35 лет назад, в мае 1985 года, в СССР началась очередная и последняя советская антиалкогольная кампания, которая запомнилась современникам как одна из самых больших ошибок горбачевской эпохи. Она закончилась тяжелыми экономическими потерями и, как и все предыдущие, ни к чему не привела. Как в Советском Союзе раз за разом брались за искоренение пьянства, вводили запреты и разворачивали пропаганду, почему раз за разом терпели неудачу в борьбе с зеленым змием и к чему это в итоге привело — изучала «Лента.ру». На балконе стояли два огромных старых сундука, выкрашенных в болотно-бурый цвет. Помимо того что на них была расставлена рассада для дачи, даже саму увесистую крышку семилетнему ребенку поднять было очень сложно. Но заглянуть, конечно, хотелось, и в один прекрасный день он это сделал. Пыхтя и подпирая шваброй тяжеленную крышку, он заглянул внутрь. Прикрытая старыми пожелтевшими газетами, в сундуке покоилась целая батарея бутылок «Пшеничной». В дальнем углу виднелись красно-белые этикетки «Столичной». Сундук был наполнен водкой. Семья была абсолютно непьющая. Ни мать, ни бабушка не позволяли себе ни капли, и только дед 9 мая молча выпивал 100 граммов в память о боевых товарищах. Водка нужна была для другого — в основном для того, чтобы поменять прокладку в кране. Этой универсальной валютой можно было рассчитаться в разных местах, однако самой очевидной сферой ее применения было задабривание сантехника — чтобы тот недолго искал нужную деталь и сделал все не на пару дней, а на совесть. Сантехник, разумеется, ни на что не намекал, но утренний перегар, которым от него разило с порога, позволял сделать вполне однозначные выводы. «Жидкая валюта» всегда была востребована в СССР, но в то время ее ценность особенно возросла. В стране шла антиалкогольная кампания, которой с большой помпой был дан старт в 1985 году горбачевским Политбюро. Не то что водку — бутылку вина достать было сложно. Винные магазины открывались в 14 часов, а закрывались в 19. В одной только Москве их количество сократили в десять раз. Знаменитый «Кристалл» отправил на металлолом закупленную втридорога иностранную технику, пивзаводы тоже по большей части простаивали.

Чем все это закончилось, хорошо известно. Не объяви власти тогда широкомасштабную кампанию по борьбе с пьянством, система, зашедшая в тупик, все равно неминуемо развалилась бы, но эта инициатива, несомненно, внесла свой вклад в крах Советского Союза. В целом, конечно, советские граждане стали пить немного меньше, но вовсе не потому, что встали на путь трезвого образа жизни. Население было не на шутку озлоблено такими мерами и быстро заменило официальный алкоголь нелегальным. В 2015 году Горбачев в интервью «Комсомольской правде» признался, что антиалкогольная кампания 1985 года была ошибкой: «Да, не надо было торговлю закрывать и провоцировать самогоноварение. Надо было все делать постепенно. Не топором по голове». Однако какой именно должна была быть эта «непрерывная поступательная борьба с алкоголизмом» — непонятно. «Пропойцы лакали прямо из канав» Бороться с зеленым змием в России пытались задолго до революции. Результаты таких кампаний были почти всегда одинаковыми: ввели продажу водки в закупоренных бутылках навынос — возле лавок встали «стаканщики», торговавшие «беленькой» на розлив. Ввели сухой закон с началом Первой мировой войны — население тотчас же переключилось на самогон. А внезапный приход к власти большевиков в октябре 1917 года поставил их перед совершенно неожиданной проблемой: наполненные бочками с вином и спиртом погреба Зимнего дворца грабили солдаты из караула. После этого туда врывались толпы обывателей. Как сообщали газеты 24 ноября, караулы напивались один за другим, и «к вечеру вокруг погреба оказалось множество тел без чувств». Пьяные люди стреляли из огнестрельного оружия — преимущественно в воздух, но и жертвы тоже были. В итоге вызвали отряды матросов, которым приказали избавляться от алкоголя в погребах всеми возможными способами, что народ воспринял в штыки с воплями «Сами пьют, а нам не дают!».

