«Сталин бы такого не допустил»

Нами Микоян — не просто свидетель эпохи. Судьба распорядилась так, что многие годы она жила среди узкого кремлевского круга людей, от которых зависела судьба страны, а нередко и всего мира. О привычках и частной жизни вождей, о строгом Сталине, мстительном Хрущеве, простоватом Брежневе, об Андропове, Горбачеве и Ельцине, о тайной организации «Четвертый рейх», о маршале Победы Жукове и о гипнотизере Мессинге — во второй части беседы «Ленты.ру» с Нами Микоян.

Первую часть читайте здесь.

Когда в СССР началась коррупция? Проще говоря, когда госчиновники начали воровать?

При Хрущеве. Сталин такого не допускал. При нем все очень строго было и все боялись. Я сейчас уже не вспомню фамилию — крупный был управленец. У него на даче жили в пруду лебеди. Потом он сделал себе из двух соседних квартир одну — такая вроде мелочь по нынешним временам. Так его только за это сняли со всех должностей и осудили. А был такой Бенедиктов — нарком земледелия, министр сельского хозяйства СССР. Я знала его семью. Он жил со своей секретаршей, у них родился ребенок. И шофер на партсобрании сказал, что возит его и к жене, и к этой женщине. Сталин Бенедиктова очень уважал, но сказал: выбирай — или остаешься с женой, или уходишь к любовнице. Только так. Сталин был в этом отношении очень строг.

И с дочерью был строг. Я помню, когда она хотела квартиру, он ей сказал: или дачу, или квартиру — выбирай. Такого, как сейчас, при Сталине не могло быть. Я жила в семье Микояна, при Сталине у него ничего своего не было. Дача, квартира, мебель — все было государственное. А Хрущев сразу начал одаривать своих. Сын Сережа получил Героя Соцтруда, еще что-то получил. При Брежневе уже все имели личные квартиры, дачи. Такое уже дерьмо пошло, извиняюсь...

Расскажите о Хрущеве. Каким он был?

Я бы его вообще ни за что не считала. Мелкий, злопамятный, мстительный, неряшливый... Не скрою, у меня к нему и личная есть неприязнь — он убрал моего дядю, причем так мелко, как Сталин не сделал бы никогда. Григорий Арутинов (Арутюнян) был первым секретарем ЦК Армении. Сталин к нему относился с огромным уважением. Если дядя приезжал на прием к Сталину по каким-то рабочим вопросам, ему не нужно было проходить через запись у секретаря — Сталин его сразу принимал. А если он был Сталину нужен, звонил Поскребышев и очень уважительно просил приехать. Такое было к нему отношение. У дяди было четыре ордена Ленина за Армению.

Не помню уже, в каком году, но еще при Сталине, Хрущев написал в «Правде» статью, он тогда на Украине работал. В ней он писал, что на Украине вместо деревень должны быть только агрогорода. Такую цель он поставил. А дядя на пленуме ему ответил: «Я не знаю, как на Украине, но в Армении до агрогородов еще очень далеко. Деревня нищая». Ну и так далее…

Сталин с дядей согласился и велел Хрущеву там же, в «Правде», написать, что он был неправ. Хрущев тут же написал. Но проходя по коридору пленума мимо Арутинова, сказал ему: «Мы с тобой еще встретимся на узкой дорожке».

Что это значит — «встретимся на узкой дорожке» — дядя тогда не понял, он мне сам об этом рассказывал. Но Сталин умер, и они встретились «на узкой дорожке». Хрущев снял его с работы, и после этого уже никто не мог ему дать новую работу в Армении. Дядя переехал в Грузию, но и там его никто не осмелился взять на работу. У него началась депрессия. Последовал один инфаркт, другой. Он мне часто говорил: «Я боюсь Хрущева».

Я привезла его лечится в Москву, когда он уже ходить не мог. А ему всего 57 лет тогда было. Как-то раз мы с мужем пришли на футбол, и там сидела Фурцева, а с Фурцевой я была в добрых отношениях еще с юности. Она меня спрашивает: «Как Арутинов?» Я ей объяснила, что он болеет, работы нет, не может найти. Она была секретарем ЦК и смелой женщиной. Сказала: «Приходи завтра ко мне на Старую площадь». Я пришла. Она сходила к Суслову, вернулась и говорит: «Передай Арутинову, что он будет работать в Грузии завотделом». И это было самое большое, что он мог получить. Но он уже был так болен, что через месяц умер.

