Гендиректору Государственного академического Большого театра России Владимиру Урину, который руководит коллективом в 3 400 человек, в субботу исполняется 75 лет. Взять интервью у юбиляра оказалось нелегко: то поездка в Самару, то репетиции оперы на Камерной сцене, то совещания. Но все-таки встреча состоялась в кабинете руководителя ГАБТ и затронула вопросы влияния геополитики на жизнь Большого театра, спонсорской помощи и планов на сезон. Урин рассказал, какого человека видит на посту музыкального руководителя театра и о чем мечтает в эти дни.
— Первый вопрос — на засыпку — про предстоящий юбилей. Вы не скрываете, сколько вам лет?
— Нет, не скрываю. 75.
— Как будете отмечать?
— В достаточно узком кругу родственников и друзей, с которыми меня связывает жизнь. Никаких больших празднеств не будет. Я не знаменитый артист, юбилей которого является праздником для почитателей. Директор — это административная должность, это человек, который в силу своих возможностей и способностей создает условия для работы всего коллектива. Мне кажется, что этим и надо заниматься. И день рождения для меня — это событие семейное и дружеское.
— Каков был ваш путь до поста генерального директора?
— После окончания института и службы в армии я вернулся в родной город Киров и пришел в 1973 году работать в Театр юного зрителя сначала заведующим труппой, а через год стал директором. Главным режиссером ТЮЗа был Алексей Бородин. В 1981 году я переехал в Москву и стал заведующим Кабинетом театров для детей и юношества и театров кукол во Всероссийском театральном обществе. В 1986 году ВТО было переименовано в Союз театральных деятелей, который возглавил Михаил Ульянов и предложил мне стать его заместителем.
Я вел всю организационную работу Союза театральных деятелей. В 1995 году мне предложили возглавить Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. СТД я сразу оставить не мог и в течение года трудился и в союзе, и в театре. В театре Станиславского и Немировича-Данченко я проработал 18 лет, после чего меня пригласили в Большой театр, где я служу вот уже практически девять лет. Весь путь короткий — на самом деле четыре места работы. Причем попросился я только в одно место — в кировский ТЮЗ, во все остальные организации меня позвали.
— Кто зазвал вас в Большой театр?
— Со мной вели переговоры министр культуры Владимир Мединский и Ольга Голодец, которая была в то время вице-премьер правительства. С тех пор и работаю.
— У вас контракт до какого года?
— Контракт недавно был продлен на пять лет — до января 2027 года.
— Сколько людей находится у вас в подчинении?
— В Большом театре работает 3 400 человек.
— Мы живем в сложное время, на вашу долю выпало много проблем.
— Сложное время выпало не только на мою долю, оно выпало на долю всех. Я понимаю, с какими проблемами и трудностями сегодня сталкивается любой руководитель. У Большого театра были обширные планы, в том числе международные, копродукции, приглашения зарубежных режиссеров, художников, дирижеров, хореографов — это колоссальная работа, которая проводилась и была чрезвычайно важна для театра.
Мы должны это учитывать. Ничего, выживем, решим. В России много талантливых певцов.
— Балетная постановка Алексея Ратманского "Искусство фуги" была заявлена на 30–31 марта, но потом отменена, хотя спектакль был практически готов.
— Да, интенсивно шли репетиции, была надежда, что будет интересная работа.
— Сможет ли Ратманский по возвращении продолжить работу над постановкой?
— По крайней мере, он такое заявление сделал, что вернется и доделает спектакль.
На сегодняшний день по многим моментам вопросы новых постановок зависли в воздухе, поскольку мир разделился. У ряда наших западных коллег существует очень агрессивная точка зрения: "Больше не будем иметь дело с Россией". Но есть другая позиция: "Пока такая ситуация возникла, давайте отложим на время возможность осуществления того или иного проекта и договоримся о вероятных сроках его реализации". Сейчас театр ведет конкретные переговоры, на какие сроки — предварительно, естественно, — переносим эти проекты. Многие люди по-прежнему относятся с глубочайшим уважением к российской культуре и к Большому театру.
— Мы можем назвать их имена?
— Я бы не хотел называть по одной простой причине: идет очень мощное давление на наших коллег на Западе. Не хочу их подставить, чтобы их ни в чем не обвинили. Мне кажется, надо дать возможность ситуации стабилизироваться.