«Вино стекало по канавам в Неву, пропитывая снег. Пропойцы лакали прямо из канав», — вспоминал Лев Троцкий в книге «Моя жизнь».

Поэтому, в отличие от Временного правительства, которое очень быстро отменило царский сухой закон на подконтрольных ему территориях, большевики отказываться от него не стали, наказывая за самогоноварение заключением сроком на пять лет, а за распитие алкоголя в публичных местах — сроком до года. Как отмечает в своей работе об антиалкогольной кампании на Камчатке в 1920-х годах историк Алина Кириллова, в целом борьба с алкоголем в РСФСР-СССР на раннем этапе существования советского государства носила противоречивый характер и была рассогласована на разных уровнях власти. С одной стороны, она была чрезвычайно жесткой, с полным запретом на распитие и самостоятельное распространение алкогольной продукции и желанием центра установить абсолютную монополию на изготовление спиртных напитков. С другой стороны, на местах она практически не выдерживалась, когда губревкомы и прочие региональные организации то объявляли о недопустимости употребления алкоголя, то, наоборот, начинали активно им торговать. Плюс была контрабанда, бороться с которой у советской власти не было сил.

«Госмедиздат»

«Побочным результатом жестких антиалкогольных мер первых лет советской власти стало развитие черного рынка самогона, производство которого приняло характер большого общественного зла», — пишет в своей статье историк Евгения Шерстнева.

Дело в том, что на кустарное пойло переводили пищевые продукты в огромных количествах. В результате крестьянские хозяйства приходили в запустение, а крестьянская молодежь, стремившаяся в город, экспортировала туда не только самогон, но и саму привычку его употребления. Насколько эффективной была борьба с пьянством в сельской местности на заре СССР, свидетельствует заметка того времени в газете «Красный мир». Называлась она «Язвы деревни» и была подписана псевдонимом «Глаз и ухо»:

«Буйства, безобразия и хулиганство на Сухоноговском торфянике развились до невероятных размеров. Бьют кого попало и чем попало. Даже в клуб торфяника приходят соседние крестьяне, ребята и мужики, и расправляются по-своему с попавшимися под руку рабочими. На днях был избит гр. Хрушков. Причем его предупредили, что если попадется во второй раз, то и совсем убьют.

Приходится парню уходить из дома и проживать где-нибудь подальше — пример на глазах. 2 февраля близ д. Лыщево был убит один подгородный товарищ. Причиной всех этих безобразий является самогонка. В соседних деревнях, в особенности в Лыщеве и Чернопенье, она льется рекой. Шефу торфяника, 2-й Респ. ф-ке, нужно бы принять меры».

