The Atlantic (США): Я не готов отказаться от возможности воплощения идеала Америки

Я написал свою книгу для молодых людей как призыв создать — с помощью упорного труда, целеустремленности и значительной доли воображения у нас — ту Америку, которая будет отражать наши лучшие качества.

«Атлантик» рад предложить своим читателям краткий и отредактированный отрывок из новых мемуаров бывшего президента США Барака Обамы «Земля обетованная», которые будут изданы во вторник в «Краун». Вчера, 11 ноября, главный редактор «Атлантика» Джеффри Голдберг (Jeffrey Goldberg) взял у президента Обамы первое интервью для публикации, где он рассказал о том, как писал книгу о своем пребывании в президентском кресле и о том, как он оценивает нынешнюю политическую ситуацию. Полностью интервью будет опубликовано в понедельник, 16 ноября. В приведенном ниже отрывке Обама пишет о своей неизбывной вере в американскую идею и о том, что подвигло его написать книгу о своем президентстве.

***

В конце моего президентского срока мы с Мишель в последний раз взошли на борт номер один, отправляясь на запад, где намеревались провести давно откладывавшийся отпуск. Во время полета мы испытывали смешанные чувства. Мы оба были истощены — и физически, и эмоционально — не только работой, проделанной за предыдущие восемь лет, но и неожиданными результатами выборов, в которых победу одержал человек, диаметрально противоположный всем нашим идеалам. И все же, завершив свой этап гонки, мы испытывали удовлетворение от осознания, что поработали на пределе возможностей и, несмотря на все мои недостатки как президента и проекты, которые я хотел, но не смог осуществить, страна была в намного лучшей форме, чем когда я только вступил в свою должность.

Целый месяц мы с Мишель спали допоздна, наслаждались ужином в спокойной обстановке, подолгу гуляли, плавали в океане, подводили итоги, укрепляли нашу дружбу, заново открывали для себя нашу любовь и планировали уже менее насыщенное событиями, но не менее приятное продолжение деятельности. У меня в планах было написание мемуаров о моем президентстве. И к тому моменту, как я приступил к ним, вооружившись ручкой и желтым блокнотом (мне до сих пор нравится делать записи от руки, компьютер, как мне кажется, придает самым грубым моим наброскам слишком причесанный вид, а полусырым мыслям — видимость чистоты), я уже четко представлял себе, как будет выглядеть моя книга.

Во-первых, я хотел честно рассказать о своем пребывании на посту — не просто в формате исторического пересказа ключевых событий, произошедших за мой президентский срок, и не о важных фигурах, с которыми мне довелось взаимодействовать, а кроме того о ряде политических, экономических и культурных перекрестных тенденций, поспособствовавших формированию задач, вставших на пути моей администрации, и решениям, принимавшимся в связи с ними моей командой и мной. По возможности я хотел предложить читателям почувствовать, что значит быть президентом Соединенных Штатов; я хотел немного приподнять завесу и напомнить людям, что, несмотря на все могущество и роскошь, президент — это все равно работа, а наша федеральная власть — такая же сфера деятельности людей, как и любая другая, и мужчинам и женщинам, работающим в Белом доме, приходится сталкиваться с тем же ежедневным эмоциональным коктейлем из удовлетворения, расстройства, трений на рабочем месте, неудач и маленьких побед, как и остальным нашим соотечественникам. Наконец, я хотел поведать и более личную историю, способную сподвигнуть молодых людей, рассматривающих возможность работы на государственной службе: как моя карьера в политике начиналась с поиска подходящего места и попытки объяснить разные составляющие моего многослойного наследия и что, лишь поставив перед собой задачи, превосходившие мои возможности, я наконец смог обрести свою среду и цель своей жизни.

Я предполагал, что смогу уложить все это страниц в 500. И рассчитывал закончить книгу за один год.

Справедливости ради следует сказать, что процесс написания книги пошел не совсем так, как я задумывал. Несмотря на мои благие намерения, книга постоянно росла в объеме и масштабе — по этой причине я и решил в результате разделить ее на два тома. Я сам переживаю, осознавая, что более одаренный автор смог бы найти способ рассказать то же самое более лаконично (в конце концов мой кабинет в Белом доме находился ровно напротив спальни Линкольна, где в стеклянном кейсе хранится 272-страничный экземпляр Геттисбергской речи с подписью автора). Но всякий раз когда я начинаю писать — будь то описание первых этапов моей предвыборной кампании, разработка моей командой стратегии в связи с финансовым кризисом, переговоры с Россией о контроле над ядерным вооружением или рассказ о силах, стоявших за Арабской весной — мой мозг просто протестует против простого линейного повествования.

Зачастую я чувствовал, что обязан обрисовать контекст тех решений, которые принимал я и другие люди, и я не хотел сводить этот фон к примечанию или концевой сноске (терпеть не могу примечания и концевые сноски). Оказалось, что я не всегда могу объяснить, что послужило для меня мотивацией, лишь ссылаясь на бездну экономических фактов или вспоминая исчерпывающий брифинг в Овальном кабинете, потому что они были порождены беседой с незнакомым мне человеком в ходе кампании, или визитом в военный госпиталь, или уроком из детства, преподанным мне матерью много лет назад. Моя память неоднократно преподносила мне, казалось бы, случайные детали (как мы пытались найти достойное место для вечернего перекура; или как смеялись с моей командой на борту президентского самолета), передававшие — в той мере, в какой это никогда не было бы доступно в официальной хронике — мой живой опыт за восемь лет, проведенные мной в Белом доме.

