Пустая витрина: что собой представляет российский теневой арт-рынок

Свежий сериал «Люпен» от стримингового сервиса Netflix получил немалое число восторженных отзывов. Картина начинается с кражи колье Марии-Антуанетты в Лувре: благородный грабитель, а по совместительству богатый иммигрант, совершает безупречное преступление, придерживаясь двуликого амплуа: он исследует территорию в образе уборщика, а ворует украшение будучи самым состоятельным участником аукциона. Его цель — месть, примерно такая же, по одной из версии, была и у похитителя «Мона Лизы», который так стремился вырвать ее из рук французов и вернуть на родину — в Италию. На самом деле сфера искусства едва ли может стать полем для оправдания противозаконных действий ненавистью, психическим расстройством, наваждением или любовью к прекрасному. Ни в коем случае. Только желанием сколотить состояние.

Пустая витрина: что собой представляет российский теневой арт-рынок
© Слово и Дело

Черное лобби

Подпольный рынок произведений искусства входит в топ доходных криминальных бизнесов с завидной регулярностью, уступая лидирующие позиции лишь наркоторговле и контрабанде оружия. Расширение нелегальной индустрии в арт-сфере, модернизация незаконных схем присваивания и продажи несомненно наводят на мысль о растущем спросе на краденые или подделанные произведения искусства. Но со стороны кого?

Очевидно, что выигрывают многие участники процесса: вор, дилер, таможенный работник или искусствовед, взявший деньги за липовое заключение. Но среди этих пешек есть стимулирующий «черную цепь» заказчик. Мы можем лишь приблизительно составить его портрет — он будет базироваться на чрезмерной состоятельности, которая, в принципе, позволяет приобретать произведения искусства открыто. Влиятельные покупатели сознательно спускаются в подполье за картинами и монетами, объявленная стоимость которых составляет десятки тысяч долларов. По сути, они играют роль инвестиций, вполне легального средства обмена.

«Работает принцип, который актуален для любого черного рынка: покупатель оценивает инвестиционную привлекательность — стоимость объекта и его дальнейшей перепродажи. Поэтому здесь дело не в любви к искусству. Люди, которые действительно любят, как правило, ценят прозрачность сделок. Они своим актом покупки произведения выражают уважение и помощь художнику, они осознают свой вклад в развитии арт-рынка», — рассказала редакции художник и практикующий арт-юрист Кристина Бурбела.

Административная беспомощность

Арт-дилеры и коллекционеры стараются избежать любого взаимодействия с произведениями искусства, которые функционируют в круговороте «купля-продажа» незаконно — их тяжело реализовать. Как мы уже поняли, картина эпохи Ренессанса и византийская икона — в первую очередь разменные монеты, которые могут прибавлять в стоимости, а не объекты для созерцания. Таким образом при появлении любого рода черных предложений участники арт-рынка, скорее всего, откажутся или сообщат о продавце в соответствующие органы. Получается, «ворованные истории» чаще всего обречены на быстрое раскрытие. Но почему же тогда процент раскрываемости краж в сфере искусства в России крайне низок и с трудом дотягивает до 15%?

Логичным представляется начать разбор с законодательства и работы ведомств. Ответственными за регуляцию арт-рынка являются МВД, таможня, следственный комитет, министерство культуры. При этом подразделений, специализирующихся на раскрытии преступлений, связанных с антиквариатом и произведениями искусства, на сегодняшний день нет. До 2012 года эту функцию выполнял антикварный отдел, но он был ликвидирован.

Что касается средств отслеживания, на сайте Минкультуры ведется электронный реестр пропавших, утраченных, похищенных культурных ценностей. Но из-за пассивности других участников арт-рынка и простоты вывоза российских шедевров заграницу, этой меры явно недостаточно.

Квалифицируют кражу произведений искусства по статье 164 УК РФ, согласно которой обвиняемый наказывается принудительными работами, штрафом в размере до 500 тыс. рублей, реже — лишением свободы (максимальный срок — 15 лет). Важным нюансом в следственной практике является то, что часто бывает сложно установить первоначального владельца произведения искусства: тот, кто перепродает, может быть не в курсе, что предмет краденый.

«Низкий уровень заинтересованности органов вытекает, помимо всего прочего, и из того, что потерпевшие профессионалы арт-рынка, в свою очередь, тоже редко обращаются к властям, предпочитая не ввязываться в долгие государственные истории, связанные с оформлением большого количества документов, допросов, очных ставок, судов и тому подобное. У Гиляровского была присказка: "Нашел – молчи, украл – молчи, потерял — молчи»", — люди в этом бизнесе (которые не первого уровня миллионеры) живут по ней, предпочитая не светиться и решать вопросы, если это возможно, своими путями, с помощью соответствующих знакомых. А "совершенствование законодательной базы" при текущем состоянии законотворчества лишь напугает владельцев еще больше и убедит их светиться еще меньше», — объяснила изданию Софья Багдасарова, журналист, искусствовед, автор книги «Воры, вандалы и идиоты: Криминальная история русского искусства».

