«Человек, который настоит на своем»: как российскому режиссеру удалось поставить спектакли, пережившие его самого
Иван Судаков, актер, режиссер, эссеист, продюсер. Работал куратором в Международном фонде Станиславского, на театральном фестивале «Сезон Станиславского». Окончил ГИТИС. Автор двух сборников прозы и стихов, основатель собственного театра KTO studio
Выдающийся советский режиссер-реформатор Евгений Вахтангов знаменит не только в России, но и по всему миру. Он вошел в историю как гений, который поставил два спектакля, переживших его самого. Первый, «Гадибук», шел в театре «Габима» более 40 лет, а «Принцессу Турандот» играли вплоть до 2006 года. Его имя носят театры в Москве и Владикавказе, самолет компании «Аэрофлот», улицы в Челябинске и Тель-Авиве. Его имя — это символ праздника души во время всемирной печали, светлой улыбки правды во время духовного голода всей страны.
«Гнев Господен нас в мир поверг, чтобы помнили люди — небо…» — писала ему влюбчивая молодая Цветаева и беспокойно ждала ответа. Ответа она не получила, но небо в театре увидела благодаря ему.
Вахтангов умирал тяжело. Долго и тяжело. У него была опухоль в желудке, но он все равно ходил на репетиции, все равно вытачивал и выстраивал красивые спектакли, потому что он понимал: эти спектакли — это все, чем он может остаться на этой земле навсегда. Его верный ученик Михаил Чехов всегда провожал его от театра до квартиры и записывал-записывал-записывал… Однажды Вахтангов обернулся к нему на улице и сказал: «Миша, Вы лужа, в которой улыбнулся Бог». Он умел подмечать детали
Сын табачного фабриканта-армянина, будущий гений мирового театра родился на Кавказе, во Владикавказе. После завершения гимназии он поехал поступать в Рижский политехнический институт, но слишком сильно был увлечен игрой в местном драмкружке и вступительные провалил, после этого отправился в Московский университет и поступил на юридический.
В 1911 году Вахтангова приняли в МХТ, там он работал педагогом и теоретическим разработчиком системы Станиславского. Но все это сухая биография, скажете вы. И будете правы. В пробелах и промельках дат и побед — живой учитель и молодой, горящий педагог. Уже в 1909 году, когда он был студентом подготовительной театральной школы, «черты лица Вахтангова были как бы до отказа пропитаны волевой энергией и какой-то стремительной мечтательностью, он казался человеком, который настоит на своем», так вспоминала о нем его однокурсница, будущая великая советская актриса Серафима Бирман.
Вахтангов основал свою студию, сперва подпольную, затем открытую. У него появились ученики, но он не хотел вести их под своим началом, не хотел культа личности. «Главная ошибка школ та, что они берутся обучать, между тем как надо воспитывать», — говорил он.
Революция дала ему толчок к переосмыслению своей деятельности и всей теории театра в целом. «В театр пришел новый зритель, — пишет в дневнике Вахтангов. — Чтобы театр стал действенным, активным, нужно, чтобы он применил все средства для воздействия на сознание зрителя, надо театру вернуть театральность, надо использовать весь арсенал его оружия — не только переживание, мысль, слово, но и движение, краски, ритм, выразительность жеста, интонации, изобразительную силу декорации и музыки».
Однажды его любимейший учитель Станиславский сказал ему: «Художественный театр — способ гражданского служения России». И он сформулировал тот формат игры, в котором он мог принести пользу стране, искусству, ученикам. Он считал, что, когда страна в разрухе, в голоде, в междоусобных войнах, театр не может показывать страх, мучение, печаль и грусть, иначе он потеряет доверие зрителя.
Поэтому среди участников студии запрещалось говорить о войне. Все мысли — о достижении точной театральной формы. Любой спектакль — это праздник. Даже трагический. Наверное, трагический спектакль — это праздник в особенной, возвышенной степени. Это праздник преодоления смерти, праздник победы этого мира над болью и страданиями.
Да, Вахтангов был болен. Лежа в больнице, он все равно писал в дневнике: «Пора бы мне думать о том, чтобы осмелеть и дерзнуть. Надо инсценировать Библию. Сейчас мелькнула мысль: хорошо, если б кто-нибудь написал пьесу, где нет ни одной отдельной роли. Во всех актах играет только толпа. Мятеж. Идут на преграду. Овладевают. Ликуют. Хоронят павших. Поют мировую песнь свободы».
Нет, таких масштабов в тогдашнем театре не снилось никому... Инсценировать Библию... Последний его спектакль — «Принцесса Турандот», — собственно, и был праздником. Итальянская радостная сказка о выдуманной стране несла в себе всю концентрированную мысль вахтанговской школы. Само содержание пьесы преподносилось в спектакле как вымысел, зрителю давали понять, что перед ним красота и «неправда». А что тогда же правда? Где красота? С этими вопросами умный зритель выходил из зала и продолжал жить в своем празднике жизни.
Вахтангов умер в тридцать девять. Перед самыми похоронами жена заметила, что туфли, в которых планировалось хоронить режиссера, ему оказались малы. Тогда ему надели туфли принцессы Турандот из его последнего спектакля.
Когда студия переехала на Арбат, в особняк, Вахтангов начал мечтать о том, чтобы сделать Арбат городом искусств. Чтобы здесь играли актеры, там музыка…. Так оно и есть. Вне зависимости от войн и проблем — там уже 100 лет играют спектакли актеры, считающие себя последователями вахтанговской школы, поют внесезонно радостные певцы, читают вдохновенные поэты.
Многие гости Белокаменной, гуляя по Арбату, встают у светлого памятника тонконогой принцессе, сидящей высоко-высоко на троне. Гости улыбаются. Гости оставляют в Instagram фото, гости посылают селфи своим друзьям в другие страны и города. Это то маленькое чудо и то тонкое касание Вахтангова, которые они, даже его особо не чувствуя, получают. Касание радости, касание чуда.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора