Стекольный завод в Казани — миф или реальность?

Отрывок из книги "Казанский посад: стены и судьбы" Алексея Клочкова

Мы продолжаем публиковать фрагменты новой книги краеведа Алексея Клочкова "Казанский посад: стены и судьбы", в которой он путешествует вдоль посадских укреплений XVIII века и рассказывает истории их обитателей. После истории о генерал-майоре Алексее Лецкове мы начали говорить о Ямской слободе, о Храме Живоначальной Троицы, а теперь переходим к таинственной территории за нынешним железнодорожным вокзалом.

Место было не просто райским, но исторически и духовно связанным с историей России

Чтобы в XVIII веке от площади Троицкого храма попасть на Московскую почтовую дорогу, нужно было прошагать метров пятьсот в западном направлении (в сторону Волги), но отнюдь не по прямой, а двумя переулками — кривыми, неустроенными и, вероятно, утопавшими в грязи. Пройти этим же маршрутом сегодня даже еще сложнее: на нашем пути возникнут препятствия, характерные для зоны отчуждения железной дороги — собственно рельсовые пути, всяческие ангары, депо, склады, металлические заборы и такая же грязь, как и три века назад. Тем не менее давайте представим себе, что мы справились и каким-то непостижимым образом перелетели с перекрестка Нариманова — Тази Гиззата прямо на рельсовые пути — лучше всего к подножию теплого перехода над железной дорогой, того, что построили перед Универсиадой. Встанем на платформе восьмого примерно пути спиной к Волге и лицом к железнодорожному вокзалу — таким образом, чтобы наш взор был обращен в промежуток между старым (красным) зданием вокзала и пригородным павильоном (тем, что с известным панно с татарской девушкой на стене).

Итак, мы стоим на перекрестке двух больших дорог, пересекающихся примерно под прямым углом. Если мы потопаем прямо, то пройдя в промежутке между двумя современными вокзальными зданиями, окажемся в начале нынешнего переулка Рустема Яхина (тогда — Журавлева), а еще через сотню шагов упремся прямо в Ямские ворота. Одну ниточку мы связали — поехали дальше. Так вот, если нам вздумается прогуляться по правой дороге, то очень скоро мы вновь окажемся у развилки путей — из них правый, огибая всю Казань с запада, уйдет в сторону Нижней Волги, и по нему (если очень постараться) можно будет достичь Симбирска (и далее по списку), левый же вновь выведет нас к площади перед Троицким храмом, если, конечно, мы не заблудимся в сети переулков в районе нынешних улиц Ямской, Тази Гиззата и Нариманова. Ну вот, связали и вторую нить, с Божьей помощью. Большая (и самая наезженная) дорога, уходящая от нашего перекрестка налево, выведет нас сперва к Мокрым воротам (следующим по счету за Ямскими), а уж от них, левым берегом Волги — прямиком на Москву. Собственно, она и есть знаменитый Московский почтовый тракт, описанный многими авторами и даже воспетый в стихах, а мы стоим в самом его начале. В Москву нам пока не надо, а посему обратимся к последнему ответвлению перекрестка — тому, что за нашей спиной. Для удобства развернемся лицом к Волге (оказавшись спиной теперь уже к Ямским воротам и к нынешнему вокзалу) и пойдем вперед, прямо в заливные волжские луга. Идти нам совсем недолго, но нас ждут интересные и большие открытия.

