Первый социальный лифт – светлая память
Комсомол часто вспоминается и без поводов. Его суть легко передаётся словами «движуха» и «социальный лифт», неведомыми ни сто, ни даже тридцать лет назад.
В начале 1920-х лирический герой Есенина был далеко не единственным, кому хотелось, задрав штаны, бежать вслед подвижникам новой веры, агитаторам за светлое будущее. Клич «Комсомолец, на трактор!» в считаные годы перепахал деревню как минимум ментально. Из парней и девчат следующего призыва – «Комсомолец, на самолет!» – сформировалась авиационная элита страны.
Лозунг «Комсомолец, на фронт!» не потребовался. В 1941-м мальчишки, взращенные Ленинским коммунистическим, шли на призывные пункты, боясь не успеть на войну… Дети и внуки тех мальчишек, погибших часто безвестно, но всегда геройски, могли бы отстоять страну в 1991-м, да не родились.
По комсомольским путёвкам мамы, папы многих из нас, их друзья ехали на целину, как до войны – в амурский край, чтобы стать новоселами, не ведая, что участвуют в стратегической операции прикрытия строительства Байконура. И ведь подняли – не только казахстанские земли, а еще и пласты новой патетики, залежи скрытых талантов. На целине выросли Визбор, Иодковский…
Примеры карьерных взлетов с площадки ВЛКСМ каждый из нас наверняка найдет в истории своей семьи. А в масштабе государственном комсомол давал дорогу настоящим вожакам. Харизматичной и яркой личностью, рассказывали старшие товарищи, был Александр Косарев. Политиками первой величины стали возглавлявшие ВЛКСМ в 50-е Шелепин и Семичастный. Да и сменивший последнего Сергей Павлов вошёл в историю не только евтушенковской строфой «Когда румяный комсомольский вождь на нас, поэтов, кулаком грохочет…»
Нам повезло вырасти в правильных социальных сетях. Мы рубились за призы ЦК ВЛКСМ в «Кожаный мяч» и «Золотую шайбу». Записывались в комсомольский патруль, потому что там были и сила, и правда.
Пафос служил элементом созидания. Корчагинская одноколейка открыла путь десяткам, а потом и сотням ударных комсомольских строек. Диссидентствовавшие ровесники пересказывали – естественно, с вражьего голоса – будто Братскую ГЭС и БАМ поднимали не такие, как мы, а «забайкальские комсомольцы». Однако личный опыт, критерий истины, свидетельствует о другом: на Россошанском химзаводе, тоже ударной комсомольской стройке, в которой довелось участвовать делом и словом, зэки не встречались, зато штаб ЦК ВЛКСМ, без дураков, был соавтором трудовых побед и соуправляющим огромным хозяйством.
В 80-е комсомол быстро менялся. Разбрасывался, пытаясь удержать молодежь (если честно – сам был сторонником создания первичек по интересам). Деидеологизировался – поначалу, как представлялось тогда, исподволь и, наверное, мельчал. На XX съезд ВЛКСМ, проходивший в апреле 1987-го, нам повезло отправить своего делегата. Его, вернувшегося из Москвы, мы, молодняк треста «Юговостокэлектромонтаж», обступили, как если бы он был космонавтом: «Саня, как там?» – «Да, представляете, купил сосиски, повесил в гостинице за окно и забыл»…
Коммерциализация комсомола тоже началась не с постановления Совмина, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ о центрах НТТМ. Школой реального предпринимательства были стройотряды. Командир факультетского ССО вспоминается фразой, ставшей на нашем курсе крылатой: «Учитесь делать деньги, сидя на стуле». Шёл 1980 год. К концу следующего десятилетия комсомол уже расшифровывался как коммерческий союз молодежи.
Мы не хватали звезд с неба, но использовали их, открывая предприятия. «Альтаир», «Вега», «Сириус» – типичные названия молодежных центров. «Эриданов», помнится, насчитывал не меньше шести. Советский пафос можно было подружить с реальным бизнесом.
В 90-е стало ясно, насколько основательны заделы. Среди ведущих отечественных банков выделялись «кагэбешные» и «комсомольские». Как ни жаль, это оказалось последним напоминанием об организации, сделавшей многих из нас такими, какие есть.
Мы пережили комсомол. Но прошлое с каждым днем светит ярче. Было бы лучше, если бы он пережил нас.
Автор – секретарь комитета ВЛКСМ организаций Минмонтажспецстроя СССР (1989-1990).