— Какая судьба ждет оперу "Лоэнгрин"?
— "Лоэнгрин" остается в репертуаре. Мы просто заменили другими названиями ближайший блок спектаклей в апреле, поскольку необходимо подготовить второй состав исполнителей. Дирижер у нас есть — наш маэстро Антон Гришанин, который был на этой постановке ассистентом Эвана Роджистера — уже продирижировал два спектакля в первой премьерной сессии. И мне кажется, что он сделал это очень достойно. Так что нам понадобится некоторое время на решение этих вопросов. Но надеюсь, что либо в июне-июле, либо в начале следующего сезона "Лоэнгрин" вновь окажется в афише.
— По "Лоэнгрину" ходят разговоры об условиях копродукции.
— Надо четко понимать: в данном случае от сотрудничества отказался "Метрополитен-опера". По изначальному плану мы должны были сразу после апрельского показа отправить декорации в США. Теперь "Метрополитен-опера" будет делать декорации самостоятельно. Но спектакль будет тот же самый, что и у нас, поставлен той же командой. А наш спектакль, если мы обеспечим состав исполнителей, будет идти в репертуаре Большого. Никаких юридических оснований закрывать его нет.
— А "Саломею" снимут, это же тоже совместный проект с "Метрополитен-опера"?
— Нет. "Саломея" также остается в репертуаре театра.
— Какая-то корректировка до конца сезона будет в планах?
— Да, конечно. Корректировка уже произошла по двум спектаклям. Мы отложили "Искусство фуги" на музыку Баха Ратманского, и мы вынуждены перенести премьеру "Хованщины" в июне. Ее должен был осуществить Саймон Макберни — один из самых интересных театральных режиссеров. Летом в силу сложившихся обстоятельств мы не сможем этого сделать. Сейчас ведем переговоры о возможности переноса сроков.
Произойдут корректировки всего следующего сезона. Целый ряд работ был связан с приглашением постановочных команд и западных солистов. Мы вынуждены будем от чего-то отказаться, заменить проекты, заменить постановщиков. Это непростой процесс, потому что следующий сезон был спланирован три года назад. Подписаны контракты, оговорены сроки. Изменить в течение двух-четырех дней или трех-четырех недель это невозможно. Необходимо пересмотреть программу. В связи с этим мы откажемся от привычной пресс-конференции в апреле по планам на сезон. Сделаем это в сентябре.
— Вы принимаете решение по кандидатуре?
— Да, но, прежде чем принять то или иное решение, я взвешиваю старательно все обстоятельства — все за и против, мнение тех людей, которым я доверяю как профессионалам. Если нужно, я собираю директорат, всех своих замов, и выслушиваю все точки зрения, аккумулирую.
Я почти всех знаю, кто может быть в кругу предполагаемых музыкальных руководителей. Этот круг не очень широк. Это вопрос не только таланта, соответствия масштабу Большого театра и того человека. Важна совместимость с коллективом оркестра и оперной труппой. Это вопрос художественного авторитета. От этого будет зависеть атмосфера в коллективе, насколько этому человеку будут доверять. Торопиться не будем, будем смотреть, пробовать, обсуждать.
Надо найти не просто хорошего дирижера — надо найти руководителя, который вместе со мной и другими будет делать Большой театр. Иными словами, человека, который взвалит на себя ответственность по принятию прежде всего художественных решений. Важна команда. Нужно сделать все, чтобы она собралась в новом варианте и в новых обстоятельствах. Мы пока осознаем факт ухода Тугана Сохиева, что необходимо поменять в связи с этим.
— Сохиев уезжает из страны?
— Это вопрос не ко мне. Но, с моей точки зрения, он абсолютно российский человек, у которого здесь корни, родные, близкие; он любит русскую культуру. Но так получилось, что его карьера складывалась и здесь, и на Западе. Сейчас он покинул и пост руководителя оркестра в Тулузе, и пост музыкального руководителя Большого театра.
— А худрук балетной труппы Махар Вазиев не собирается уходить?
— Не собирается.
— А артисты?
