Создатели галереи. Как братья Третьяковы стали поклонниками искусства

Павел Михайлович Третьяков и его младший брат Сергей с самого детства работали на семейных предприятиях, не гнушаясь черной работы. Вели бухгалтерские книги и торговались с оптовиками, а после подметали в отцовских лавках полы. Повзрослев, они взяли на себя все семейные дела, и их фамилия продолжала громко звучать в Москве. А потом ее начали произносить чуть иначе, с восхищением, когда Павел Третьяков преподнес Москве неожиданный роскошный подарок.

Строгое воспитание и большая ответственность

Об основателе рода, купце Елисее Мартыновиче Третьякове, известно не так уж много. В 1774 году он перебрался в Москву из города Малоярославца Калужского наместничества. Вместе с ним переехали жена и сыновья.

Первым среди его потомков в истории Москвы остался внук Михаил Захарович, купец второй гильдии. Он владел пятью небольшими лавками в гостином дворе, где продавал льняное полотно, а также держал две фабрики — бумагокрасильную и отделочную. Во многом в его делах помогла семья супруги — он был женат на Александре Борисовой, дочери богатого коммерсанта, который экспортировал в Англию сало.

Особое внимание Михаил Захарович уделял образованию детей. Он тщательно отбирал педагогов, часто сам присутствовал на занятиях. А однажды по договоренности с одной из московских типографий он напечатал книгу «Цветы нравственности, собранные из лучших писателей к назиданию юношества Михаилом Третьяковым», предназначенную в первую очередь его собственным детям.

Передать свои дела он планировал первенцу Павлу и родившемуся через год после него Сергею. Довольно рано Третьяков-старший начал знакомить их с работой своих фабрик и лавок. Сыновья занимались под его надзором всем: и зазывали покупателей на улицах, и продавали товар оптовикам, и вели бухгалтерию. Братья не брезговали и взять в руки метлу, чтобы привести в порядок помещение. Спать до полудня им не позволялось: они должны были вставать с первыми петухами и приступать к учебе или работе.

Михаил Захарович умер, когда старшему сыну едва исполнилось 17. Третьяков оставил завещание, согласно которому все его состояние переходило жене — Павел и Сергей были слишком юны. Супруге запрещалось выдавать им деньги на «слабость или распутство». Какое-то время формальным руководителем фабрик и лавок была именно Александра Даниловна, но через несколько лет она передала все сыновьям.

К тому времени их сестра Елизавета вышла замуж за старшего доверенного приказчика Владимира Коншина. Вместе с ним братья основали «Магазин полотняных, бумажных, шерстяных товаров, русских и заграничных, торгового дома П. и С. братьев Третьяковых и В. Коншина в Москве». Зять Третьяковых работал непосредственно в магазине, Павел занимался бухгалтерией, а Сергей отвечал за зарубежные торговые операции. Вскоре они решили, что разумно будет не только продавать льняные изделия, но и производить их. Сказано — сделано: уже в 1866 году открылась прядильная и ткацкая мануфактура в Костроме. Это стало настоящим событием в городе, работу получили тысячи человек.

Повлияли братья и на внешний облик центра Москвы: между Никольской улицей и Театральным проездом они с разрешения властей сделали небольшую улочку, чтобы удобнее было возить товар в гостиный двор. В корпусах проезда, названного Третьяковским, расположились магазины — одежды, парфюмерии, чая — и конторы, банковские и нотариальные.

Все началось с «Искушения»

Осенью 1852 года Павел Третьяков побывал в Эрмитаже и других культурных учреждениях Санкт-Петербурга. Остался под огромным впечатлением. Картины, статуи, бюсты, старинные вазы — все это приводило молодого предпринимателя в благоговейный трепет, равный которому он испытывал, пожалуй, лишь во время церковных служб. Так зародилась его любовь к искусству.

Первую картину будущий коллекционер приобрел спустя четыре года. За «Искушение» Николая Шильдера он заплатил 150 рублей. Сумма была приличная, обычный рабочий мог кормить на нее семью два месяца. Второй из двух картин, положивших начало коллекции, стала «Стычка с финляндскими контрабандистами» Василия Худякова. Третьяков волновался, что его опыта не хватит на то, чтобы отличить качественную копию. Поэтому он любил заказывать картины напрямую у авторов, без посредников. Он говорил: «Самая подлинная для меня картина та, которая лично куплена у художника».

