Коронавирусом в России с начала эпидемии заразились уже более 134 тысяч человек, причем всего пару недель назад заболевших было только 50 тысяч. Неизбежно заболевают медработники, и не всем из них удается победить болезнь. Российские врачи создали сайт со «Списком памяти», где собирают сведения о погибших во время пандемии докторах, медсестрах, санитарках, лаборантах и других медицинских работниках. Как поясняют создатели проекта, задача «Списка» — сохранить память о коллегах, а не вести правильную статистику. Сейчас в перечне больше 80 фамилий. Самому старшему — 81 год, самому молодому — 30. «Лента.ру» поговорила с одним из инициаторов проекта, модератором группы в Facebook «Неотложные состояния», московским кардиологом Алексеем Эрлихом. Мы публикуем истории умерших врачей. «Лента.ру»: Как появилась идея создать «Список памяти»? Алексей Эрлих: Мы видим, что многие наши коллеги болеют, многие погибают. И нет никаких попыток ни посчитать, ни узнать более подробно, что происходит. Поэтому появилась идея это сделать. У всех нас есть заболевшие коллеги. Понятно, что риск заболеть есть у всех людей. Но у медиков он значительно выше, просто потому, что они ежедневно сталкиваются с коронавирусом. Одно из самых опасных воздействий вируса называется «disrupting to medical staffing», то есть «перебои с медицинским персоналом» — заболевания медиков, из-за которых не может полноценно работать вся организация медицинской помощи. Выбывают и отдельные сотрудники, и отделения, и целые больницы. Траурный список почти каждый день пополняется. Сейчас в нем больше 80 человек. Если сравнивать с другими странами — это много? Сложно ответить на этот вопрос. Но кажется, что это больше, чем в других странах в относительных цифрах. Вопрос «много или мало погибших» — неэтичный. Некоторые регионы, в частности Санкт-Петербург, ознакомившись со списком, уже сказали, что там есть медицинские работники, умершие вовсе не от ковида. Ну выступили и выступили, что ж поделать, это даже можно и не комментировать. Что касается Санкт-Петербурга, то как минимум про одну больницу я точно знаю, где просто запрещают проводить тесты на инфицирование ковидом медработникам. Как вы думаете, они умрут от коронавируса или нет? У нас давно некоторые начальники привыкли играть со статистикой так, как им выгодно. Наверное, продолжают это делать и сейчас. Почему погибают доктора? Я думаю, что там может быть много факторов. Это может быть не только отсутствие должной защиты [спецкостюмы и маски], но и еще не в полной мере правильно организованная сортировка пациентов. Особенно в тех больницах, которые не считаются коронавирусными, то есть не переоборудованными для лечения больных с ковидом. В этих больницах персонал особенно не защищен и, как мне кажется, подвергается гораздо большему риску заражения в силу того, что там перемешаны пациенты, неизвестно чем болеющие, в том числе туда все время залетают пациенты с позитивными ковид-тестами. Так было и у меня в больнице, пока она не была перепрофилирована. К нам регулярно попадали ковид-позитивные пациенты. Насколько я знаю, вы также заразились? Мое отделение уже вторую неделю не работает — на карантине. Более 30 процентов сотрудников заболели или оказались ковид-плюс. Как вы себя чувствуете? Лечитесь по протоколам Минздрава? Чувствую себя хорошо, у меня практически нет никаких симптомов. По моим медицинским представлениям не каждый коронавирус нужно лечить так, как прописано в протоколах Минздрава. Поэтому я не принимал указанные там препараты. Мой повторный тест на коронавирус — уже негативный. Коллеги ваши как переносят болезнь? Кто-то также переносит в легкой форме, кто-то похуже.

