Валентин Красногоров: 
«Я всю жизнь писал то, что интересует меня, а не продюсеров»

<p>К выходу на экраны страны сейчас готовится новый полнометражный художественный фильм, снятый по его сценарию.</p><p><b>- Валентин Самуилович, как так происходит, что людей посещает муза? Кого она выбирает в первую очередь? Как случилось, что вы, химик-технолог по образованию, доктор технических наук, стали драматургом? </b></p><p>- Да, я закончил Таллиннский политехнический институт по специальности «химическая технология топлива», всю жизнь этим занимался. Количественный итог этой деятельности – две диссертации, докторская степень, несколько книг, около сотни публикаций в научных журналах России, США, Англии, Германии, десяток патентов.</p><p>Не знаю, что мне ближе по природе – гуманитарные или точные науки. С одной стороны, я доктор технических наук и занимался химической технологией с интересом. Я люблю логику, порядок и ясность в мышлении. Невнятность мысли, «взгляд и нечто» меня раздражают. Люблю распланировать и организовать свое время. Люблю точность в сроках и обещаниях.</p><p>С другой стороны, люблю литературу, историю, музыку, литературоведение, искусство, природу. Все это – признаки гуманитарного склада души.</p><p>Я родился в Ленинграде, в семье инженера и учительницы. Когда мне не было еще семи лет, началась война, которая принесла лет двенадцать ужасного голода, нищеты и кочевья. В школьные годы я прочитал, кроме учебников, всего две книги, случайно оказавшиеся дома - сборник африканских сказок «Как братец кролик победил льва» и «Жизнь животных» Брэма. До семнадцати лет я жил по маленьким поселкам, ни разу не был в театре, в музее, на выставке, на симфоническом концерте. Телевидения тогда еще не было, да и радио было не в каждом доме. Можно представить, какой у меня был кругозор. Но зато я прошел школу жизни, которая закалила меня на все последующие годы.</p><p>Поступив в институт и почему-то осознав, что я абсолютный невежда, педантично (это в шестнадцать-то лет) наметил себе план работы над собой и стал его осуществлять. Рядом с общежитием, в десяти метрах от него, напротив Таллиннского Домского собора в бывшем здании Рыцарского собрания располагалась Публичная библиотека. Вот там-то я и проводил все вечера. Время от времени я выскакивал из нее в своей летней курточке (пальто у меня появилось только на третьем курсе) и бежал по морозу в общежитие, ел там свой неизменный серый батон с баклажанной икрой и возвращался к книгам.</p><p>В читальном зале царила благородная тишина. И я прочитал там многие сотни книг классических авторов, от античных до современных классиков - русских, европейских, восточных. Я постоянно ходил на симфонические концерты и на оперные спектакли.</p><p>Пять студенческих лет сделали меня человеком. Интересно, что мною не руководили никакие практические мотивы: например, читать, чтобы потом блистать перед кем-то и выделяться. Наоборот, я знал, что меня за это считают немножко чудаком, и скорее скрывал свои занятия, чем выставлял их напоказ.</p><p>Не собирался я делать и писательскую или театральную карьеру, мне и в голову это не приходило. Я просто чувствовал, что мне это нужно для души. Но при этом я не был книжным червем. Мне нравилось находиться в студенческих компаниях, занимался спортом, любил подолгу бродить по городу.</p><p>Продолжал образовывать себя и после окончания института: изучил восемь иностранных языков, ходил в театры, музеи, на выставки, прочитал огромное количество книг по искусству. Знание языков чрезвычайно расширило мой кругозор, и я рад тому, что взялся в молодости за их изучение, хотя поначалу это выглядело ненужным хобби.</p><p>В Ленинграде я в течение 30 лет почти ежедневно работал в Публичке, (ныне Российская национальная библиотека), и там практически весь мир стал для меня открытой книгой. Французские романы, американские научные журналы, немецкие трактаты, итальянские альбомы по искусству - все стало мне доступным.