За некоторые полотна приходилось бороться не на шутку. Одним из таких стала «Княжна Тараканова» Константина Флавицкого. Автор хотел за нее пять тысяч, Третьяков был готов отдать три. После смерти художника коллекционер обратился к его брату — тот запросил уже 18 тысяч. Путем долгих переговоров цену удалось сбавить до 4300.

С 1869 года Павел Третьяков начал интересоваться портретами своих талантливых современников — композиторов, писателей. Вернее, их созданием, он разворачивал целые кампании по привлечению художников и знаменитых моделей. Последними становились Иван Тургенев, Федор Достоевский, Аполлон Майков и другие деятели литературы и искусства.

Как создавались некоторые портреты

Павел Третьяков всегда любил творчество Петра Чайковского, следил за ним. Он даже побывал на фортепианном концерте в Париже, где пианист Николай Рубинштейн исполнял произведения известного композитора. Третьяков мечтал познакомиться с ним и задумал получить в свое собрание его портрет. Желанию было суждено сбыться. Даже более того — Третьяков и Чайковский породнились.

Прасковья Коншина, племянница Павла Михайловича, вышла замуж за Анатолия Чайковского, брата Петра Ильича. Композитор не был в большом восторге от этого брака — но не потому, что ему не нравилась невестка. Прасковью он находил очень милой, а вот наличием у нее многочисленной родни, да к тому же известной в городе, тяготился. В переписках со своими друзьями он жаловался, что нужно со всеми перезнакомиться и этим визитам вежливости нет конца, хотя, конечно, «люди очень почтенные, образованные, порядочные...» Павел Михайлович, обрадованный удачному стечению обстоятельств, просил нового родственника позировать для портрета. Тот не смог отказать и несколько дней по много часов недвижно сидел перед художником Василием Маковским. К сожалению, портрет был утрачен.

Третьяков мечтал, чтобы в его коллекции появился и портрет Льва Толстого. Но Лев Николаевич, услышав предложение, решительно отказался — не хотел, да и времени не было (тогда он писал «Анну Каренину»). Коллекционеру помог его друг, художник Иван Крамской. Живописец сам взялся уговаривать строптивого графа. Приехал к нему в Ясную Поляну, завел с Толстым приятную беседу об искусстве. Разговор продолжался долго — Крамской постоянно возвращался к теме портрета, но Толстой ничего не хотел об этом слышать. Тогда в ход пошел последний аргумент. Крамской заговорщицки поведал, что портрет графа в любом случае будет создан, хочет он того или нет, его все равно напишут, весь мир будет этого требовать. А потом добавил: «И можно будет только жалеть, что его не написал современник с натуры...»

Этот аргумент оказался решающим. Толстой не просто согласился, но и попросил сделать копию, чтобы сохранить в семье. Художник написал два портрета, немного отличающихся друг от друга, а потом дал выбрать свой экземпляр графу. Лев Николаевич скромно выбрал вариант похуже.

Дом для картин

В том, что касается коллекционирования, Третьяков никогда не сбавлял оборотов. Он приобретал работы главных художников своего времени — Алексея Саврасова, Архипа Куинджи, Ивана Трутнева, Василия Сурикова, Василия Поленова, Александра Иванова. Иногда покупал целыми собраниями: например, у Василия Верещагина он забрал сразу больше 100 картин. В поисках интересных полотен он заглядывал и в антикварные магазины.

Комнаты в особняке в Лаврушинском переулке, где он жил с 1851 года и хранил картины, уже не могли вместить все, поэтому в 1872-м он задумался о постройке отдельного здания, где хранилась бы только живопись. Он посоветовался с братом, тот его поддержал. К юго-западному углу главного дома пристроили дополнительный корпус. Потом, по мере пополнения коллекции, здание перестраивали, возводили новые корпуса. Процессом руководил семейный архитектор Александр Каминский, зять Сергея Михайловича.