Меры приняли, и с 1924 года, несмотря на яростное сопротивление Троцкого, в стране начали свободную продажу государственной водки, которую в народе называли «рыковкой». Ее крепость составляла 30 градусов, и именно о ней нелестно отзывался профессор Преображенский в «Собачьем сердце», заявляя, что настоящая водка должна быть сорокаградусной. Продавали ее в таре по литру, по 250 и 100 миллилитров. Разумеется, советские люди тут же придумали им прозвища. Первую бутылку называли «партийцем», вторую — «комсомольцем», а третью — «пионером». «Веселее стало жить, а значит, и выпить можно» В новых условиях советская власть пыталась делать упор на санитарное просвещение и лечебно-профилактическую помощь злоупотребляющим алкоголем. Вытрезвителей и профилакториев, которые тогда начали строить, было мало, зато агитации более чем достаточно. Пропаганда велась посредством проведения публичных акций и выпуска соответствующей литературы с пугающими заголовками вроде «Коварный враг» или «Бьем тревогу», а также научно-популярных и художественных кинофильмов на антиалкогольную тему. Примечательна кампания, начатая по всей стране в 1928 году под эгидой комсомола. В Стране Советов на протяжении всей ее истории трудящиеся постоянно что-то от кого-то (правда, не очень понятно, от кого) требовали. Вот и тут на демонстрации выгнали детей с транспарантами «Мы требуем трезвости родителей!» и «Вместо водки покупайте нам учебники и тетради!». Ребят посылали митинговать и к проходным заводов в день зарплаты, считая, что это побудит родителей отказаться от похода в кабак, а дети смогут «привести отца домой с получкой, повести в кино или театр». Но проблема заключалась в том, что на 10 тысяч жителей Москвы тогда приходилось 4,5 места продажи и потребления алкогольных напитков, в то время как клубов — 0,81, библиотек — 0,36, кино — 0,22, а театров — 0,13. Называя алкоголизм «социальным злом, оставленным рабочему классу в наследие старым капиталистическим строем», большевики признавали, что он превратился в болезнь «и в новые времена». «Поскольку правившая в стране партия ВКП(б) была прежде всего рабочей по составу, то и ее не обошла эта беда», — констатирует кандидат исторических наук Игорь Иванцов. «Двойная линия морали» Несмотря на то что в первые годы советской власти партия пыталась бороться с пьянством в своих рядах жесткими мерами — так, Владимирский губернский исполком постановил подвергать замеченных в нетрезвом виде аресту, а в крайнем случае — расстрелу, — большая часть подобных постановлений оставалась на бумаге и не исполнялась. Как отмечает Иванцов, по материалам партийных контрольных комиссий становится понятно, что низовой партийно-хозяйственный актив был очень даже не против заложить за воротник, что, в свою очередь, было одной из причин незаконной продажи водки из каналов государственной торговли и низкой эффективности в борьбе с самогоноварением в 20-е годы. Масштабы явления иллюстрируют материалы XVII Московской губпартконференции, которая состоялась в 1929 году. Подводя ее итоги, Е.М. Ярославский рассказал, что по результатам работы партийных контрольных комиссий из партии ежегодно исключали два-три процента состава. Причина большинства (25-30 процентов) проверок была вполне однозначная: пьянство. В начале и середине 30-х годов пьянство среди членов партийного актива всплывает в сводках так же регулярно. Например, 30 июля 1934 года в депо Бугульмы был организован субботник. А какой субботник без алкоголя? И многие участники принесли с собой по бутылочке и распивали водку, мешая ее с вином. В «активном отдыхе» принимал участие и парторг Иванов, и вся партийная организация депо. Все это было заранее спланировано, а деньги на продолжение пьянки взяли из средств, полученных от работы на субботнике. Всех пьяниц, правда, жестко наказали, но таких случаев было мизерное количество. Чаще всего происходило так, как с членом ВКП(б) Афанасием Косенко, парторгом колхоза имени Шеболдаева. В феврале 1934 года он настолько сильно напился, что не смог доехать на пленум Райкома ВКП(б). И, как обычно бывало в таких случаях, на него завели контрольное дело, но никакого наказания за свой проступок он не получил. Постепенно до властей стало доходить, что бороться с пьянством радикальными запретами бессмысленно, и во второй половине 1930-х годов начали открывать кафе и закусочные, в которых наливали и пиво, и вино, и даже водку. А с 1936 года в прессе активно тиражировалось заявление Анастаса Микояна о том, что раньше «пили именно для того, чтобы напиться и забыть свою несчастную жизнь… Теперь веселее стало жить. От хорошей жизни пьяным не напьешься. Веселее стало жить, а значит, и выпить можно». В военные времена водка включалась в рацион солдат — правда, получали «боевые 100 грамм», вопреки расхожему мнению, не все и не всегда. Так, с 15 мая по 21 ноября 1942 года 200 граммов водки наливали особо отличившимся бойцам на передовой, а остальным 100 граммов выдавали лишь по праздникам. С ноября эти самые 100 граммов начали выдавать всем, кто принимал непосредственное участие в боях, а остальным — по 50 граммов. Несмотря на то что, как отмечается в книге Валерия Рыжова «Веселие на Руси: Градус новейшей российской истории», водку в военное время регулярно употребляли миллионы людей, и это оказало немалое влияние на рост алкоголизма в СССР, при жизни Сталина употреблять спиртное публично и напиваться вдрызг побаивались. Однако после смерти вождя этот страх достаточно быстро исчез, и современники называли в качестве отличительной черты хрущевского СССР «всеобщую дружескую попойку и искусство пьяного диалога». Разнузданное пьянство вынудило советское руководство в 1958 году дать начало очередной крупной антиалкогольной кампании (постановление ЦК КПСС N 1365). Боролись с пьянством уже известными методами: запрещали продажу алкоголя в розлив, продажу водки вблизи промышленных предприятий и транспортных терминалов, активно занимались агитацией и стыдили пьяниц.

