Тысячелетний путь Гвидо Аретинского

Начнём с чистой фактологии. "Упражнения и танцы Гвидо" , произведение композитора, философа, мыслителя и специалиста в области богослужебной музыки Владимира Мартынова было написано в 1997 году. Его по формальным признакам условно можно назвать оперой, но это скорее своеобразный музыкальный манифест, комплекс философских высказываний о том, что подвиг Гвидо Аретинского, без которого была бы невозможна вся музыкальная цивилизация последнего тысячелетия, содержал в себе также и зёрна, из которых вырастает конец этой самой цивилизации. В "Упражнениях и танцах Гвидо" главный философский смысл, пафос и трагедия заключены в том, что в познании и развитии заключена также и гибель тех сущностей, ради которых и были задействованы творческие силы. Гвидо, как главный герой произведения, понимает это внутреннее противоречие и погибает внутри неразрешимого сущностного явления, которое он сам и породил. Владимир Мартынов, Екатерина Жутаутайте, Георгий Исаакян. Фото предоставлено пресс-службой фестиваля Каро.Арт Сценически поставить подобное произведение, несмотря на его формально оперную структуру – отдельная нелёгкая задача. Ведь опера в её естественном виде – это драматическое произведение о любви и смерти, о человеческих страстях, произведение с сюжетом, стремительно развивающейся драматургией, над которой работали либреттисты, стремящиеся к тому, чтобы публика до слёз сопереживала героям, независимо от того Виолетта это или Мими. Здесь же – практически бессюжетное музыкально-литургическое произведение, написанное на основе григорианского кантуса, да ещё и поющегося по-латыни. То есть, В. Мартынов сделал всё для того, чтобы с полным основанием это произведение можно было назвать анти-оперой, что он сам и сформулировал. И вот, в 2017 году Георгий Исаакян исполнил свою давнюю, к тому времени практически двадцатилетнюю мечту и поставил это произведение в театре им. Н. И. Сац, главным режиссёром которого он является. Строго говоря, диапазон произведений, которые ставит театр, настолько широк, что "Упражнения и танцы Гвидо" не стали шоком – ведь театр ставит оперы, относящиеся и к самым первым дням существования жанра и самые современные, написанные по заказу театра. Г. Исаакян как режиссёр обозначил эту постановку как спектакль-молитву, спектакль-созерцание, спектакль-медитацию, и исходя из этого представления создавал этот спектакль – многомерный и многоуровневый в чисто постановочно-геометрическом смысле и такой же многомерный и многоуровневый в смысле философских вопросов-ответов. Более того, спектакль был поставлен в пространстве живописного цеха, там, где создаются декорации, и объём этого пространства с потолками, уходящими вверх за пределы обычного человеческого взгляда, как нельзя более подходит для подобного спектакля. И теперь, собственно, переходим к главному – к премьере киноверсии этого спектакля, снятого телеканалом "Россия-Культура" ещё в 2021 году. Этот показ предваряет проект "Театр в кино", в рамках которого зрители более чем 50 городов России увидят постановки главных театров Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска и Казани на больших экранах в кинотеатрах. Жанр фильма был определён как киноверсия спектакля, что, безусловно, достаточно точно – перед нами проходит весь спектакль так, как он идёт в театре им. Сац. Это правда. Но в киноверсии появляется то, что невозможно показать в живом спектакле – это крупные планы, это совершенно невозможные для зрителя ракурсы, это съёмки на фермах-балконах, где в некоторых сценах появляется хор. Более того, появляются новые смыслы, потому что на фоне музыкальной, да и визуальной архаики – речь-то идёт о событиях XI века - камера не скрывает современных реалий, на которые зритель "живого" театра просто не обращает внимания, потому что ощущает себя внутри исторического пространства. Здесь же зритель смотрит как бы со стороны, здесь он видит то, что ему предлагает режиссёр-постановщик Валерий Спирин и оператор-постановщик Евгений Тимохин. И тогда кинозритель обращает внимание на сознательные анахронизмы, когда оператор не скрывает присутствие дирижёра (Алевтина Иоффе) в контексте сценических реалий эпохи Гвидо, проложенных вдоль всего цеха рельсов для тележки видеокамеры, демонстративно и крупно появляющиеся на переднем плане крюки и прочие элементы портального крана, которые визуально противопоставляются снятым в этом же ракурсе и масштабе скрючившимся горгульям, когда в кадре появляется синтезатор вместо ожидаемого органа… Причём, сделано это чрезвычайно изящно, потому что много раз во время органного соло крупным планом показаны лишь клавиши, которые, надо заметить, не сильно изменились за прошедшее тысячелетие, и лишь потом, почти в конце, камера показывает, что мы люди XXI века и орган у нас вот такой, электронный. А иногда камера переносит нас из театрального цеха в реальный храм – некоторые сцены отсняты в храме св. Андрея, в том самом хорошо знакомом музыкантам месте, где раньше была эталонная студия фирмы "Мелодия". И это добавляет ещё парочку смысловых пластов. Георгий Исаакян, Владимир Мартынов. Фото: Владимир Зисман Более того, такое аккуратное, ненавязчивое, несколько ироничное подчёркивание одновременного сосуществования в кадре нескольких эпох обращает внимание зрителя и на то, что происходит в музыке Владимира Мартынова. Потому что в киноверсии это ещё более наглядно и заметно, чем в спектакле. Безусловно, в значительной степени это происходит благодаря замечательной работе звукорежиссёров Евгении Пожарищенской, Алексея Артеменко и Сергея Голякина. Но также это считывается и благодаря видеоконтекстам. Да, музыка оперы основана на принципах григорианского пения. Но точно так же на базе исторической имитации музыкальной архаики, в музыку вплетаются элементы современной музыкальной техники с одной стороны и современного музыкального восприятия, с другой. И этот контраст производит феерическое впечатление – когда проходящий красной нитью через всю оперу гексахорд Гвидо "Ut, re,mi…" противопоставляется хроматическому тетрахорду-попевке Мартынова. Точно так же, как это происходит в противопоставлении модальной и тональной музыкальной логики, которое воспринимается именно как перекличка эпох. И, кстати, таким же противопоставлением стал контраст между медитативной статичностью музыкального языка, течением музыкального времени и клиповой сменой кадра – ракурсов, планов, объектов. А субтитры перевода с латыни, который сделал для фильма доцент ВШЭ Александр Марей, приблизили видеофильм к современному музыкальному театру, где субтитры стали уже нормой. Что же касается сравнения функций, задач и возможностей спектакля в театре и спектакля в кино, об этом вполне исчерпывающе сказал режиссёр постановки "Упражнения и танцы Гвидо" Георгий Исаакян: "Театр это гуманистическое искусство – искусство человека для человека, когда ты на расстоянии вытянутой руки можешь увидеть страдающего человека. Потому что экран – это всё равно отстранение. Оно даёт возможность контакта на расстоянии тысяч километров, в этом его сила, возможность собрать стадион и миллионы просмотров, но он отнимает самое главное – тактильную природу живого исполнения, эфемерную природу искусства. Кино ты можешь остановить, отмотать назад, промотать какой-то фрагмент – ты им управляешь. Живое исполнение тебе неподвластно – в этом его сила. Это две дополняющие реальности. Никак не опровергающие друг друга".