Я уверена, что этого бы не случилось, если бы Хрущеву не захотелось «встретится на узкой дорожке». Но я плохо отношусь к Хрущеву не только потому, что из-за него умер мой приемный отец, — нет, а потому, что это мелкая душонка.

На днях мне какая-то газета попалась, где перечислялись промахи Хрущева, и там, между прочим, говорилось и об агрогородах — что это был его просчет. Столько лет прошло! Значит, дело было не в Сталине и не в Арутинове.

Вы часто с Хрущевым встречались?

Да, часто. Хрущев не оставлял впечатление серьезного и умного человека, к которому хотелось бы прислушаться. Нет! Не понимаю, как он мог стать первым лицом государства.

Вот еще о таком случае расскажу. Анастас Иванович Микоян отмечал день рождения. Обычно у него собирались только родственники. Родственников было много: сыновья с семьями, брат жены, его брат, зять… В общем, много. Вдруг распахивается дверь, входит Хрущев. Анастас Иванович сразу как-то напрягся. А Хрущев, довольный, уселся за стол. Для него тут же принесли водку, коньяк — то, что дома у нас никогда не пили. Дома пили только вино. А он пил много, вел себя развязно, громко говорил, постоянно хохотал. И ел так неопрятно! Весь обляпался, обсыпался сахарной пудрой. Анастас Иванович попросил меня взять щетку и почисть Хрущеву костюм. Мне это несколько раз пришлось делать.

А вот жена его Нина Петровна мне нравилась. Она была простой и доброй женщиной. У нас сложились с ней теплые отношения. Жили мы на Воробьевых горах в соседних особняках, между которыми имелся внутренний проход через калитку. Особняки были типовыми, как два близнеца, с одинаковым расположением комнат. В длинном холле у Хрущева стояли вдоль стены стеклянные шкафы с полками, на которых были выставлены ценные подарки, которые ему присылали.

Помню, как меня это коробило. Микоян обычно ничего в дом не приносил, а все подарки передавал в Музей революции, для всеобщего обозрения, а не для личного пользования. Это правило ввел Сталин, и все окружение ему подчинялось.

А Хрущев считал это своей собственностью. И сам делал драгоценные подарки иностранным королям и президентам из художественных фондов государства.

А как он к искусству и культуре относился?

Вы же знаете знаменитую историю с посещением Хрущевым выставки художников в Манеже? Я там была в это время. Хорошо запомнила, как он визгливо кричал, его нелепые самоуверенные оценки работ Фалька, Эрнста Неизвестного и других. В его окружении, особенно среди работников отдела культуры ЦК КПСС, началась паника. Фалька немедленно убрали, весь второй этаж после ухода Хрущева закрыли.

Или вот как он встречался в Завидово с творческой интеллигенцией на так называемой дальней даче Сталина. Во дворе накрыли столы. Хрущев начал произносить тосты, говорил громко, без остановки, не стеснялся в оценках, обругал Маргариту Алигер, переругался с Мариэттой Шагинян, рискнувшей ему возразить...

Хрущев был невежественный. Я его не любила, просто не любила. Не за личные обиды, а просто как личность. Он мне неинтересен. Вот вам интересно читать его книги?

С точки зрения истории — да. Это же взгляд очевидца…

Думаете, это его взгляд? Да что он сам мог бы написать! Это взгляд его помощников. Аджубея, наверное. Была еще дочка его сына, у которой муж журналист. Ему все писали.

Когда Хрущева сняли, дочка его сына пришла ко мне и говорит: «Что мне делать? Нина Петровна в Чехословакии отдыхает, мне надо как-то папу успокоить, поддержать». Я говорю: «Возьми детей, отвези к нему. И вот тебе книжка Ирвина Стоуна "Моряк в седле"». Я тогда подумала, что книга о мужественном человеке ему поможет. Она на следующий день вернулась, зашла ко мне, принесла книжку обратно, сказала: «Папа книжки читать не любит». Вот и все, вот вам весь Хрущев.

