Павел Крючков: человек звучащий

И встреча с Крючковым была похожа на него самого: непредсказуемая, неформатная, неуловимая. Ситуация-блюз между провокацией и откровением. Такое невозможно пересказать… - Меня предупредили, что "Актуальная критика" – это проект, в который приглашают в первую очередь серьезных авторов, таких писателей-писателей, критиков-критиков, а уж потом всех остальных. Но я не "писатель-писатель", и не "критик-критик", а… Знаете, раньше в деревнях вешали объявления на сельпо примерно такого содержания: "Иван Пупкин. Из серии "Встреча с интересным человеком". Вот примерно в таком плане я буду выступать… Понятия не имею, куда это нас заведет… Но начнем с начала… В юности заниматься литературной деятельностью не только не планировал, но даже умудрился не сдавать экзамены по литературе в десятом классе, потому что заболел "какой-то ерундой, типа, гастрита". Соответственно, вместо гуманитарного ВУЗа пошел на производство… - Знаете ли вы, что такое работа на производстве? Знаете? Хорошо!.. Оно затягивает… Довольно скоро производственный опыт, а также интерес к журналистике, "затянули" юношу в газету "Комсомольская правда", точнее, в подвальное помещение издания, в котором размещалась типография. Там молодой специалист носил горячий металл с фенотипов на столы. - А подвал газеты — это ад. Там есть своя жизнь, своя иерархия, свои начальники. На шестом этаже редакции ходили живые классики: Василий Песков, Инна Руденко, Ярослав Голованов. Здесь же состоялся авторский дебют Крючкова: заметка о документальном фильме "Риск-2", посвященном атомной энергетике и атомной бомбе. В фильме, между прочим, в назывном порядке среди других имен упомянули и академика Сахарова. И это имя наряду с другими именами прозвучало в заметке журналиста. После этого поступка на Павла Крючкова пришли посмотреть высокое начальство. Но никаких оргвыводов сделано не было. Шел 1986 год, и впереди предстояло столько всего, что оно никак не могло уместиться в два часа, отведенные на встречу. - Я все время уклоняюсь от основной темы. Мне же нужно рассказать про актуальную критику? Нет? Не нужно? Про "Новый мир" рассказать? - Расскажите, почему вы стали работать не в отделе критики, а в отделе поэзии. - Ну, все очень просто: Ирина Бенционовна Роднянская, заведующая отделом критики, работала на шестом этаже, а отдел поэзии, которым тогда заведовал замечательный поэт, мой близкий друг и мой крестный Юрий Кублановский — на втором. На второй мне было ближе бегать с первого этажа. Но на самом деле я был заместитель редактора двух отделов. И бегал, как заяц, туда-сюда и печатался в обоих отделах. И вот теперь я единственный в мире заведующий отделом поэзии толстого литературного журнала, который сам не пишет стихов. На самом деле, как и все люди пишущие, Павел Крючков имеет опыт написания стихотворных текстов, и даже вполне серьезные публикации, например, в альманахе "Поэты МГУ". Но однажды он спросил себя с последней прямотой: можешь ли ты не писать? Оказалось, что может. "И кран закрылся". Творец стихов исчез, но явился читатель стихов, человек, который любит и понимает поэзию как никто другой. И, может быть, в добровольном поэтическом молчании Крючкова заложен глубокий смысл: чтобы хорошо расслышать другого, нужно замолчать самому. Восприятие рождается во внутренней тишине. Но в этот день в доме Ростовых молчание было нарушено. - Однажды я сочинил огромную балладу, посвященную отношениям Бориса Пастернака и Анны Ахматовой. Причем я начал ее писать как балладу, подражая Жуковскому, а в конце мне стало скучно и завершил ее как колыбельную. Начиналась она примерно так: Постаревший рыцарь приносил Королеве суп в кружочках жира, И она не то, чтобы ворожила, То ли шила, то ли хлеб крошила, Все тужила, что не хватит сил. А завершилось оно так: У стены, заросшей мхом, вырос одуванчик. Стих не вылечишь стихом, засыпай, мой мальчик. Я и сейчас умею писать стихи, ну, примерно такие: Господь зачем-то взял меня и поместил туда, где все кричат: огня, огня, когда кругом — вода. Особый мир — Переделкино, особый автор — Корней Чуковский. С Переделкиным Крючков связан узами любви с 1973 года! А на вопрос: "Как вы начали заниматься изучением наследия Чуковского?" – он ответить не может. - А я не помню! Думаю, мне было года полтора. Скорее всего, мама или бабушка начали наши занятия так: "Одеяло убежало, улетела простыня…" или так: "Ехали медведи на велосипеде!" Ведь Корней Иванович попадает нам в голову не через чтение, а через слушание. Он был несчастнейшим человек на свете – единственным, кому в детстве не читали Чуковского. Его поэзия в первую очередь звучащая! Конечно, творческая встреча с Павлом Крючковым завершилась на высокой — звучащей — ноте. Иначе и быть не могло. - Ну что мне вам сказать в оставшееся время про звукоархивистику? Я 25 статей в журнале "Новый мир" на эту тему написал! Давайте послушаем записи! И в этот вечер прозвучали голоса Петра Мамонова, Александра Галича, Иосифа Бродского, Александра Величанского, Сергея Труханова, Юрия Кублановского, Игоря Меламеда. - А сейчас мы поставим второй номер и поймем, что такое литературная архивистика. Мой друг и наставник, замечательный прозаик, журналист, один из лучших литературных критиков страны, Дмитрий Геннадьевич Шеваров сегодня прислал мне звуковое письмо. Он читает стихотворение Валентина Курбатова , писателя, ученого, литературного критика. Ему сегодня могло бы исполниться 84 года. Мало кто знает, что Валентин Яковлевич всю жизнь писал стихи, хотя не публиковал их. Сейчас мы услышим в исполнении моего друга его стихотворение про осень. Оно кажется очень простым, но… давайте мы его послушаем… Вновь в вершинах берез Золотые листы, Их еще сосчитаешь по пальцам. И еще небеса так июльски чисты Но уж сердце торопиться сжаться. Значит осень? Опять? Неужели? Постой! Только что тут метаться-то, милый? Это жизнь улетает. Порядок простой не тобой заведен. Береги свои силы. Растяни эти дни, наглядись наперед, надышись этим светлым покоем. Все под солнцем в своей час и всему свой черед. Лист горит. Ты горишь. Мир чудесно устроен. Так что же такое звукоархивистика и что делает с этим записями — Павел Крючков? Это и концерт, и спектакль, и литературная импровизация, и литературная рефлексия, диалог с живыми и ушедшими поэтами. Больше всего это похоже на объяснение в любви поэзии как таковой и ее слугам и апостолам — поэтам. Именно в звучании стиха скрыта его тайна, его душа и душа поэта, который читает свой текст. А главный герой этого действа — это сам Павел Крючков — человек, который не пишет стихи, но реализует свой поэтической талант иначе: он показывает нам образ идеального читателя стихов, который мог бы и что-то сказать, прокомментировать, написать критическую статью, но вместо этого он просто слушает. Просто слышит, просто живет этими текстами. Он и есть необходимое условие существования поэзии — чтобы кто-то слышал, воспринимал, глубоко сочувствовал каждому слову, чтобы человеческая душа, слышащая стихи, зазвучала в ответ.