«Как и многие политические кампании в СССР, практика реализации Постановления N 1365 ЦК КПСС и Совета Министров СССР сопровождалась рядом ритуально-символических мер, а именно проведением массовых собраний трудовых и общественных коллективов, партийных учреждений с осуждением различных форм пьянства и его последствий», — отмечают в своей статье доктора исторических наук Олег Хасянов и Лилия Галимова.

Привлечь к партийной ответственности могли даже за наличие в доме змеевика от самогонного аппарата. Как пишут историки, сюжет кинокомедии Гайдая «Самогонщики», вышедшей на экраны в 1961 году, — вовсе не вымысел. Действительно, многие пытались перенести производство самогона подальше от людных мест — мало ли что.

Кадр: фильм «Кавказская пленница»

Это находит отражение в милицейских сводках тех лет. В июне 1958 года в окрестностях села Коптевка пойман комсомолец. Варил в лесу брагу, а помощь ему оказывал, что символично, «коммунист колхоза "Путь к коммунизму"». «У коммуниста Р-ва из сельскохозяйственной артели имени Сталина в ходе обыска был обнаружен аппарат для самогоноварения». Самогонщиков песочили и подвергали общественному порицанию, но, как и раньше, сажали и подвергали крупным штрафам редко, хотя за самогоноварение грозило до 300 рублей штрафа или заключение на срок до трех лет. Агитация за трезвость сводилась к скучным обсуждениям на партсобраниях положений текста постановления ЦК и ни к чему не вела — ведь никаких конкретных рекомендаций сверху по ведению общественной работы не поступало. Что будет делать трудящийся в свободное время? Считалось, что его досуг должен быть культурным, но бюджет средней советской семьи не позволял регулярно ходить в кино и театр. Поэтому, как пишут Хасянов и Галимова, «население действовало в рамках уже выработанной двойной линии морали и поведения: активное общественное одобрение и отказ следовать рекомендациям в повседневных практиках». Результат же запретительных мер был достаточно закономерным: закрытие большинства распивочных мест и запрет на продажу алкогольных напитков в розлив привел к перемещению пьянок во дворы и скверы. А выход выпивающих граждан на улицы тоже привел к вполне логичным последствиям: интенсификации антиобщественного поведения. Да и объем употребляемого алкоголя сильно возрос — одно дело выпивать в заведении, где спиртное нужно заказывать, другое — затариться «пузырями» и бухать до последнего. «Без водки русский не может жить» «Что лучше — кабала заграничного капитала или введение водки, — так стоял вопрос перед нами, — говорил Иосиф Сталин еще в 1927 году. — Ясно, что мы остановились на водке, ибо считали и продолжаем считать, что если нам ради победы пролетариата и крестьянства предстоит чуточку выпачкаться в грязи, мы пойдем и на это крайнее средство ради интересов нашего дела». Действительно, алкогольная статья доходов в бюджет страны всегда была одной из самых крупных. Поэтому хрущевская антиалкогольная кампания нанесла по экономике мощный удар, и уже в 1963 году продажу спиртного в розлив возобновили, причем в еще большем объеме, который стабильно рос и в брежневскую эпоху — со всеми сопутствующими антиобщественными последствиями.