(Видимо, речь идет о внучке Юлии от старшего сына Хрущева, который пропал без вести во время войны. Хрущев удочерил внучку, и она звала его папой — прим. «Ленты.ру».)

Когда человек занимает такую должность, все на него начинают смотреть иначе. И он сам становится иным, вылезает его истинное лицо, хочет он того или нет. Нет, я не знаю, что он сделал для страны.

Но ведь это Хрущев ликвидировал ГУЛАГ, выпустил на свободу миллионы людей…

Ну и что? Вы бы тоже так сделали. Это безусловно надо было сделать. Берия бы это тоже сделал, если бы его не расстреляли. Это не заслуга Хрущева, это была историческая необходимость.

А Брежнев?

Что такое Брежнев? Брежнев был еще проще. Даже проще, чем Хрущев. Но в ином плане. Хрущев — это деревня. Брежнев — нет, конечно. Проще в том смысле, что он вообще не ставил каких-то задач. Навешивал себе звездочек Героя Советского Союза, Героя Социалистического Труда. Дочка его черт знает чем занималась, хапала бриллианты…

Когда Микоян был в силе, Брежнев очень старался ему угодить. На дне рождения Анастаса Ивановича музыканты заиграли лезгинку, Брежнев тут же выскочил в центр зала и стал с жаром танцевать. К нему присоединилась жена одного из сыновей Анастаса Ивановича — Алла, дочь расстрелянного по ленинградскому делу Алексея Кузнецова. Брежнев очень старался, чтобы именинник его заметил.

После снятия Хрущева отношение Брежнева к Микояну резко изменилось. Анастас Иванович это почувствовал и подал в отставку, которая была тотчас принята.

В какое-то время я сблизилась с его невесткой, женой сына Люсей. Брежнев тогда уже умер. Я сказала, что хотела передать Брежневу письмо с просьбой об Арутинове, чтобы его имя как-то реабилитировали, что ли. И она говорит: «Ой, что же ты не сделала? Дед всегда говорил: пользуйтесь, пока я жив».

Вот он, Брежнев! «Пользуйтесь, пока я жив»! Такого не было ни у Микояна, ни тем более у Сталина. Поэтому я и говорю, что они все мельче стали. Крупные к тому времени все уже выгорели.

Андропов таким же мелким был?

Нет. Андропов — нет. Андропов честный, чистый, умный. Но он реально заболел.

Многие считают, что если бы он достаточно долго руководил, то мог бы навести в управлении государством порядок.

Я думаю, да. Думаю, что-то пришло бы в порядок. Я хорошо знала его жену. У них был совсем другой стиль жизни. Никто не пользовался своим положением. Да, Андропова можно было выделить.

А еще кого?

Я бы выделила Горбачева — за его честность, за искренность, за его желание все сделать хорошо. Другое дело, что он не смог. Я не хочу сказать, что у него масштаб личности мелкий, — нет. Но мозги у него какие-то другие. Не мог он все охватить. Невозможно ему простить, например, Сумгаит. Но в то же время я понимаю, как это могло произойти. Я приезжала к нему, говорила с ним, видела, как все это происходило… Что-то проходило мимо него. Кто-то другой этим руководил, кто-то другой создал Сумгаит. Он узнал о том, что происходит, через два дня, когда уже поздно было. Такого не могло случиться при Сталине.

Почему у Горбачева перестройка не получилось?

Я же говорю — голова не та.

А Ельцин?

Ельцин был более такой… хитрый, наверное. Распустил страну, чтобы убрать с пути Горбачева. Может быть, если бы не спился, что-нибудь и сделал бы. Но идеи у него уже не было.

А у кого-то после Сталина была идея?

Скорее всего, нет. Ленин, Сталин были фанатиками идеи коммунизма, безусловно. А потом уже и идея исчезла. А сейчас… Кто сейчас во что-то верит? Я смотрю на своих внуков — это совсем другое поколение, они не знают, что им делать. Нам кажется, что они бездельники. Нет. Когда я росла — была война, были госпитали, это была наша общая забота, общее волнение, и мы делали все для нашей страны. Это ощущение страны у нас было. А что у них — у них есть страна? Они никому не нужны. Что, допустим, они должны обязательно сделать? Раньше, помните, после института всех куда-то направляли, о каждом человеке как бы помнили. А они кому-то нужны? Нет!

То есть это не в них проблема?

Нет. У меня двое взрослых внуков, очень талантливых. Вот, посмотрите, у меня икона — это моя внучка написала. Сейчас она нашла работу, в неделю два раза в школе преподает живопись. Талант безусловный, но что-то в ней пусто. Не хочется ни любить, ни бороться за что-то. Что значит — никому не нужен? Это не буквально, что ты пришел — и не нужен, им просто некуда прийти. Я не думала об этом раньше, но вот сию минуту вдруг подумала… Вот мы ругали комсомол, а, может быть, не надо было? Комсомол тоже помогал нам стать людьми. Я была секретарем комсомольской организации в школе. Шла война. Мы решили ходить в госпитали, помогать раненым. Комсомол как-то нас организовывал.

Я застал комсомол в 70-е уже совсем другим, и мне его совершенно не жалко.

Все это было уже потом… Я сама ушла из коммунистической партии, когда партия еще существовала. Не могла ходить на эти собрания. Стыдно было. Все сгнило. С Хрущева начался весь этот распад.

Вы знали многих выдающихся людей своего времени. Хочу расспросить вас о некоторых из них. Вы уже не раз вспоминали Анастаса Ивановича Микояна, в семье которого прожили много лет. Его политическая карьера абсолютно уникальна. Микоян стал членом ЦК партии в 1923 году, еще при жизни Ленина, а ушел в отставку в 1974 году, при Брежневе, успешно пережив все смены курса страны, смены вождей, все процессы, чистки и разоблачения и получив за свою работу шесть (!) высших наград страны — орденов Ленина. В народе о нем сложили поговорку «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича». Как ему это удалось? Как такое вообще возможно?

Он, конечно, очень умный был. Сказать хитрый — неверно. Слово «хитрый» всегда имеет какой-то негатив. А вот если сказать осторожный, проницательный — в этом будет много качеств, которые позволяли ему не делать глупостей. Сдерживать себя. Даже когда арестовали его детей Вано и Серго, он не вмешался.

Сколько им лет было? Старшему пятнадцать, а младшему?

Серго было двенадцать.

Ужасная же история. 1943 год. Дело тайной антисоветской организации «Четвертый рейх». В то время и за меньшее расстреливали, а их тогда просто выслали.

Как повернуть... Вот представьте себе, что это не дети Микояна, а просто чьи-то мальчики. С чего все началось? Был такой нарком авиации Шахурин. Его 15-летний сын Володя был влюблен в дочку дипломата Уманского, которого назначили послом то ли в Мексику, то ли куда-то еще в Латинскую Америку, точно уже не помню. И она должны были улетать с родителями. А мальчик уговаривал ее остаться. Они поссорились, и он ее убил. Застрелил на лестнице Каменного моста, а потом выстрелил в себя. Когда начали выяснять, где он взял оружие, оказалось, что револьвер дал ему Ваня Микоян.

А откуда взялась антисоветская организация «Четвертый рейх»?

Ну это совсем смешно. У них была игра. Они придумали страну, в которой было свое правительство. Сын Шахурина, Володя, вел записи. Каждый из них был назначен на какую-то должность. Вот это все вместе плюс револьвер и стало причиной ареста. Некоторое время они провели в тюрьме, а потом их выслали в Узбекистан. Время было такое. Шла война.

И Анастас Иванович не стал вмешиваться?

Не имел права. Сталин это не одобрил бы. Но кое-что он, конечно, сделал. С детьми поехала домработница. В Узбекистане присматривал за ними местный секретарь ЦК. Это все ужасно, но не трагично.

Вернулись они уже после смерти Сталина?

Нет, Сталин был еще жив.

