Профессор УрФУ Бугров: Бетонные здания эпохи застоя нужно признать наследием
Типичные представители эпохи застоя - бетонные параллелепипеды - оказывается, относятся к особому архитектурному стилю - советскому модернизму, или совмоду. И заслуживают внимания, изучения и даже признания наследием, считает сотрудник Института истории и археологии УрО РАН, профессор УрФУ Константин Бугров, изучающий тему в рамках университетского гранта Российского научного фонда. Мы постарались вместе с ним пристальнее присмотреться к незатейливым строениям и увидеть в них красоту.
Константин Бугров: Почему колонны и завитки - красиво, а прямые бетонные линии - нет? Было время, когда готические соборы или архитектура барокко считались уродливыми, а классицизм совершенным. Эстетика не абсолютна, она производная от того, как мы смотрим на вещи. Возьмите конструктивизм: еще в 1990-е годы его считали некрасивым. Майя Никулина и Валентин Лукьянин, замечательные литераторы и знатоки Екатеринбурга, осторожно написали в путеводителе "Прогулки по Екатеринбургу": здания Дома связи, Дома печати - хорошие, но несколько казенного вида... Прошло время, и свердловский конструктивизм закрепился как бренд. Аналогичное, я полагаю, в ближайшие годы произойдет и с советским модернизмом.
Какие черты характерны для этого стиля?
Константин Бугров: Геометризм, склонность к обширным застекленным поверхностям. Часто он обогащен произведениями монументального искусства. Причем использовались новые формы, иногда абстрактные. Среди авторов, которые прославились, выполняя декор архитектурных объектов в стиле совмода, например, Эрнст Неизвестный. Кстати, первые в истории страны здания выше десяти этажей относятся к советскому модернизму.
Есть ощущение, что свердловский совмод мало чем отличается от новосибирского.
Константин Бугров: Верное наблюдение, но с поправкой - то же самое можно сказать о барокко или неоклассике. Да о любом архитектурном стиле! Обычно считают стандартным жильем хрущевку, но избы или городские деревянные усадьбы - та же типовая застройка. Человечество вообще не отличается разнообразием решений, дьявол кроется в деталях. В Свердловске стандартные панельные дома украшали елочками, а в Ижевске на стенах красуются все виды национальных орнаментов. Но вместе с тем есть здания, возведенные по уникальным проектам, на фасадах некоторых мы видим выдающиеся произведения искусства. Екатеринбуржцы - счастливые люди: прямо на улицах мы можем любоваться работами больших художников, например Германа Метелева (мозаика "Времена года", торец дома на Малышева, 76) или Бориса Тальберга (мозаика "Освобожденный человек" на фасаде спорткомплекса "Урал"). Как пишет искусствовед Евгений Алексеев, работа Тальберга перевернула представление уральских художников о том, как должно выглядеть монументальное искусство. Есть менее очевидные примеры, допустим, вычислительный центр Госбанка около Южного автовокзала. Мягкие скругленные формы, своего рода архитектура биологизма - остается догадываться, сколько сил стоило застройщикам запустить сложный проект. Его автор архитектор Анатолий Асташкин настолько гордился своей работой, что очертания центра вырезаны на его надгробной плите на Широкореченском кладбище. Совмод - архитектура, демонстрирующая, какие мы мощные и как устремлены в будущее. Образец - Дом Советов, самое высокое здание Свердловска.
В чем ценность объектов совмода?
Константин Бугров: Историки не архитекторы, эстетический анализ не наше занятие. Когда мы видим дворец, мы воспринимаем его не только как красивое сооружение. Для нас важно, что в нем жили монаршие особы. С советским модернизмом так же. Наиболее интересные представители стиля - культурные центры, научные институты, конструкторские бюро. Не просто забавные высотки из бетона, построенные по необычному проекту, а здания, в которых двигали научно-технический прогресс. Страна космоса, атома, ЭВМ, город академика Красовского. Монументальные корпуса, серый и зеленый цвета, стекло, за вычислительными машинами трудятся инженеры - утопия из книг Стругацких. Сегодня эта эстетическая парадигма ушла в прошлое. Нам не надо столько места, чтобы ставить ЭВМ, и нет громадин, наполненных инженерами. Все это историко-культурная ценность, исполнившая свою роль и отдалившаяся от нас, как эпоха Екатерины II или Ивана Грозного. Согласно эстетике 70-х годов офисы ИТ-компаний - инфантильное пространство, а с точки зрения современных компьютерщиков - здорово и удобно.