Keystone / Hulton Archive / Getty

В своих воспоминаниях министр иностранных дел СССР Андрей Громыко упоминает о разговоре Брежневым, в котором он пытался убедить генсека как-то изменить ситуацию. — Надо бы что-то сделать, — сказал Громыко, — чтобы в стране меньше потреблялось алкогольных напитков. Уж очень много у нас пьют, а отсюда и рост преступлений, дорожных происшествий, травм на производстве и в быту, развала семей. Леонид Ильич оживился и убежденно возразил: — Знаете, русский человек как пил, так и будет пить! Без водки он не может жить, — ответил Брежнев. Тем не менее что-то делать было надо, и в 1972 году был издан указ Президиума ВС РСФСР «Об усилении борьбы против пьянства и алкоголизма». В его рамках были подняты цены на алкогольную продукцию, прекратилось производство особо крепкой водки 50 и 60 градусов, которое было начато после войны, а продавать напитки крепостью более 30 градусов разрешили строго с 11 до 19 часов. Исчезли крепкие напитки и из общепита, кроме ресторанов, а в праздники торговля ими вообще была запрещена. Как это постановление исполнялось, догадаться несложно. Яркий пример можно найти в газете «Горьковская правда», которая публиковала статьи относительно нарушений работниками магазинов указаний партии и правительства. Вот, например, магазин №13 второго Нагорного пищеторга, возле которого с утра и до позднего вечера «группируются выпивохи» — и отнюдь неслучайно.

«Хотя висит объявление, что водка продается с 11 до 19, но на полках еще со вчерашнего дня выставлены плотные шеренги водки», — констатирует корреспондент издания.

Подобная ситуация наблюдается и в других магазинах города. Газета рассказывает, что вино в таких точках продается «с прикладом», то есть с порцией мороженого, «но это не стандартный стаканчик, а какая-то бесформенная масса, которую продавщица не совсем чистыми руками отдирает от общей массы». Отсюда и идет известный советский анекдот об алкоголиках, которые выбирают, сколько им взять: три или два. Остановившись на двух, пьяницы заявляют продавщице: «Два леденца на палочке и три бутылки водки». Итогом этих мероприятий, в которые входили и традиционные агитационно-профилактические меры, включающие в себя лекции с пропагандой трезвого образа жизни и пропесочивание пьяниц перед коллективом их предприятий, стало то же, что и раньше: брежневское «как пили, так и будут пить».

РИА Новости

В андроповские времена особо громких заявлений не делалось, однако велась жесткая борьба с пьяницами на улицах: в рамках повышения производственной дисциплины милиционеры забирали с улиц и из винно-водочных магазинов товарищей, которые в это время должны были находиться на работе. «Сейчас в это трудно поверить, но в Рязани, где я учился, пьяные в те времена вместо того, чтобы демонстрировать свою удаль, прятались от прохожих: стоило в общественном месте громко произнести: "Смотрите, да он же пьяный!" — как тут же откуда-то появлялся милиционер», — вспоминает Валерий Рыжов в своей книге «Веселие на Руси». Рыжов отмечает, что население воспринимало такие меры вполне положительно: водку мало того что никто не запрещал — ее даже удешевили. А само это слово народ расшифровывал как «Вот Он Добрый Какой — Андропов». «Будет еще хуже» И вот наступил 1985 год. К власти пришел сравнительно молодой генсек Михаил Горбачев, и уже через два месяца в СССР началась самая одиозная в истории страны кампания по борьбе с пьянством.

«Особое значение приобретают строгое соблюдение принципов коммунистической морали и нравственности, преодоление вредных привычек и пережитков, прежде всего такого уродливого явления, как пьянство», — гласил текст партийного документа «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма».