— У нас уехали иностранцы, которые работали в балетной труппе, в частности Якопо Тисси, Давид Мотта Соарес. Ольга Смирнова приняла решение работать в Национальном балете Нидерландов. Из оперных никто Большой не покинул. В основе своей труппа какая была, так и есть.
— Поедет ли театр в ближайшее время на гастроли?
— Поедем. Мы только что вернулись из Самары, где в ознаменование 80-летия мировой премьеры Седьмой симфонии Шостаковича наш оркестр исполнил это гениальное сочинение. Теперь вернемся в Самару на фестиваль Шостаковича. Сейчас проведем концерт оркестра и ведущих солистов оперы в Калининграде. Планируем в сентябре поехать в Якутск.
— Какие планы на 250-летие Большого театра?
— Как вы знаете, президент подписал указ о подготовке и проведении празднования. Сейчас идет процесс формирования оргкомитета. Как только правительство подпишет постановление об оргкомитете и он будет собран, мы обсудим наши юбилейные планы.
— Можем ли мы их обнародовать?
— Я думаю, все-таки правильно будет это сделать, когда их утвердит оргкомитет. Ведь до этого есть только проекты планов.
— Сейчас изменения планов сказываются на экономике театра?
— Я очень надеюсь, что нет. У нас есть запас репертуара, мы совершенно по этому поводу не волнуемся. Мы можем спокойно год не выпускать никаких спектаклей. Другой разговор, что этого не надо делать. Театр жив, только когда выходят премьеры, когда есть события, интересная творческая среда. Мы произведем корректировку, какие-то спектакли из тех, которые у нас в последнее время не шли в репертуаре, могут вернуться в афишу.
— Что касается спонсоров, насколько это важная история для Большого театра?
— Такие масштабные постановки, как "Лоэнгрин" или "Нуреев", — очень дорогостоящие проекты. Уже не говоря о приглашении выдающихся исполнителей. Государство дает только часть финансирования. У театра есть попечительский совет и спонсоры. Это люди, которые по-настоящему любят театр.
— Замораживается ли реконструкция Камерной сцены?
— Сейчас проект находится в экспертизе, и мы должны в марте получить ее результаты. Я очень надеюсь, что реконструкция Камерной сцены, так же как и строительство филиала Большого театра в Калининграде, состоится в согласованные сроки.
— В Калининграде будут работать артисты Большого театра?
— Там будут свои артисты. Мы будем помогать им в постановке спектаклей, особенно на первом этапе. Но там должна сложиться своя труппа и свой репертуар — не спектакли Большого театра. Сейчас в Калининграде нет образовательной инфраструктуры, способной воспитать музыкантов такого класса, которые могли бы занять место в симфоническом оркестре филиала Большого театра. В городе нет консерватории, которая воспитывала бы исполнителей.
— Чем гордитесь и какие ситуации оставили болезненный след?
— Ошибок было достаточно в жизни. Корить себя за это бессмысленно, потому что это часть моей жизни. Я такой. Но я все-таки старался, будучи руководителем, настолько, насколько у меня получалось, понимать людей, пытаться вникнуть в их проблемы. Если была возможность помочь, помогал.
— А что удалось?
— Оценку твоей деятельности должны давать другие люди. Конечно, есть внутри ощущение: что удалось, что нет. Я очень радуюсь, когда получается спектакль. А для меня это прежде всего художественный результат — даже не успех у зрителя.
Если говорить обо мне, на самом деле я счастливый человек. В коротком интервью не расскажешь о том счастье встречи с потрясающим людьми, которое мне Бог подарил.
— Есть какая-то мечта?
— Неверное, нет. Меня спросили в одном из интервью, чего я больше всего хочу, я сказал — выспаться. Такой потребности у меня сейчас нет. Чего хочу? Сил и здоровья хочу, чтобы все, что сейчас происходит, выдержать и справиться с ситуацией. Сейчас очень-очень важно предельно спокойно и хладнокровно понять возникшие проблемы и постараться перестроить работу так, чтобы зритель практически не заметил, что театр во многом изменился. Сделать так, чтобы не было отмен спектаклей, продолжалось выстраивание того репертуара, который интересует зрителя. Большой театр — один из символов нашей страны, и он должен продолжать существовать как один из символов страны. Сегодня это моя задача.
Беседовала Ольга Свистунова