Коллекционирование никогда не отвлекало Павла Михайловича от семейных дел. Они были его основной работой, в то время как коллекция — только увлечением, пусть и серьезным. Каждое утро перед тем, как отправиться в контору, он непременно посещал галерею, чтобы хотя бы немного побыть среди любимых картин. Он знал и помнил историю каждой. Его жена Вера, двоюродная сестра предпринимателя и мецената Саввы Мамонтова, поддерживала мужа. Она также очень ценила, что он, как и Савва, не оставался в стороне, когда речь заходила о помощи людям. Третьяков много и щедро жертвовал — в основном анонимно, но также был попечителем при заведении для глухонемых детей, помогал в исследовательской экспедиции Николая Миклухо-Маклая в Южные моря. Но сам он предпочитал вести скромный образ жизни: носил недорогую одежду, любил простую еду.

Поклонник иностранных живописцев

Сергей Третьяков тоже проявлял интерес к искусству. Но он, в отличие от брата, предпочитал работы зарубежных художников. Особенно он любил творчество Теодора Руссо, Жана-Франсуа Милле, Жюля Дюпре и других представителей Барбизонской школы, объединявшей французских художников-пейзажистов. В 1880-х решил собрать работы представителей крупнейших живописных школ — испанской, бельгийской, немецкой.

В отличие от брата, свою коллекцию он демонстрировал неохотно и относился к ней менее ревностно: мог запросто обменять экспонат или вовсе его продать, в то время как Павел Михайлович ни за что не расставался ни с одной картиной.

Сергей Третьяков принимал активное участие в жизни города: занимал должность старшины московского купечества и входил в Славянский благотворительный комитет. Эта организация, появившаяся в 1858 году, занималась поддержкой православных людей, переселяющихся в Россию, спонсировала открытие школ и церквей.

Дважды его избирали гласным Московской городской думы — в 1877-м и 1881-м. Он добился увеличения финансирования на образовательные учреждения, начал сбор пожертвований для солдат в годы Русско-турецкой войны. Благодаря ему в состав города вошла Сокольничья роща.

Согласно завещанию

Братья, почти во всем проявляющие единодушие, решили давно: однажды их коллекции будут переданы городу. Для Павла Михайловича, которого младший брат иногда попрекал в недостаточной вовлеченности в общественные дела, было важно, чтобы его собрание было полезно москвичам.

Младший брат умер раньше старшего, в 1892 году. Согласно завещанию Сергея Михайловича его коллекция отошла Павлу Михайловичу. В том же 1892-м в городскую думу пришло заявление: Павел Третьяков дарит Москве свою коллекцию вместе со зданием, а также собрание брата. Подарок был очень щедрым, и в тот же день даритель оказался в центре внимания. Но всего этого потока благодарностей, который на него обрушился, он вовсе не хотел, предпочитая оставаться в тени. На время он вместе с семьей даже уехал из города в ожидании, когда все поутихнет. Когда вернулся в Москву, по привычке заглядывал в свою галерею — уже Городскую художественную галерею Павла и Сергея Михайловичей Третьяковых.

От предложенного Александром III дворянского титула он отказался: «Купцом родился, купцом и умру». А вот назначение пожизненным попечителем галереи он принял. Также он вошел в московское отделение Совета торговли и мануфактур, стал коммерции советником.

Потомки — художник и политик

У Павла Михайловича было шестеро детей, но они не смогли повторить успехов знаменитого отца. Зато проявить себя смог Николай Третьяков — сын Сергея Михайловича. Влюбленный в искусство с детства, он и сам стал художником, причем довольно успешным. За свою картину «Утром на даче», написанную в 1888 году, он получил серебряную медаль Академии художеств. Многие его работы хранятся в Третьяковской галерее.

Его сын Сергей стал предпринимателем и политическим деятелем, также входил в состав совета Третьяковки. Он помог учредить Московский банк, был главой совета директоров Русского акционерного льнопромышленного общества. Он выступал против царской власти, в феврале 1917 года был товарищем председателя исполкома Комитета общественных организаций Москвы. Ему прочили большую политическую карьеру, но в 1920-м он эмигрировал во Францию — страну, искусством которой так восхищался его дед. Он разочаровался в политике и до конца жизни проработал в журнале «Иллюстрированная Россия».