Московский театр Олега Табакова (ТОТ), именуемый в народе "Табакеркой", 1 марта отмечает свое 35-летие. Юбилейная дата стала поводом для встречи с художественным руководителем театра, народным артистом РФ Владимиром Машковым, который в интервью ТАСС напомнил непростую историю создания театра, развеял миф о благополучном существовании Новой сцены на Малой Сухаревской площади, а также рассказал, почему ТОТ решил помочь беженцам из ЛНР и ДНР.
— Владимир Львович, повод наш прежде всего — это 35-летие Московского театра Олега Табакова, "Табакерки". Как будете отмечать?
— Будем отмечать на нашей Новой сцене на Сухаревской. У нас будет концерт. 35 — возраст человека в полном расцвете сил, талантов. У нас очень сильная актерская труппа, я считаю ее лучшей в стране. А лучшая она потому, что у нас есть Школа Табакова. Принцип образования в нашей школе — "уча, учись", он заставляет нас развиваться.
— Это формат капустника?
— Нет. В этом концерте наши артисты предстанут в необычном для них амплуа, будут делать то, чего они никогда не делали на сцене. В этот день мы расскажем, как же начинался этот театр.
— И как же начинался?
— Он начинался очень давно, в прошлом веке. Начинался от любви, от горения, от надежд, из желания продолжить дело Станиславского и дальше — Ефремова, из студии которого вырос "Современник". Олег Павлович тоже мечтал найти молодых артистов, которые стали бы следующим поколением театра "Современник". Так родилась студия, по сути, драмкружок во Дворце пионеров на Стопани, где в 1974 году из 3500 московских школьников Табаков набрал ребят, тех, кто в 1976 году эту студию окончил, стал частью курса Олега Павловича в ГИТИСе. И в 1978 году образовалась студия молодых артистов, которая и "поселилась" в угольном подвале на Чаплыгина, 1А. Это было время, когда Олег Павлович и студийцы бросились творить с любовью, с надеждой, с абсолютным энтузиазмом.
Однако театру не дали открыться. Труппа была распущена, а Табаков слег с сердечным приступом. Кто потом рубцы на его сердце пересчитывал? Для меня он — как гладиатор, который боролся дальше с абсолютным достоинством. Прошло еще десять лет, и наконец театр открылся официально. 1 марта 1987 года была премьера спектакля. Театр существовал и до этой даты, но именно с нее начинается отсчет. Когда пришли мы, то начали свою жизнь в давно освоенном пространстве. Но этого пространства даже в 1987 году уже было мало.
Ко дню рождения собрали кое-какие факты: до открытия сцены на Сухаревской мы играли на сценах 22 московских театров, потому что нам не хватало места. То есть практически всю нашу жизнь мы скитались.
— Но прошла информация, что и это здание выставлено сейчас на торги?
— Да, сейчас Сцена на Сухаревской — в здании, которое выставлено на продажу. Раньше здесь, на этом месте, был рынок выходного дня, его снесли, и девять лет с перерывами строилось здание для театра-студии Табакова. Потом оказалось, что денег нет, предложили взять одного инвестора, потом второго, второй потребовал фасад. Так наш театр оказался внутри двух зданий. Мы занимаем только часть здания, а должны были занимать его целиком.
Я в течение четырех лет добиваюсь, чтобы нам его отдали. А сейчас эту часть здания, не нашу, продают. Если сюда вселится банк или магазин… Более чудовищного развития событий я даже представить не могу. Я не ожидал, что такое может произойти. Так что мы продолжаем битву за свое пространство, которая идет все время существования театра. Согласитесь, такого не может быть, не бывает — успешный театр, у которого своя школа и которому негде развиваться.
— А что будет со Сценой на Чаплыгина?
— Подвал не ремонтировался с открытия, там коммуникации 1913 года. Такая, как говорится, палитра существования сложилась. Но моя задача, наша задача, наш смысл жизни — на сцене, в 19:00 приходят зрители, артисты должны быть в этот момент максимально готовыми, искренними, органичными. А вместо этого мы бьемся над решением бытовых проблем и никак не можем их решить.
— Можно задать вопрос, как такое произошло?