страница «Эжвинская городская больница» во ВКонтакте

Один из порталов по поиску работы искал молодых врачей-добровольцев, которые, поработав с коронавирусными пациентами, сами заразятся, переболеют в легкой форме, зато потом будут устойчивы к вирусу и смогут без проблем идти в ковидные центры. Насколько оправдана такая стратегия? А кто для вас молодой врач? Я сейчас открыл «Список памяти». Там есть люди, которым 48 лет, 47, 41, 37, 45, 56, 30... Молодые, в общем-то, люди. Они не просто заболели, они умерли. Это к вопросу о том, надо ли всех подряд заражать. В своем блоге вы пишете о том, что в нынешних условиях все больницы должны быть «ковидными», делить их условно на «чистые» и «грязные» нельзя. Но где тогда лечить инфаркты, переломы, рак? Именно для того, чтобы лечить пациентов, у которых другие болезни, не нужно разделять. Человек с инфарктом и инсультом, попав в нековидную больницу, имеет одинаковый шанс заразиться, как и в ковидной. Риск заболеть в некоронавирусной больнице гораздо выше, чем в любом другом месте. От того, что определен статус больницы, заражений в них меньше не станет. В каждой больнице должна быть возможность лечить разных пациентов, особенно в крупных многопрофильных стационарах. Системе это даст возможность лечить относительно плановых больных, тех, кто должен наблюдаться со своими хроническими болезнями: онкологическими, сердечно-сосудистыми, редкими — орфанными. И многих других, чье состояние требует госпитальных процедур, которые сейчас не могут быть выполнены во многом из-за отсутствия нормально функционирующей системы. На практике как это реализовать? То есть все больницы сейчас должны работать по принципу ковидных? Делиться на «чистые» и «грязные» зоны, а сотрудники должны быть экипированы в «скафандры»? Ну да, в приемных отделениях, в реанимациях всех больниц у сотрудников должны быть средства индивидуальной защиты. И на уровне приемных отделений необходима сортировка пациентов: одни — явно ковид-подозрительные, другие — явно нет, тестировать абсолютно всех госпитализированных и прочее. Есть много разных способов, чтобы создать более-менее безопасную среду. Каждая из больниц должна работать над этим индивидуально. Все стационары у нас разные, в некоторых можно разделить этажи, корпуса. Я не большой специалист в организации здравоохранения, но мне кажется, что во многих других странах сейчас не делят больницы на ковид-позитивные и ковид-негативные. Там принимают всех пациентов — и в крупных центрах, и в районных. Как сейчас организован процесс в обычных, неперепрофилированных клиниках: поступает пациент и его сначала определяют на карантин в отдельный бокс? В обычную палату. Но если есть подозрительные симптомы ковида, если выявляют пневмонию, то пациента с порога, с приемного отделения переводят в специализированную ковидную больницу. Это перегружает скорую, которая и без того работает сейчас напряженно. Если нет явных симптомов, если они появляются позже, его должны тестировать. Или же тест все равно не делают, что тоже иногда является фактором развития и распространения инфекции. Почему в ковидных и нековидных больницах не предпринимаются одинаковые меры безопасности? Не знаю, сложно логику постичь. Мне кажется, что некоторые главврачи просто не хотят, чтобы их перепрофилировали. Это лишние расходы, лишние траты, лишние усилия. Хотя это издевательство над здравым смыслом. Нет сегодня никаких свободных зон от ковида. Вирус не умеет читать приказы чиновников. И если какую-то больницу объявили некоронавирусной, то это не значит, что там нет вируса. Многие нековидные больницы, при обнаружении там коронавируса, закрываются на карантин вместе с пациентами и врачами надолго. Это целесообразно? Нужно смотреть индивидуально, потому что ситуации везде разные, практика запирания врачей и медсестер в больницах — она, конечно, совершенно идиотская, карательная, неприемлемая и непригодная. А что делать? Если сотрудники заболели или находились в контакте с больным, самое правильное — просто отправить их домой на карантин. А целиком больницу закрывать — это идиотизм. Но, опять же, все зависит от особенностей больницы. Это не решение самих медиков, главврача, а