Стоит упомянуть о роли номерных предприятий в становлении города. Они возводили производственные комплексы и целые жилые районы как раз в тот период.
Константин Бугров: Да, но в отличие от Уралмаша или ВИЗа по понятным причинам такие предприятия не могли закрепиться в свердловской топонимике. Например, Пионерский - на самом деле поселок Уральского электромеханического завода (он сам заказал Тальбергу панно для СК "Урал"), Парковый микрорайон - городок оптико-механического, территория вдоль проспекта Космонавтов - завода имени Калинина. Они и сейчас работают, но славы того же Уралмаша так и не удостоились, а зря! В них было самое на тот момент совершенное, новаторское, они играли ключевую роль в развитии науки и техники. И своеобразный облик, который Екатеринбург приобрел в постсоветское время, в значительной мере связан с высокой концентрацией интеллигенции на этих предприятиях. История совмода неотделима от деятельности ученых и инженеров - Семихатова, Красовского, других выдающихся специалистов.
В 60-80-е годы Свердловск изменился. К счастью, сохранилась историческая застройка.
Константин Бугров: Когда мы говорим о советском модернизме, речь не только о параллелепипедах из бетона с мозаикой, но и о том, как они преображают городскую ткань в целом. Исторический сквер, панорамный склон с Вознесенской горки - тоже памятники совмода. Не было никакой необходимости сохранять на склоне горки обширную зеленую зону. Но вместо плотной застройки сформировали общественное пространство, появилась зрелищная панорама на набережную Рабочей Молодежи с видом на Уральские горы - будто природный амфитеатр. Территория вокруг городского пруда, каким мы его знаем, тоже организована не просто так: архитекторы владели искусством перестраивать берега, создавая видовые точки. В то же время стояла задача возводить крупные общественные объекты типа цирка. Сейчас, с появлением мультимедийного парка "Россия - моя история" и новой арены, обустройство участка достигло логического завершения. А раньше он представлял из себя скопление обычных деревянных домов. Их снесли и поставили цирк так, чтобы он красиво смотрелся в пойме реки. Существовала амбициозная программа создания скверов и заповедных уголков в районе улицы Чапаева; она, правда, не была реализована в полной мере. Ценный момент: в последнее десятилетие мы строим больше и, скорее всего, лучше, чем при социализме, но такого масштаба нет, рыночная экономика накладывает ограничения.
Искусство главного архитектора
Ключевая фигура того времени - Геннадий Белянкин, главный архитектор Свердловска.
Константин Бугров: Без сомнения! Искусство Белянкина - умение сохранять историческое наследие при амбициозной застройке столичного размаха. Мало где в Советском Союзе имелись материальные возможности для такой перепланировки. Это демонстрация высокой роли Свердловска в иерархии городов: не просто областной центр, а столица Урала... Конечно, в 1970-е годы много спорили, как перестраивать город, Белянкин попадал под огонь критики. Думаю, история все расставила по своим местам: вклад Геннадия Ивановича огромен. Кстати, его облик увековечен на фасаде спроектированного им Дворца молодежи. Лицо мыслителя на барельефе - портрет Белянкина, знак признательности молодых скульпторов-монументалистов.
Кстати
Руководство Уральского института управления РАНХиГС отказалось от планов обшить алюминиевыми панелями фасад академии. В вузе прислушались к мнению архитекторов и решили сохранить объект в стиле советского модернизма в том виде, каким он был задуман. Ранее в здании располагалась партшкола.
Мыслитель на барельефе Дворца молодежи - портрет Геннадия Белянкина. Фото: Татьяна Андреева/РГ