— Потому что у Олега Павловича не было возможности и сил все проконтролировать. У него был на руках еще один большой организм — Московский художественный театр им. А.П. Чехова. Я же помню его на открытии Сцены на Сухаревской в 2016 году, с какой он надеждой и тоской глядел на все, понимая, что фойе не доделано, потому что все средства были потрачены на сцену. Сцена совершенна, ее надо осваивать, мы этим и занимаемся, а закулисного пространства нет — переодеваемся в коридорах, где придется.
— У вас сколько спектаклей сейчас в репертуаре? В школе тоже есть театральное пространство?
— 20 спектаклей на обеих сценах. Конечно, в школе есть еще одна маленькая учебная сцена. В здании школы было общежитие Театра Табакова, я там жил, потом построили здание школы. Школа Табакова уникальна. Все ее педагоги — действующие артисты. Мы сами ищем ребят по всей стране, так как понимаем, что не у всех есть возможность приехать в Москву. И эта школа — единственная во всем мире, которая работает по интегрированной программе среднего общего и высшего образования. Через пять лет после поступления ребята, принятые в 15–16 лет, получат диплом о высшем актерском образовании — такого нигде нет. Мы в течение года добивались этого, прошли все министерства, подтвердили правомерность нашей работы, и нас очень поддержал президент. Первые ребята, набранные по этой программе, учатся уже на третьем курсе. А полгода назад мы набрали первый курс.
— Чему вы их учите?
— Профессии. Каждый сыгранный спектакль мы в театре разбираем: что нам удалось, что не удалось. Потому что невозможно ничего зафиксировать навсегда. Каждый день зритель новый, и ты — новый. С новым выходом на сцену все стираешь и начинаешь писать заново. Главное — искренность. Человек может быть искренен даже в заблуждении. Вот, наверное, основа огня артиста — страстность и искренность. Органичности одной для настоящего артиста мало. Ее может быть достаточно в кино, а для работы на сцене нужна дополнительная искра, искренность. Театр исследует острейшие предлагаемые обстоятельства, во всяком случае наш. Мы исследуем острые столкновения и острые конфликты человека с самим собой. В спектакле нет точки, как в кино: "Стоп, снято".
— Сколько из 35 лет существования театра вы здесь?
— Как с 1987 года театр открылся, я так или иначе всегда был здесь. Куда призывал меня мастер, там я работал. В подвале места не было — мы стали арендовать сцену Московского художественного театра, еще при Ефремове. На Малой сцене МХАТ им. А.П. Чехова вышел "Смертельный номер". Потом, когда ушел Олег Николаевич (Ефремов), Олег Павлович предложил поставить там на большой сцене спектакль "№13". С 90-х годов моя трудовая книжка лежала в Театре Табакова. Первое место работы — в Театре кукол, потом — мастерские в Московском художественном театре и Театр Табакова. Все. Для меня не было другого театра, у меня не было другого направления, другой идеологии, других чувств. Мы спорили, мы были в чем-то не согласны друг с другом, я развивался, балансируя между свободой и дисциплиной.
И наш театр так же рос и развивался: мы свободно творили; что натворим, предъявляли мастеру, а уж он говорил, плохо это вышло или хорошо. Мы и свой первый спектакль — "Звездный час по местному времени" — делали самостоятельно. Взяли поломанную лавочку на улице, декорацию смастерили из забора, в своей одежде играли, но сделали спектакль, показали Табакову, и он ему понравился.
— Почему вы хотели поступать именно к Табакову?
— Мне было 20 лет, когда я приехал сюда. До этого учился в Новосибирске. Я уже был "матерый" и целенаправленно шел туда, где был Табаков с его абсолютной внутренней независимостью. Я видел, что это настоящий творческий лидер. Лидер, потому что мастер. Даже если все рухнет, я знал, что Табаков выживет и вытянет за собой еще несколько человек. Он был действительно как "Атом солнца", с этой своей жгучей требовательностью, резкостью, с диктофоном, на который он наговаривал замечания, последовательностью… И с его сдержанной радостью, которая выражалась только в том, что чуть розовело лицо и блестели по-особенному глаза.
— Кто предложил вам возглавить театр четыре года назад?
