«Русский всадник бесконечного Апокалипсиса»
«Кругом — необъятная, распухшая реальность Юрия Мамлеева», – говорил Егор Летов еще в 90-е… Эту реальность ощущали, хотели ощутить или хотя бы прикоснуться к ней все, кто собрался снежным декабрьским вечером в зале Дома Ростовых в Москве, чтобы поговорить о творчестве и личности вызывающего столько восхищения, споров и вопросов писателя и философа.
Мамлеев был едва ли не первым, кто задолго предвидел и очень тонко зафиксировал в слове надвигавшиеся катастрофические события и перемены в сознании людей на переломе веков, а его проза открывала такие темные бездны человеческого бытия, от которых трепетали не желавшие знать о них слабые души, укреплялись сильные и находили в себе возможности следовать за писателем на прорыв к свету горних миров…
«О, бурь заснувших не буди / – Под ними хаос шевелится», предостерегал Ф. Тютчев в знаменитом стихотворении «О чем ты воешь, ветр ночной?.., которое странным образом перекликается с мыслями о Ю. Мамлееве, потому что все предостережения великого поэта в этом стихе им нарушены. Все есть в мамлеевском творчестве, с чем ассоциируется безумная песня ночного ветра: и непонятная мука, и страшные «песни» «про древний хаос, про родимый», и, наконец, главное – раскрывается то, почему так бесстрашно прикасается писатель к запретному и пугающему: «Как жадно мир души ночной Внимает повести любимой! Из смертной рвется он груди, Он с беспредельным жаждет слиться!..» Эта жажда слияния «мира души ночной» с беспредельным – живой нерв творчества Мамлеева, отчасти здесь кроется загадка магнетизма его стихов и прозы для читателя.
Зал Дома Ростовых не смог вместить всех желающих присутствовать на вечере памяти писателя, который открыли председатель Клуба метафизического реализма, прозаик Сергей Сибирцев, писатель и общественный деятель Сергей Шаргунов, советник Председателя Ассоциации издателей и писателей РФ Даниил Духовский.
– Человек удивительного света, чуткости, благородства, Мамлеев с нами, – говорил во вступительном слове Сергей Шаргунов, – его образы и символы, вся его проза о невероятных безднах и неимоверных взлетах в нас и вокруг нас. И все это он не выдумывал, не конструировал, он писатель предельного реализма, при этом у него удивительный язык, язык между бытием и ничто, он потрясающий стилист. Его хочется перечитывать…
Отметив большое количество молодежи в зале, Сергей Сибирцев подчеркнул актуальность творчества Мамлеева в переживаемое нами время энтропии, и напомнил, что традиционно писательский труд в России – это не ремесло, не заработок, а служение. Так воспринимал свой труд и Юрий Витальевич, поэтому, пережив период скитаний за пределами родины, он вернулся в Россию, «русский всадник бесконечного Апокалипсиса»…
Поэт и музыкант Александр Ф. Скляр рассказал о своем общении с Ю. Мамлеевым и отметил следующее: «Основная жизнь человека начинается тогда, когда он уходит из физического плана бытия, если говорить о людях творческого направления, о художниках, писателях…. Мы это почувствовали, когда ушел мистик и поэт Евгений Головин, его влияние на меня возросло многократно, а внутренние пересечения жизни изменились, так же случилось и после ухода Гейдара Джемаля… Теперь, когда я перечитываю стихи из книги Мамлеева «Невиданная быль», я многое понимаю по-другому. Может быть, уход – это начало самой главной жизни этих людей».
В конце выступления Александр Ф. Скляр исполнил свою композицию на стихи Юрия Мамлеева «Я иду по замерзшей дороге».
На вечере в записи прозвучало слово о Мамлееве одного из близких к нему людей, философа Александра Дугина, который обозначил важнейшие вехи творческого пути писателя, осуществившего до отъезда на Запад настоящий «удар по патогенному ядру реальности, и мы почувствовали эту нанесенную нам без всякого снисхождения травму. Он осуществил метафизическое вторжение в поле банального мировосприятия. Чудовищная дыра в реальности отрыта им. Сегодня Мамлеев возвращается… И мы должны обратиться к той бездне которую он открыл, чтобы лучше понять свою идентичность».
Надо сказать, что в ходе вечера в зале создавалась уникальная экзистенциальная и психологическая ситуация, в которой все высказывания, намеки, ссылки и имена приобретали совершенно специфический, расширительный смысл. Как будто возрождалась, становилась живой атмосфера мамлеевского творчества, взрывающего все привычные штампы и представления о человеческой жизни и смерти, о литературе и критике…
Так, в частности, было воспринято публикой выступление философа, писателя и поэта Петра Калитина, коснувшегося уже ставшим традиционным сравнения Достоевского и Мамлеева, который, по мнению выступавшего, пошел дальше онтологического вопроса русского классика, заданного одним из его героев: ««Тварь ли я дрожащая или право имею?». Через своего персонажа Мамлеев задал более глубокий экзистенциальный вопрос: «Существую я или не существую?». Он прошел через Достоевского в другую бездну и взял туда Достоевского…
Создал особый мир, где главный герой в его ключевом тексте – «атеистическая смерть».