решение Роспотребнадзора. Но мне кажется, что это глупость. В последнее время из разных регионов поступает много информации о заражении среди медицинского персонала. Можно ли это остановить? Я, в общем-то, об этом и говорил. Могу подытожить. Надо перестать врать начальству, надо правильно проводить сортировку пациентов, надо давать медикам полноценную защиту и полноценную уверенность в понимании, кого они лечат, широко тестировать всех госпитализированных пациентов. Тестировать всех симптомных медиков. Много разных рецептов... «Сейчас, по сути, идет война» В «Списке памяти» — больше 80 имен. В траурный перечень включены и те, чей диагноз не подтвержден лабораторными анализами или болезнь наложилась на другие тяжелые заболевания. «Судить, кто до заражения был так болен, что не достоин включения в список, мы не будем, — подчеркивают авторы. — Делить на погибших на фронте и умерших в тылу тоже не будем. Мы можем ошибиться, но ошибка первого рода здесь хуже, чем ошибка второго рода». Из открытых источников «Лента.ру» собрала истории погибших. Арпик Асратян, 69 лет, эпидемиолог, Сеченовский университет, Москва От Covid-19 умерли врач-эпидемиолог, специалист в области лечения вирусных гепатитов, доктор медицинских наук Арпик Асратян и ее муж — профессор, доктор физико-математических наук Мишик Казарян. Их дочь Серине Казарян говорит, что родители не страдали хроническими заболеваниями. Их энергии и работоспособности могли позавидовать молодые. По словам Серине, в конце марта вся семья (родители жили вместе с детьми и внуками) заболела. Поднялась температура с признаками интоксикации. — Я и дети выздоровели за два-три дня, а у родителей температура еще держалась. Это меня насторожило, хотя по лабораторным анализам все было нормально, — рассказывает Серине Казарян. У семьи не было сомнений, что все дело в обычном ОРВИ, но... Арпик скончалась по дороге в Коммунарку. Мишик пролежал несколько дней в реанимации, но спасти его не удалось. Сергей Белошицкий, 50 лет, анестезиолог-реаниматолог, Александровская больница, Санкт-Петербург Как отмечают коллеги, он находился в группе риска по развитию осложнений при заболевании ковидом. Ему предлагали на время оставить работу, однако он отказался, поскольку ситуация в больнице была тяжелой — врачей не хватало. За свою профессиональную жизнь он спас от смерти сотни пациентов. Но его самого спасти не удалось. Хотя коллеги делали все возможное. — Он был разным: веселым, смиренным, усталым и огорченным. Бывал очень саркастичным. Любил кинематограф и еще больше любил его критиковать, — рассказал его друг Владимир Сулима, заведующий отделением реанимации больницы Святого Георгия. — Мы оплачем его и похороним. Но я хочу, чтобы люди, зная, что врачи гибнут на работе, поняли: сейчас, по сути, идет война. Подавляющее большинство этого не замечает, потому что ее ведут только медицинские работники. Ведут жестоко, у нас большие потери. Алексей Васильченко, 52 года, рентгенолог, Лабинская ЦРБ, Лабинск, Краснодарский край Работал врачом на Кубани с 1994 года, в Лабинской ЦРБ — с 2008 года. — Он был лучшим отцом и просто невероятным человеком, всегда каждого больного пропускал через себя, за каждого переживал, как за родного, — написала его дочь Екатерина. — Он умер, как герой, герой нашего времени! Шестого апреля 2020 года он встал в ряды врачей инфекционного госпиталя, развернутого в Лабинске против COVID-19. Он работал до последнего, помогая людям, даже с температурой и слабостью он описывал вновь поступающих пациентов. Но в борьбе с вирусом проиграл. Игорь Гончаров, 81 год, академик, анестезиолог-реаниматолог, завотделом Института медико-биологических проблем, Москва Он посвятил жизнь развитию «космической медицины». Он встречал почти всех возвращающихся на Землю космонавтов. С его помощью российские космонавты получили современные системы слежения ЭКГ во время полета и приземления. С 1998 года возглавлял работы в области космической телемедицины. Член Главной медицинской комиссии Минздрава и Минобороны России по освидетельствованию космонавтов. Николай Гончаров, 57 лет, кардиолог, Медицинский центр династии Гончаровых, Москва Николай Игоревич умер