В конце октября Госдума приняла в первом чтении пакет законопроектов о запрете пропаганды ЛГБТ. Второе чтение запланировано на следующую неделю. В интервью «Газете.Ru» генеральный директор издательства «Эксмо» Евгений Капьев рассказал, как возможные изменения в законодательстве повлияют на книжную индустрию в России и какие произведения в их нынешнем виде могут оказаться под запретом. — Подпадают ли под изменения в законах книги, каких произведений теоретически это может коснуться?

— Сложный вопрос. В той версии, которую мы видели, этот закон касается не только пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений, запрещены их упоминание и демонстрация. При этом, что означает термин «демонстрация» — вопрос. Это можно толковать по-разному. Например, что делать с биографией Петра Чайковского? Или какой-нибудь энциклопедией насекомых, среди которых встречаются гомосексуалы. Можно ли про это писать или нет? Если в законе имеется в виду просто упоминание нетрадиционных сексуальных отношений, то это коснется большого количества книг. Особенно художественной литературы, — даже если там будет просто одна фраза: «У него был друг».

— Закон будет распространяться не только на детей, но и на взрослых?

— Да, действие законов в новых версиях будет распространяться и на взрослую аудиторию. В том числе и поэтому я считаю, — это не просто запрет пропаганды гомосексуальных отношений: о них банально нельзя будет говорить. В этом законопроекте очень много спорных вопросов. Мы направили свои предложения в Госдуму, чтобы обсудить все проблемные моменты, но пока ответа не получили.

— Известно ли вам, с какими вопросами Российский книжный союз (РКС) обратился за разъяснениями о законопроекте? И есть ли уже ответ из Госдумы по этим вопросам?

— Книжное сообщество пытается наладить диалог с законодателями, ведь из-за размытых формулировок мы будем вынуждены направлять все рукописи в Роскомнадзор на проверку, а это примерно 200 тыс. книг и только потом принимать решение об издании.

Это потребует дополнительного бюджетного финансирования, которое, по нашим оценкам, составляет два или три млрд рублей. Может — больше. Например, хорошая рецензия от юристов на предмет соответствия книги законодательству стоит примерно 50 тыс. рублей. Предположим, что Роскомнадзор будет делать дешевле — за 30. Умножив эту сумму на 200 тыс. рукописей, получим шесть млрд рублей. Столько нужно будет потратить Роскомнадзору, ведь понятно, что издатель не будет рисковать и прежде чем издавать что-либо, направит текст в ведомство. В противном случае, согласно нынешнему проекту закона, можно получить штраф вплоть до остановки деятельности. Если же Роскомнадзор обязует издателей платить за рецензии, то повысится себестоимость книг, которая и без этого большая. Таким образом, книги будут еще хуже продаваться — и государство не доберет примерно пять или шесть млрд рублей из налогов. — Получается, что решать, какие книги могут издаваться, а какие нет, будет Роскомнадзор?

— Честно говоря, я не знаю, как законодатели это видят. В законе нечетко обозначены границы допустимого. Если решать будем мы, а завтра нас за это закроют, то нам легче просто все перенаправлять в Роскомнадзор, чтобы получить четкий ответ.

— А что делать с иностранной литературой?

— Неизвестно, потому что когда издатель покупает зарубежные книги, он не прочитывает каждую страницу. Если после покупки прав мы увидим, что на 150 странице герой встретился со своим другом другой ориентации, что делать? Не каждый правообладатель разрешит это вычеркнуть. Думаю, в итоге это приведет к тому, что будут формироваться русскоязычные зарубежные издательства. Они будут покупать права на зарубежные рынки, а среди российской аудитории эти книги будут распространяться в электронном виде. И понятно, что доходы от такого не пойдут государству.

— На ваш взгляд, войдет ли этот законопроект в историю? Если да, то как?

— Думаю, что мы все-таки сможем наладить диалог с законодательной властью. Например, как отец четырех детей, я против пропаганды нетрадиционных отношений на детскую аудиторию, и мы в «Эксмо» уже прорабатывали этот вопрос в рамках саморегулирования. Непонятно, зачем вводить дополнительные запретительные механики, ведь без этого уже много делается. Если посмотреть по рейтингу, то книг с упоминанием нетрадиционных отношений совсем небольшое количество. Возможно, чрезмерно сразу же вводить какие-то запретительные меры, нужно сначала позволить отрасли самостоятельно отрегулировать этот вопрос. Иначе, как вы правильно сказали, резкие шаги могут стать историческими для медиа и приведут к развитию зарубежных русскоязычных издательств, увеличат затраты бюджета и снизят доходы государства. Но если государство к этому готово, то нам придется подчиниться.

— В «Эксмо» на фоне шумихи вокруг этого законопроекта провели какую-то проверку ассортимента? Возможно, убрали из него ту или иную литературу?