Помимо творческих трудностей, связанных с изложением мыслей на бумаге, я не мог в полной мере предвидеть, как будут развиваться события за почти четыре года, прошедшие с момента моего последнего полета на президентском самолете. Страна оказалась в тисках глобальной пандемии и попутного экономического кризиса: умерло более 230 тысяч американцев, закрылись предприятия, миллионы людей лишились рабочих мест. По всей стране люди, принадлежащие к самым разным слоям общества, заполонили улицы, выступая против убийства полицейскими безоружных чернокожих мужчин и женщин. Возможно, самое большое беспокойство связано с тем, что наша демократия оказалась на грани кризиса — кризиса, уходящего корнями в фундаментальное противоречие двух диаметрально противоположных представлений о том, что такое Америка и какой она должна быть; в результате этого кризиса правящая элита оказалась расколота, разъярена и недоверчива; кризис также повлек за собой непрекращающиеся нарушения институциональных норм, процедурных гарантий и необходимости отстаивать базовые положения, которые когда-то воспринимались как должное как республиканцами, так и демократами.

Это противоречие, разумеется, не ново. Во многом оно стало определяющим во всей истории Америки. Оно вписано в учредительные документы, одновременно провозглашавшие равенство всех людей, и при этом определявшие рабов людьми на три пятых. Оно находит выражение в первых судебных вердиктах, например, когда верховный судья Соединенных Штатов прямо объясняет коренным американцам, что права их племени по передаче собственности не подлежат исполнению, потому что суд завоевателя не обладает полномочиями признать справедливость претензий завоеванных. Из-за этого противоречия велись сражения на полях Геттисберга и Аппаматокса, а также в залах Конгресса; на мосту в Сельме, штат Алабама; в виноградниках Калифорнии; и на улицах Нью-Йорка — противоречие, в котором бились и солдаты, но чаще — профсоюзные лидеры, суфражистки, носильщики Пульмана, лидеры студенческих объединений, волны иммигрантов и активисты ЛГБТК, вооруженные лишь транспарантами, памфлетами или просто парой ботинок, в которых они выходили на марши. В центре этой длительной битвы стоит простой вопрос: хотим ли мы приложить усилия, чтобы довести действительность Америки до ее идеалов? Если да, то правда ли мы верим, что наши принципы самоуправления и личной свободы, равенства возможностей и равенства перед законом применимы ко всем? Или же мы привержены — на практике, если не по закону — идее предоставления этих прав лишь немногим избранным?

Я осознаю, что есть люди, считающие, что пришло время развеять этот миф, что, изучив прошлое Америки и бросив даже беглый взгляд на нынешние заголовки, совершенно очевидно: идеалы нашей страны всегда отходили на второй план, уступая место завоеваниям и подчинению, кастовой расовой системе и плотоядному капитализму, и делать вид, будто это не так, — значит быть соучастником в игре, которая была изначально скомпрометирована. И, признаться, в процессе написания книги, размышляя о своей работе на посту президента и обо всем, произошедшем с тех пор, я сам задавался вопросом, не был ли я слишком сдержан, говоря правду так, как я ее представлял, не были ли слишком осторожен в словах и делах, будучи убежден, что, взывая к добродетельным ангелам нашей природы, как называл их Линкольн, я повышаю шансы прийти к той Америке, которую нам завещали.

Я не знаю. Я точно могу сказать, что не готов пока отказаться от возможности воплощения идеала Америки — не только ради будущих поколений американцев, но ради всего человечества. Я убежден, что переживаемая нами сейчас пандемия служит одновременно воплощением и лишь паузой в беспрестанном шествии к пронизанному взаимными связями миру, где народы и культуры не могут не сталкиваться друг с другом. В этом мире — мире глобальных систем поставок, мгновенного движения капиталов, социальных сетей, транснациональных террористических сетей, климатических изменений, массовой миграции и постоянно растущей сложности — мы научимся жить вместе, взаимодействовать друг с другом, признавать достоинство друг друга, ведь иначе мы погибнем. Так, мир смотрит на Америку — единственную великую державу в истории, созданную народами из всех уголков планеты, представителями всех рас, вероисповеданий и культур, — в попытке понять, продуктивен ли наш демократический эксперимент. Понять, можем ли мы сделать то, чего никогда не делала ни одна другая нация. Понять, можем ли мы действительно жить в соответствии с нашими принципами.

Этот вопрос до сих пор открыт. Меня обнадеживает рекордное количество американцев, проголосовавших на выборах на прошлой неделе и продемонстрировавших неизменное доверие к Джо Байдену (Joe Biden) и Камале Харрис (Kamala Harris), к их силе духа и способности принимать верные решения. Но я знаю также, что ни одни выборы не станут решением проблемы. Наши расхождения слишком глубоки; стоящие перед нами проблемы слишком глобальны. Если я продолжаю возлагать надежды на будущее, то во многом потому, что я научился верить в своих сограждан, особенно в представителей следующего поколения, чья убежденность в равной ценности всех людей является едва ли не врожденным свойством, потому что именно они настаивают на реальном воплощении в жизнь тех принципов, которые им преподносили их учителя и родители, возможно, не веровавшие в них в полной мере. В первую очередь моя книга адресована именно этим молодым людям — в качестве призыва снова изменить мир и — с помощью упорного труда, целеустремленности и значительной доли воображения — создать ту Америку, которая будет наконец отражать наши лучшие качества.

***

Эта статья является отрывком из готовящейся к печати книги Обамы «Земля обетованная» (A Promised Land).

Барак Обама был 44-м президентом Соединенных Штатов.