</p><p>Так постепенно я стал тем, что я есть теперь.</p><p><b>- Сколько пьес вы написали, сколько постановок на вашем счету?</b></p><p>- Английский писатель Сомерсет Моэм в свое время издал замечательную книгу: «Summing up» - «Подведение итогов». Совсем недавно решил подвести какой-то итог и я. Конечно, не стал состязаться с Моэмом, а ограничился сухой статистикой.</p><p>На ноябрь 2022 года результаты моей работы в литературе таковы: свыше 50 многоактных пьес и свыше 30 одноактных. Они переведены на многие языки, поставлены во многих странах, общее число постановок превышает 1300. Кроме того, написаны повести, рассказы, киносценарии, часть из них экранизирована, множество статей о драме и театре.</p><p>И, наконец, изданы сборники пьес, научно-художественные книги, две книги по теории драмы: «Четыре стены и одна страсть», которую очень высоко оценил великий режиссер Георгий Товстоногов, и «Основы драматургии. Теория, техника и практика драмы».</p><p> Эти книги я ценю не меньше, чем любую мою пьесу.</p><p><b>- Что каждый раз заставляет вас садиться за написание новой пьесы?</b></p><p>- Желание освободиться от бесчисленных замыслов, роящихся в голове. Желание провести эксперимент, решить очередную художественную задачу и получить от этого удовольствие.</p><p>Еще в школе я полюбил играть в шахматы, за полтора года дошел до уровня кандидата в мастера. Возможно, шахматы помогают развить драматургическое мышление. Конечно, драматургия – это не только интересная интеллектуальная игра, но и самовыражение, необходимость осознать что-то важное и для себя, и для всех, попытка создать свой мир и рассказать о нем остальным.</p><p><b>- И как, все-таки, получилось, что вы, серьезный ученый, начали писать пьесы?</b></p><p>- Однажды я решил написать пьесу – теперь даже не помню, о чем. Написав примерно половину, я набрался наглости принести эту половину в Ленинградский Театр Комедии, которым руководил тогда великий Николай Павлович Акимов. Встреча состоялась. Она была очень короткой и единственной. Акимов сказал примерно следующее: «Эта пьеса плоха, да еще и не закончена. Но у вас есть талант. Пишите». Насчет таланта я не был уверен, но что пьеса абсолютно беспомощна, видел и я сам. Дописывать не стал, но прочитал несколько книг о драме. Потом целиком ушел в научную работу и о литературе забыл.</p><p>Но спустя несколько лет я вдруг снова взялся за перо. За три недели пьеса «Настоящий мужчина» была закончена. Материал для нее я черпал, как акын, из окружающей действительности – что вижу, то и пою, так обычно пишут все начинающие авторы. Жизнь научных коллективов я знал прекрасно, и сатирическая комедия писалась легко и весело. Я решился отнести пьесу в театры – в один, другой, третий. Никто не хотел читать пьесу какого-то химика.</p><p>Я уже забыл об этой пьесе, но однажды весной 1976 года, проходя по площади Восстания у Московского вокзала, я вдруг с удивлением увидел во всю длину стометрового забора - стоящая там гостиница была на ремонте и огорожена - огромный транспарант: «Скоро! В Театре на Литейном премьера комедии В. Красногорова «Настоящий мужчина».</p><p>Оказывается, руководитель этого театра Яков Хамармер семь лет пробивал мою пьесу через заслоны восьмиступенчатой цензуры. «Настоящий мужчина» сразу стал любимым спектаклем театра и игрался при аншлагах свыше 500 раз в течение девяти лет. В других городах России пьеса была почти повсеместно запрещена, но зато она с большим успехом была поставлена в Польше.</p><p>Так я стал «признанным драматургом». Я всю жизнь писал то, что интересует меня, а не продюсеров, которым кажется, что они знают, что интересует рынок. Может, поэтому, раз попав на сцену, мои пьесы не сходят с репертуара...</p><p><i>Фото из личного архива.</i></p>