— Мы жестко выполняем текущее законодательство: у нас нет в книгах ни пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений, ни отрицания традиционных семейных ценностей, ни еще чего-либо. Если же говорить о демонстрации, то, например, в имеющемся ассортименте, а это свыше 100 тыс. позиций, проверить каждую строчку крайне сложно. Я даже не могу сказать, в каком проценте книг есть упоминания о гомосексуальных отношениях. Они могут быть везде — даже в исторической литературе. Запрещено упоминать, что тот или иной человек был геем? Если издательствам придется все это убирать, то это просто парализует рынок. Кроме того, книги занимают всего 4% в объеме потребления медиаконтента человеком. Это три минуты в час. Остальное время — интернет, откуда убрать информацию невозможно.

— Судя по материалам в прессе, издатели и общественность обеспокоены вероятным запретом классической литературы. Коснется ли он их?

— Говорят, что не коснется. Однако здесь вопрос: что есть классическая литература, а что нет? Мнения разнятся относительно того, кого можно считать современным классиком. Например, Виктора Пелевина могут вообще всего запретить, потому что он пишет и про секс. Мы теперь запрещаем фантастическую литературу? У Змея Горыныча из сказки три головы на одно тело, что тоже, наверное, «отклонение от стандарта»… Боюсь, что после принятия законопроекта на нас начнут подавать в суд по любому поводу. На нас уже подавали в суд за сказку «Кощей бессмертный». Женщина заявила, что иллюстрации, посвященные битве Ивана-царевича с Кощеем, нанесли травму ее ребенку, и требовала 100 тыс. рублей компенсации за моральный вред. В итоге суд постановил, что данная книга не нарушает закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» и отклонил иск. После принятия нового закона мы не будем застрахованы, например, от того, что нам придет иск после прочтения ребенком биографии Чайковского.

— Кажется ли вам справедливым само это возможное решение — не трогать классическую литературу, но при этом запретить современным писателям упоминать соответствующие темы в новых произведениях?

— Здесь вопрос не в справедливости, а в границах и целях. Например, сейчас очень популярна классическая литература, и если мы все оставляем, то, вероятно, не решаем задачу. Остается много вопросов, но, опять-таки, мало ответов.

— Какие произведения, выпущенные «Эксмо», могут подвергнуться запрету?

— У нас все книги соответствуют действующему законодательству, поэтому трудно сказать. В целом, я считаю, закон не должен иметь обратную силу: если книги уже изданы, то можно запретить издание новых, но не уже имеющихся. Как я уже сказал, возможно, энциклопедия о насекомых тоже может попасть под запрет.

— Как вы относитесь к варианту цензурирования отдельных фрагментов произведений с упоминанием педофилии, самоубийств, ЛГБТ-сцен и наркотиков? Возможно ли в книгах вырезать сцены или заменять концовки, как это уже делают в фильмах?

— Все возможно, но тут зависит от автора. Издательства — всего лишь проводники автора к читателю, и если он согласен, то возможно все. Знаю, что в какой-то книге мы вырезали несколько сцен по согласованию с автором, посчитав, что они могут нарушить текущее законодательство. В противном случае текст просто выложат на пиратских ресурсах. Отмечу, что благодаря этому закону в любом случае увеличится объем потребления на пиратских ресурсах — и читатель все равно прочитает то, что он захочет. И сделает это бесплатно. Сейчас мы запрещаем платный контент, а бесплатный запретить невозможно.

— Как вы считаете, не привлечет ли возможный запрет еще большее внимание к запрещенной литературе?

— Я считаю, что то, о чем нельзя говорить, сразу же интересует большое количество людей. Так работает массовая психология.

— Помимо вышеперечисленного, какие еще проблемы есть у книжного рынка на данный момент?

— Острой проблемой сейчас является снижение спроса. Как мы понимаем, сейчас наша страна переживает непростую экономическую ситуацию. И, например, в октябре у нас крайне неприятные показатели. До этого было еще более-менее — основной рост был за счет повышения цены, то есть себестоимости. Сейчас же мы достигли максимума по этому параметру. Надеемся, что в ноябре ситуация исправится, потому что это очень неприятно сказывается на отрасли… Посмотрим.

— Связано ли снижение спроса с тем, что падают доходы населения?

— Я бы даже сказал, что это больше связано с мобилизацией. Люди были в стрессе.

— И напоследок, в контексте последних событий наблюдаете ли вы изменения читательского интереса к тем или иным произведениям?

— Да, мы видим, что растет интерес к художественной литературе — классике, книгам про преодоление и Вторую мировую войну. Например, «Сказать жизни «Да!». Психолог в концлагере» Виктора Франкла и произведения Джорджа Оруэлла. К сожалению, сейчас не очень хорошо себя показывает нехудожественная литература. У нас много книг, подходящих под текущую ситуацию и как с ней справляться, но пока мы ее не выделяем. Необходимо переориентироваться.