Руководитель существовавшей до 2011 года Росохранкультуры Борис Боярков отмечал, что факты утраты и хищения в музеях во многом связаны с пренебрежительным отношением к исполнению требований инструкции со стороны работников самих учреждений.

«Низкие зарплаты музейщиков на протяжении долгих лет, разумеется, провоцируют ситуации с кражами "навынос", хотя это дело вроде бы не так ужасно, как кажется конспирологам, утверждающим, что 90% картин в российских музеях подменены. Выносить предпочитают мелкий антиквариат без особых примет, который проще продать. Бороться с этим как-то, помимо увеличения зарплат, сложно», — дополнила Софья Багдасарова.

В своем комментарии искусствовед в качестве иллюстрации упомянула кейс с Эрмитажем, который подвергался ограблению целых семь раз, но в июле 2016 года обнаружил самое крупное упущение в своей работе — в результате плановой ревизии сотрудники недосчитались 221 экспоната, которые планомерно в течение длительного времени выносила хранительница Зимнего дворца — Лариса Завадская. Но самое интересное в этом абсурде, собранном из икон, крестов и ювелирки, что коллеги Ларисы по работе знали обо всех аферах женщины, но побоялись сообщать руководству. И да, похищенные ценности даже не были записаны за конкретным материально ответственным лицом.

Потакание нелегальным маневрам наблюдается и со стороны других участников сферы искусства — антикваров, которые не стремятся сотрудничать с правоохранительными органами. Краеугольный камень не зарыт: занятие антиквариатом — практически недоходный бизнес из-за того, что действительно ценных вещей в лавочках крайне мало.

Получается, что на всех уровнях системы арт-рынка присутствуют люди, не желающие выполнять свои должностные и гражданские обязанности. Конечно, их можно замотивировать денежным поощрением или более жесткой буквой закона, но куда важнее в данных обстоятельствах повысить профессиональные стандарты.

50 оттенков серого — любимая палитра арт-рынка

В некоторых интервью работников антикварных отделов и отдела оценки мы встретили мнение о том, что развитие черного арт-рынка в России является следствием нецивилизованного ведения бизнеса в сфере искусства в целом. Формат, условно называемый полулегальным, типичен для сделок купли-продажи произведений искусства в нашей стране. Он предполагает реализацию предметов, имеющих культурную ценность, с рук на руки, минуя галереи, аукционные дома и крупных дилеров, имеющих статус в ассоциациях. С одной стороны, в прямой покупке нет ничего плохого — в этом случае вы даже экономите на посреднике. С другой — экономить приходится и на качестве работы, которая может быть украдена или подделана.

Кроме того, вариант «из полы в полу» чаще всего осуществляется без документарного оформления. Это происходит по двум причинам: с целью избежать уплаты налога с продаж (но сейчас в России они отсутствуют) или освободить себя от траты времени. Художник и практикующий арт-юрист Кристина Бурбела в беседе со «Слово и Дело» высказала мнение о том, что отсутствие правильного или договора вообще не является криминальным и не делает рынок искусства черным.

«Из фактических действий сторон все равно можно установить, что они совершили сделку. Самое главное — чтобы произведение искусства являлось приобретенным легальным способом, не было подделкой или краденой вещью. Кроме того, сделки по продаже искусств, как правило, не требуют никакой государственной регистрации. Если говорить в принципе о российском арт-рынке, то в настоящее время он страдает тем, что не все сделки совершают по грамотно созданным договорам из-за низкой правовой грамотности населения. Но постепенно с помощью практикующих арт-юристов и НКО мы движемся в направлении формирования цивилизованного рынка искусства. Так, в 2020 году была создана "Ассоциация галерей" в России, которая активно ведет дискуссии по правовым вопросам, включающим первичную и вторичную продажу произведений искусства, обсуждает проблему формирования профэтики внутри арт-рынка», — объяснила Кристина Бурбела.

По факту, легализация сделок направлена на защиту покупателя, который в случае преступных действий сможет без проблем подтвердить свои права приобретения. Однако отчего-то в мире искусства люди отказываются от «брони».

«Никто не хочет терять деньги, уплаченные за товар, оказавшийся краденым, или давать наводки, или ввязываться в расследование в качестве свидетеля. Это не особенность исключительно российского арт-рынка — у нас вся страна так живет», — прокомментировала Софья Багдасарова, журналист и искусствовед.

В заключение стоит сказать, что плюсы у черного арт-рынка все-таки есть: он хороший пиарщик арт-объектов и отличное средство глобализации искусства. Но на этом все положительные черты заканчивается. И начинается разорение национального наследия, финансово несправедливое нарушение авторского права художника, а главное — оскудение нашей с вами антикварами, коллекционерами, музейщиками, экономистами, инженерами... внутренней культуры.

Это интересно: Серый кардинал моды: как пандемия изменила работу байеров