— Смерть Олега Павловича — трагедия, которая потрясла весь творческий мир, как мне кажется. Даже когда я приходил к нему в больницу в его последние дни, я все равно был уверен, что Табаков как-то выйдет победителем из этой ситуации тоже. Для меня его смерть была как ушат воды. Потом я сидел в течение двух дней, пересматривал все материалы, связанные с нашим театром, и то, что знал, и то, что я пропустил. И, увидев всю картину целиком, понял, что мы не имеем права не продолжить дело Табакова, что мы обязаны дать этому театру настоящую жизнь такой, какой она была им задумана. И я совершил этот шаг. Романтический, конечно.
— Пришлось личной карьере потесниться? Вы отдали предпочтение продолжению дела своего учителя.
— Я работаю в театре художественным руководителем и актером, и я художественный руководитель школы.
— А что касается кино?
— Я сказал четыре года назад, что эти деятельности совмещаются очень сложно: художественного руководителя театра и школы с деятельностью кинематографиста. Я не могу себе позволить оставить труппу на долгий срок. Сейчас у меня будет возможность это сделать, потому что это было сильно заранее спланировано. Съемки кинокартины "Вызов" приходятся ближе к лету, и у меня будет возможность сняться в ней в свое свободное время. Артисты нашего театра, большинство, тоже успешно снимаются в кино, но понимают, что основное место их деятельности — театр. И при планировании работ в кино, на которые я всегда с большим удовольствием ребят отпускаю, они обязательно отталкиваются от репертуара и от задач, которые ставятся в театре. Это единственное правильное, верное существование коллектива.
— Какой будет следующая премьера?
— Будет представлена для нашего зрителя абсолютно новая пьеса под названием "Схватка" американского драматурга Дэвида Линдси-Эбера. Оригинальное название этой пьесы — Ripcord. Трудно переводится — это трос, который раскрывает запасной парашют. История о достаточно приличном доме для пожилых людей в Америке. В одной комнате живут две бабуленции, одна — учительница из Техаса с тяжелой судьбой, другая — бывший менеджер в парашютной компании, тоже с тяжелой судьбой. И между ними происходит схватка за кровать у окна, за жизнь, за бесконечность жизни, абсолютное преодоление страха и зла.
— И сколько там занято артистов? Это вы ставите?
— Я это ставлю. Этих двух старушек будут играть обворожительные молодые талантливые актрисы нашего театра, Алена Лаптева и Яна Сексте, плюс Наташа Попова, Севастьян Смышников, Игорь Петров, Аркадий Киселев и все студенты третьего курса.
— Когда ожидается премьера?
— Планируем 26 марта. Декорации сделал замечательный художник Александр Боровский, Ольга Рябушинская в сотрудничестве с Боровским — костюмы.
— Как оцениваете события на Украине?
— Для меня это трагедия личная, потому что я с 2006 года очень много проводил времени в городе Одесса, в этом прекрасном городе. Я в течение года снимался в фильме "Ликвидация", а потом после этого приезжал, у меня были друзья, у меня была квартира в Одессе. И уже тогда ребята, мои товарищи, боролись с появлявшимися в 2011 году националистами, которых не хотела принимать Одесса. Четверых моих друзей сожгли 2 мая в Доме профсоюзов. Никакой оценки этим действиям до сих пор не последовало. Я удивляюсь еще выдержке и решимости нашего президента, выдержка у него, конечно, феноменальная.
— Что планирует делать театр?
— Я поделился своим мнением на странице в Instagram — большое число людей, беженцев, нуждается в материальной помощи. И мы объявили, что все средства от сыгранного 4 марта спектакля "Матросская тишина" пойдут беженцам из Донецкой и Луганской республик. Я думаю, что это та помощь, которую мы можем прямо сейчас оказать. Ну и будем продолжать делать все возможное.
— Как прокомментируете заявление правообладателя о спектакле "Матросская тишина"?
— Я буду готов его комментировать, когда будет официальная претензия от правообладателя. Пока мне просто сообщили, что один из правообладателей пишет: "Я отзову права у театра на эту пьесу".
— В СМИ приводят высказывания, что, если театр проигнорирует его требование, будут штрафные санкции.
— Мое решение осознанное.
Беседовала Ольга Свистунова
