у нас был один большой проект - "Норма" с Хиблой Герзмава, поставленная Адольфом Шапиро с Кристианом Кнаппом за пультом. Зато в этом сезоне - три премьеры: вышла "Царская невеста", в марте Евгений Писарев с Феликсом Коробовым выпустят "Не только любовь" Щедрина, а в июне мы с Тимуром Зангиевым - "Русалку" Даргомыжского. Так что это у нас сезон русской оперы.

А дальше?

Александр Титель: В 2026 году исполнится сто лет, как наш театр въехал в этот дом на Большой Дмитровке, 17. Тогда оперная студия Станиславского и Музыкальный театр Немировича-Данченко объединились в этом здании, играли поочередно через день. Этап важный, и сформирован план на три года. Огласить его не могу - предстоит обсуждение с коллегами. Реалистичность планов зависит от многих факторов. Например, все труднее заполучить на постановку зарубежных артистов, а иногда это необходимо - чтобы роль исполнял носитель именно этой культуры. Но возможно, в нашей следующей беседе я смогу рассказать об этих проектах подробнее.