Главный редактор ТВ «День» и заместитель главного редактора газеты «Завтра» Андрей Фефелов остановился на теме губительной заштампованности определений многим явлениям в культуре. Вокруг творчества Мамлеева таких штампов тоже накопилось немало, сказал он: метафизические миры, метафизические ходы… Вокруг писателя много эмоционального, воспоминаний, а Мамлеева надо исследовать. Ведь есть вещи, которые требуют скрупулезного изучения. Мамлеев двоится: советские коммуналки, Запад, и есть Мамлеев России вечной… Эти вопросы еще ждут своих открывателей.
Воспоминаниями о встречах с Мамлеевым и мыслями о его творчестве поделились писательницы Татьяна Набатникова, Светлана Василенко, Наталья Макеева, художник А. Гинтовт и другие. На вечере присутствовали главный редактор журнала «Отечественные записки» Сергей Шулов, писатель и поэт Ольга Муравич.
Будто в подтверждение слов Сергея Шаргунова о том, что «Мамлеев навсегда с нами», «есть ощущение его присутствия», в течение разговора внезапно вторглась запредельная страстная мамлеевская стихия, что произошло, когда дали слово одному из последних членов знаменитого Южинского кружка, писателю Игорю Дудинскому. Своей парадоксальной, образной, провоцирующей на дискуссию речью из 17 тезисов, обращенных к современному читателю Юрия Мамлеева, Дудинский буквально перевернул «шахматную доску» этой хорошо выстроенной организаторами «партии», начав с того, что «большая ошибка и заблуждение считать Мамлеева писателем». Все творчество Мамлеева – весть (евангелие). Добавлю – благая или нет, каждый сам определит для себя. И в предисловии к первому изданию романа «Шатуны» автор сам расставил все точки, предложив ключ к своим текстам: «человек как биологическое и социальное существо слишком примитивен, достаточно изучен и поэтому в настоящее время не достоин быть объектом изображения в искусстве, к тому же это нечто отмирающее, то, из чего нет выхода, потому искусство, которое творит реальность, должно неизбежно обратиться к метафизическому как своей истинной стихии»
Дудинский далее интересно говорил об элитарности Мамлеева, подразумевая под этим нонконформистскую интеллигенцию с романтическим мироощущением. Тех, кто посвятил себя метафизическим поискам, и для кого «социальщина – бранное слово». И на сегодня, по мнению Дудинского, Мамлеев «единственный по-настоящему элитарный автор, который рассказывает о самом важном. Все остальные пережевывают давно известное и потерявшее всякий смысл. Он индикатор элитарности, тайный знак, по которому люди элиты узнают друг-друга, причем, подчас бессознательно. И, разумеется, элиты – это не те, кто использует знания о человеческой природе, чтобы манипулировать оболваненным социумом в своих интересах. Принадлежность к элите определяется стремлением к запредельному, тому, что находится по ту сторону реальности и реализма. Он тот, кто заглянул в бездну мирового духа, восхитился бесчисленным множеством открывшихся миров и их обитателей, и теперь не в силах остановиться»
Игорю Дудинскому действительно повезло, он «застал всю мистерию восхождения ЮВМ на Олимп. От начала – до конца. Был свидетелем того, как, создавая все новые тексты, ЮВМ изменял окружающую атмосферу. То, что делал Мамлеев, можно в духе творцов Серебряного века называть теургией. Дудинский посоветовал молодому читателю «сначала пройти некое посвящение, приобщиться к мамлеевской потусторонности, стать инфицированным его метафизикой, поставить ногу на первую ступеньку лестницы, ведущий в иные миры и пространства… Но и в позднем Мамлееве можно тоже отыскать немало откровений…».
Мысли И. Дудинского о патриотическом периоде духовных исканий ЮВМ, когда писатель «принял на себя высший из духовных подвигов, подвиг юродства, поднявшись до высот священного безумия», когда прозвучало его новое мощное творческое кредо – «мы, прежде всего, русские, а потом уже люди», придают новый ракурс видению творчества и судьбы Юрия Витальевича Мамлеева. Можно соглашаться или не соглашаться по многим позициям тезисов с И. Дудинским, но слово сказано, и оно вызвало большой интерес собравшихся. Жаль, что формат встречи в Доме Ростовых не предусматривал дискуссий. Но, несомненно, они – впереди.
«Тексты Мамлеева, – сказал в завершение своей речи Игорь Дудинский, – открываются исключительно людям с романтическим мироощущением, пусть даже оно самого черного цвета. Циникам, прагматикам и модным ныне любителям постебаться лучше даже не прикасаться к его книгам. Мамлеев надолго обречен оставаться актуальным. Прежде всего, потому, что современный мир окончательно оформился в цивилизацию хаоса, отвергнув еще вчера привычные и понятные законы. А кто как не ЮВМ на сегодня главный идеолог хаоса метафизического, который он культивировал. А как управлять хаосом метафизичеким? Вот тут и не обойтись без мамлеевского наследия…»