«Поймите, в годы, предшествующие началу этой кампании, в народе был настоящий загул. Люди еще Брежневу писали горькие письма: "Кругом пьянство — дети не знают вечно пьяных, пропадающих где-то родителей, а родители не помнят детей". Сплошь разводы», — оправдывал эту кампанию Горбачев в интервью «Комсомольской правде». Он также упоминал, что его жена Раиса Максимовна ему говорила: «Слушай, что-то ненормальное происходит. Что-то надо делать. Народ гибнет!» Дальше все пошло по уже известному сценарию. Чтение постановления на тысячах партсобраний, под бурные и продолжительные аплодисменты, однозначно одобряющие инициативу резолюции. Активно взялись за культуру и массмедиа, причем со свойственным СССР залихватским размахом. Из фильмов изымались сцены распития спиртного, и даже в Большом театре сняли оперу «Борис Годунов». Куча музыкальных и литературных произведений попали в список нежелательных только за название, вызывавшее ассоциации с распитием алкоголя. Даже со знаменитого фото Гагарина убрали бокал в его руке. Как обычно, решили подналечь и на пропаганду трезвого образа жизни. Современники должны хорошо помнить статью академика Углова, в которой тот вещал о недопустимости употребления алкоголя в принципе и о том, что пьянство не свойственно русскому народу. Партийных запросто исключали из рядов КПСС за употребление спиртного на рабочем месте, требовали вступления в Общество трезвости в добровольно-обязательном порядке. Конечно же, все это, как всегда, привело к обратным результатам. В то время как первый секретарь Московского горкома КПСС Виктор Гришин отчитывался об «отрезвлении Москвы», закрыв большое количество алкогольных магазинов, народ жил своей жизнью, в которой бутылка никуда не делась. И хотя она стала настоящей «жидкой валютой», достать ее было можно — введенные правила торговли нарушались практически везде, а люди варили самогон и употребляли суррогаты. Некоторые от этого погибали. В условиях, когда винно-водочные открывались в 14 часов, а любого пьяного на улице хватали милиционеры, чтобы выписать драконовский штраф в размере до 100 рублей или арестовать на 15 суток, люди бросать пить не желали. В этом им помогали таксисты, которые втридорога продавали заветную бутылку из багажника, если многочасовой штурм винного магазина закончился неудачно. Спиртосодержащие препараты в аптеках долго не задерживались. В общем, стандартная залихватски-запретитительная стратегия в очередной раз не сработала, хотя масштабы на этот раз были просто гигантскими. Строгие меры были ослаблены уже к осени, и магазины начали открываться с привычных для того времени 11 часов, но кампания продолжалась. Пожалуй, самым идиотским ее последствием стала вырубка почти трети площадей виноградников в СССР. Указания на это сверху никто не давал, но на местах, как обычно это бывает, инициативу партии поняли по-своему и постарались на славу. Экономический урон от сухого закона ощущался до середины 90-х. Только за первый год антиалкогольной кампании советский бюджет недосчитался 37 миллиардов рублей, а также испортил отношения с союзниками из соцблока — Болгария, Румыния и Венгрия не могли поставлять в Союз вино и были этим крайне недовольны. «Вытрезвление общества нельзя проводить наскоком, — признавал Горбачев в 2015 году. — На это нужны годы. И бороться надо непрерывно, постоянно. Думаю, и сейчас надо бороться с алкоголизмом. Если мы забросим это, будет еще хуже». Хотя в Минздраве любят поговорить о том, что потребление алкоголя в России снижается (по данным ВОЗ — на 43 процента с 2003-го по 2016 год), ситуация выглядит далеко не так радужно, как хотелось бы чиновникам. В реальности, скажем, в 2019 году продажи алкоголя в нашей стране выросли на 4,6 процента в денежном измерении. С одной стороны, молодежь пьет определенно меньше, чем предыдущие поколения в их возрасте, с другой — когда в России были объявлены выходные из-за коронавируса, жители Якутии за два дня выпили недельный запас спиртного. Бороться решили дедовскими методами: ввели очередной сухой закон. Однако вскоре после рекомендаций Минпромторга его отменили.