Движемся в сторону Волги и очень скоро выходим на узкую возвышенность, с трех сторон омываемую водами Куй­бышевского водохранилища — ее сегодняшнее поколение казанцев знает как полуостров Локомотив. Место это в наши дни обжитое: тут тебе и пляж, и лодочная станция, и зимняя стоянка судов. А в описываемое время, то есть в первой половине XVIII столетия, то был просто взгорок, этакий островок овальной правильной формы, затерянный среди бескрайнего зеленого моря заливных пойменных лугов. То были поистине благословенные места — на много верст простирались цветущие или скошенные луга, перелески, озера, заросшие ивняком, стога, пахнувшие сухим и теплым сеном. Посреди этого травяного моря петляла узкой лентой протока, представлявшая собой древнее русло Казанки. Она тянулась по лугам на много километров в сторону Волги. Ее звали Ичка. То была заглохшая, глубокая, неподвижная и богатая озерной рыбой река с крутыми берегами, сплошь заросшими высокой густой травой. По свидетельствам современников, густота трав в пойме Ички была такой, что с лодки трудно было высадиться на берег — травы стояли непроходимой упругой стеной.

Именно здесь, на этом взгорке, рядом с небольшим озером изогнутой формы, останавливался в 1476 году во время своего похода на Казань Великий князь Московский Иоанн III, останавливался вместе с походной церковью, главной святыней которой был образ Святого Димитрия Прилуцкого, вологодского чудотворца. Спустя столетие с небольшим, в 1595 году, по повелению Московского царя Феодора Иоанновича и по благословению святейшего патриарха Иова на этом взгорке был учрежден мужской монастырь во имя преподобного Димитрия Прилуцкого, который в народе стали именовать Прилуцким — и имя обители как нельзя лучше подошло для этих луговых мест. Соответственно, обширное поле, тянувшееся вдоль речки Ички в сторону Волги, получило имя Прилуцкого, как Прилуцким стало и озеро, прилегавшее к монастырскому холму.

В начале XVIII века обитель пришла в упадок, а в 1764 году попала в число монастырей, подлежавших закрытию в результате объявленной Екатериной II секуляризационной реформы, направленной на изъятие церковных землевладений, упразднение мелких и приписных монастырей и определение содержания для епархий и оставшихся обителей (в ходе ее было закрыто 882 монастыря — 660 мужских и 162 женских). Тем не менее еще какое-то время Св. прп. Димитрий Прилуцкий монастырь номинально продолжал действовать и был упразднен только после пугачевского разгрома — году примерно в 1780-м.

Но взгорок не опустел — к этому времени на нем уже существовало небольшое поселение с довольно забавным названием "слободка Стекольный завод", географически относившееся к приходу церкви Ильи Пророка (в Мокрой слободе) и состоявшее из нескольких домовладений, числившихся за прихожанами двух казанских храмов — Ильинского и Успенского. К числу первых ("ильинцев") относились мещане Дмитрий Семенович Богданов, Петр Васильевич Мельников, Иван Федорович Степанов, Андрей Михайлович Казанцев, Фома Иванович Мельников, попадья Анна Петровна Лаврентьева; к числу вторых ("успен­цев") — "тайный советник и кавалер" Федор Федорович Желтухин и "дворовый человек коллежского асессора П.А. Манакина" Алексей Яковлевич Волков. При этом земельный участок Ф.Ф. Желтухина площадью 1 190 квадратных сажен был записан на его жену Анну Николаевну (в девичестве Мельгунову), а дворовый А.Я. Волков был владельцем небольшого деревянного дома (ГАРТ, фонд 1 опись 2, дело 96, л. 35).

Итак, что мы имеем? Во-первых (и это очень важно), поселение на Прилуцком холме уже во второй половине 70-х годов XVIII столетия имело вполне себе официальное название "слобода Стекольный завод": это подтверждается как данными Книги городовых обывателей, так и списками Ильинского и Успенского приходов. Во-вторых — подобное колоритное название не могло появиться просто так, без объективного на то осно­вания. И наконец, в-третьих: когда в 1808—1817 гг. участки в слободе Стекольный завод будут один за одним выкупаться старообрядцами, ни у одного из вышеперечисленных персонажей никакого стекольного завода в купчих отражено не будет. Хотя, с другой стороны, это ничего не опровергает и ничего не доказывает — производство вполне могло быть ликвидировано в более ранний период.