вскоре после смерти своего отца, Игоря Николаевича Гончарова. Обоих убил коронавирус. В прошлом у Николая Гончарова — спасенные пациенты, новые разработки в функциональной диагностике и области суточного мониторирования ЭКГ и АД. Главное его детище — это медицинский центр династии Гончаровых. Все Гончаровы — дети, внуки, правнуки, — врачи в пятом поколении. — Узнав о смерти Николая Игоревича, один из пациентов спросил: «Какое Вы имеете право продолжать работать? Вам мало одной смерти?», — пишет его сын. — Ответ на этот вопрос в нашей семье не вызывает сомнений: «Кто кроме нас? Кто кроме врачей защитит вас? За нами нет никого, врачей заменить некому. Значит, будем продолжать работать, выезжать на неотложные вызовы». Дмитрий Капитанов, 55 лет, доктор медицинских наук, профессор Центра нейрохирургии им. Бурденко, оториноларинголог, Москва. — Мы дружили без малого четверть века, — пишет о нем президент Российского общества ринологов Андрей Лопатин. — Наша дружба началась, когда в конце 1990-х Дима обратился ко мне с просьбой помочь начать освоение эндоскопической хирургии в НИИ нейрохирургии им. Бурденко. Тогда в России этого никто еще не делал. И мы начали осторожно, толком еще не умея, осваивать эти операции. Проводили в операционной целые дни, заканчивая иногда поздно вечером, закрывая ликворные фистулы, удаляя инородные тела, опухоли гипофиза, огромные ангиофибромы и другие новообразования пазух и основания черепа. Сейчас серии операций по поводу спонтанной назальной ликвореи, ангиофибромы основания черепа, выполненные в отделении, которым он руководил, являются одними из самых значимых в мировой ринохирургии. Михаил Лебедев, 61 год, анестезиолог-реаниматолог, ССНМП им. А. С. Пучкова, Москва Почти всю свою жизнь он проработал в Ярославле, был одним из основателей реанимационной помощи новорожденным. В последние годы работал в Москве в бригаде реанимационной «скорой» для новорожденных. — Он был не только большой профессионал, но и очень светлый человек, — говорит его коллега Александр Щербань. — Всегда на позитиве, с очень живой душой, всем желал добра. Даже те, что были с ним знакомы недолго, проникались к нему симпатией. Когда он заболел, многие люди хотели помочь ему, собирали информацию, предлагали свою плазму для лечения, постоянно звонили, интересовались его самочувствием, это о многом говорит. Анна Лопатина, 41 год, медсестра, Кировская больница, Астрахань Анна работала в кардиологическом отделении городской больницы №3 им. Кирова. Когда почувствовала себя плохо, сделала тест на коронавирус. Однако результат был отрицательным. Спустя несколько дней она умерла. После похорон, когда с подозрением на пневмонию в больницу попали пожилые родители женщины и сестра, местный Минздрав официально признал, что причиной смерти Анны стал COVID-19. Павел Огурцов, 60 лет, декан факультета непрерывного медицинского образования РУДН, доктор медицинских наук, директор центра изучения печени РУДН, Москва Один из лучших гепатологов в России. Коллеги говорят, что, несмотря на все свои заслуги, он «со всеми общался на равных, был настоящим, "правильным" врачом: интеллигентным, спокойным, отзывчивым». Студенты уважали его за честность. — Павел Петрович стал деканом факультета последипломного образования в очень непростое время, — отмечает его коллега, профессор Виктор Радзинский. — Потребовался весь его чрезвычайно большой организаторский дар, чтобы восстановить нормальную структуру учебного заведения, отладить связи внутри факультета, связи факультета с другими организациями. В результате образовалось необычайно мощное учреждение непрерывного медицинского образования. Сила его в кафедрах, собранных на факультете и востребованных слушателями. Ключевое слово здесь: «востребованных». В Москве есть множество учреждений, реализующих программы дополнительного образования для медицинских работников. Но выживают и выживут далеко не все. Только те, где по-настоящему учат не только словами, но и делом. Несомненная заслуга Павла Петровича состоит в том, что для заведования кафедрами он приглашал действующих руководителей медицинских организаций или их подразделений. Они учили и учат студентов