Анастас Иванович запомнился мне очень порядочным и добрым человеком. Настолько добрым, насколько мог быть политический деятель. Конечно, ему постоянно приходилось за всем следить, все взвешивать, чтобы не сделать ошибку. Но детей и внуков он очень любил. Каждый отпуск брал десять внуков с собой отдыхать. Другой бы от них устал, а он — нет.

Расскажите о маршале Победы — Георгии Константиновиче Жукове.

Сложилось так, что мне довелось близко знать его семью — как первую, так и вторую. С моим мужем служил Юра Василевский, сын маршала Василевского. Юра был женат на дочери Жукова Эре.

В конце 50-х Жуков попал в опалу. Считали, что он планировал свержение Хрущева. Об этом случайно узнала Фурцева, тогда член президиума и секретарь ЦК КПСС, и сообщила Хрущеву. После зарубежной командировки Жуков вернулся в Москву, а на аэродроме его уже ждут машины с сотрудниками КГБ. Дочь и зять успели предупредить Георгия Константиновича, чтобы он ничего не предпринимал. Но от должности министра обороны его освободили, и в печати его имя перестали упоминать.

А как он жил?

К тому времени, как его отправили в отставку, от своей первой жены он уже совсем отдалился. У него была любимая женщина — Галина Николаевна. Очень приятная, красивая, рослая, спокойная, под стать ему. Прекрасная была пара. У них родилась дочь Маша. Жуков жил с ними, изредка навещая старую семью на улице Грановского.

Квартира на Грановского была не просто большая — барская. С черным ходом, с множеством дорогих красивых вещей — военных трофеев: старинной мебелью, редкими вазами, коврами, картинами, книгами. Первая жена очень ревновала Жукова и тяжело переживала его визиты.

Галя любила классическую музыку. Мы перезванивались, я помогала ей доставать билеты. Сам Жуков неожиданно оказался не суровым и сухим, каким я его раньше представляла, а мягким и приветливым человеком.

Как вы считаете, если бы заговор против Хрущева удался, мог бы Жуков возглавить страну?

Я так не думаю. Кроме того, чтобы быть храбрым и умным военачальником, нужно еще иметь государственное мышление. Да, Жуков был сильный и умный человек, но я никогда не воспринимала его как государственного деятеля.

Хотелось бы расспросить вас еще о многих людях и обстоятельствах, но мы уже и так долго разговариваем. Не могли бы вы рассказать еще немного о Вольфе Мессинге — знаменитом гипнотизере, о котором ходят легенды. Вы ведь были с ним знакомы?

Да, мы были знакомы, и он помог мне, в трудное для меня время поддержал. Он был небольшого роста, необычайно застенчивый, мягкий и одновременно невероятно напряженный. Жил он в районе Песчаной улицы. Там после войны немецкие пленные построили несколько домов. На втором этаже у него была крошечная квартирка, где он жил с сестрой покойной жены и двумя собаками. Мне он показался очень несчастным, добрым, робким, но в то же время волевым человеком.

О Вольфе Мессинге рассказывают множество самых невероятных историй, и одна из них — о том, как он побывал у Берии на Лубянке.

Я знаю эту историю с его собственных слов. Берия был наслышан о необычных способностях Мессинга и решил сам их проверить. А Мессинг, разумеется, знал о репутации хозяина Лубянки и очень его боялся. Берия поставил условие: Мессинг должен выйти из здания, перейти площадь, купить в киоске газету и вернуться назад. При этом он отдал охране распоряжение ни в коем случае его наружу не выпускать.

Вольф Мессинг понимал, чем рискует, и очень волновался. Он вышел из кабинета, собрал все свои внутренние силы и, подойдя к часовым, стал им внушать: «Сейчас к вам подойдет Вольф Мессинг, и вы должны быть очень внимательны». Часовые отдали ему честь, он дошел до киоска, купил газету и вернулся мимо стоящих по стойке смирно солдат. Берия был поражен.

Берия повез Мессинга к Сталину. Сталин спрятал свою трубку и предложил ее отыскать. Мессингу и это удалось. После этого Сталин стал ему доверять и часто с ним беседовал. А вот о чем они разговаривали — он не рассказывал никому, даже после смерти Сталина. Жизнь научила его не говорить лишнего.