работать руками — навык, востребованный во все времена, но обучают ему далеко не везде и не всегда. Николай Пасенов, 56 лет, онколог, областной онкологический диспансер, Белгород 21 апреля в Белгородском областном онкодиспансере выявлено массовое заражение COVID-19. От госпитализированной пациентки заразились 18 больных, лежащих с ней в одном отделении. А также девять медработников. У девушки заболевание протекало бессимптомно. О том, что она инфицирована, стало известно только после того, как в больницу с коронавирусом попал ее лечащий врач — Николай Пасенов. Спасти его не удалось. Максим Старинский, 56 лет, уролог, Госпиталь ветеранов войн №3, Москва В своей больнице он одним из первых начал принимать пациентов с коронавирусом. Затем диагноз, быстрое развитие болезни. Интенсивное лечение в Коммунарке не помогло. «Там, где память — смерти нет», — написали коллеги в некрологе доктору. — Тебя очень не хватает, — говорит его коллега Максим Предель. — Мы не можем до сих пор в это поверить, такое ощущение, что ты откроешь дверь, зайдешь в нашу ординаторскую и, как обычно, с улыбкой на лице спросишь: «Как дела, Макс? Как отдежурил?» Игорь Татаркин, 54 года, заведующий отделением анестезиологии и реанимации Курского противотуберкулезного диспансера, Курск Доктор 15 лет возглавлял отделение анестезиологии и реаниматологии Курского противотуберкулезного диспансера. Его личная борьба с ковидом продолжалась почти две недели, последние дни они провел на аппарате ИВЛ. — Игорь Геннадьевич был замечательным человеком и выдающимся врачом. До того как возглавить нашу службу анестезиологии и реанимации 10 лет работал реаниматологом. Поднял службу с нуля. Спасал безнадежно больных. Все знали, что если он взялся за пациента, для его спасения будет сделано все возможное и невозможное, — говорит о нем главный врач тубдиспансера Наталья Рачина. Мария Тышко, 30 лет, медицинская сестра, Госпиталь для ветеранов войн, Санкт-Петербург Мария жила вместе с мамой-пенсионеркой. Судя по всему, девушка заразилась на работе. Ее лечили в госпитале, где она работала. Из-за тяжести симптомов Марию подключили к аппарату ИВЛ. Перед смертью Марии стало лучше — температура пришла в норму, родственники думали, что она пошла на поправку. Мать девушки также госпитализировали с пневмонией в эту же больницу. У нее заболевание протекало значительно легче. Сейчас она уже выписана из стационара. Алексей Филиппов, 51 год, заведующий нейрохирургическим отделением, Александровская больница, Санкт-Петербург Родился и жил в Якутске, а в Санкт-Петербург переехал около пятнадцати лет назад. Алексей выполнял сложные высокотехнологичные оперативные вмешательства по профилю «Нейрохирургия» при геморрагических инсультах, разрывах аневризм сосудов головного мозга, при опухолях центральной нервной системы. 31 марта больница, где работал Алексей, из-за вспышки коронавируса была закрыта на карантин. Среди врачей, которые оказались запертыми в учреждении вместе с пациентами, был и Алексей. Оттуда его с подтвержденным диагнозом доставили в питерскую Боткинскую больницу. Владимир Фиошин, 67 лет, рентгенолог, Ульяновская область, Карсунский район, Карсунская ЦРБ В поселке Карсун Ульяновской области не было ни одного жителя, кто не знал бы доктора Фиошина. В местной больнице он проработал 46 лет. Пришел туда сразу после окончания Саратовского мединститута. Сначала — педиатром, потом с головой ушел в рентгенологию. Когда в поселке появились больные ковидом, доктор принял весь удар на себя — всем с подозрением на пневмонию делал рентген. Самого его спасти не смогли. Коллеги отмечают, что у доктора были сопутствующие заболевания, которые усугубили течение ковида. Заболели жена и младший сын врача. Как сообщает местная газета «73online.ru», губернатор Ульяновской области пообещал, что Карсунская районная больница теперь будет носить имя доктора Владимира Фиошина. Татьяна Аванесян, 61 год, сестра-хозяйка, Городская больница Эжвинского района, Сыктывкар, Коми В Эжвинской больнице она проработала больше 20 лет. Мать двоих детей, свекровь, теща, бабушка четырех внуков, отличный специалист и коллега. И многие другие врачи, медсестры и сотрудники больниц.