Скончался академик Янис Страдиньш

В возрасте 85 лет скончался член Латвийской Академии наук, профессор Янис Страдыньш - сын Паула Страдыньша, именем которого названа больница и университет в Риге. В 1995 году его собирались выдвинуть на пост президента Латвии, однако он вслед за композитором Паулсом предпочел отказался.

К латвийскому академику Янису Павловичу Страдыню, работая в Риге, мне приходилось обращаться много раз, иногда даже по абсолютно непрофильным темам. Но чаще всего, как к должностному лицу - президенту Академии наук Латвии, а то и как к научному пророку, синтезирующему химические элементы. Родная сестра моей матери - Таисия Ивановна Шикина - училась с академиком на параллельных курсах химического факультета университета. Она тоже вспоминала ученого как фигуру по масштабу равную (ну, разве что!) орга́ну Домского собора.

Одаренный человек, простите за тривиальность, талантлив во всем. Академик оставил свой след и в Институте истории Латвии, возглавив его за год до обретения янтарным краем национального суверенитета. Вспомнив об этом факте из биографии энциклопедиста, решил, что только он и обладает моральным и научным правом подвести некую черту под исторической этимологией и генезисом латвийской науки и культуры. Позвонил ученому, представился, вспомнили общее прошлое (даже моих родителей) и договорились, что совместное академическое издание фонда Петра Авена и "Янтарного моста", посвященное "Латышским именам в истории России от 18 века по 18-го год века 20-го", откроет его авторское предисловие.

Правда, возникла по ходу нашего разговора одна закавыка: возраст уже не оставлял надежды на самостоятельную подготовку рукописи. И тогда был сделан еще один шаг к цели благодаря моему доброму приятелю по Союзу писателей Латвии. Виктор Авотиньш, бывший секретарь СП, а ныне обозреватель "Независимой" газеты, отказать в таком пустяке мне не смог. Он согласился изложить беседу со Страдынем по темам, которые мы ему предложили. Рукопись уже лежит у меня на столе, ученый с ней был ознакомлен, а нам оставалось только молить судьбу, чтобы сигнальный экземпляр книги академик успел получить к своему предстоящему 85-летию в 2018 году.

Первый вопрос был наводящим: могли ли до начала XX века латыши влиять на Россию и ее культуру? Ученый постарался скорректировать тему. По его словам, следовало бы говорить о влиянии России на латышскую культуру. Это пытались замалчивать и не показывать прибалтийские немцы, да и сами латыши. Бесспорно, немецкое влияние превалировало, его пытались возвеличить - отсюда отрицание русского воздействия, но это неправильно. С другой стороны, следует говорить о влиянии не латышей на культуру России, а прибалтийских немцев.

Петербургская Академия наук в значительной степени состояла из остзейцев. Вспомним Барклая-де-Толли, род Бенкендорфов, художника Карла Брюллова, знаменитого скульптора Петра Клодта. Балтийские немцы - подданные империи - обладали в те времена огромным влиянием. Известный русский биолог Климент Тимирязев заметил, что иностранцы, "трофейные" чужеземцы, если и не представляли науку России, то в известной мере отражали ее состояние. Он писал: "Эта чужеземная наука была суровой мачехой, на попечение которой была отдана молодая русская наука. Но ребенок, юноша, видит в мачехе только ее суровость; человек взрослый, в котором голос разума заглушает голос чувства, готов порою простить ей свое тяжелое детство, если только своим словом, своим примером она воспитала в нем высокое чувство долга и уважения к истине.

Возмужалая русская наука, полагает ученый, давно простила иноземной мачехе тяжелые ученические годы и только с благодарностью помнит высокие примеры, преподанные ей Эйлером и Палласом, Пандером и Бэром, Струве и Ленцом". Четверо последних - остзейцы. Эйлер - швейцарец, Паллас родился в Берлине, а Пандер - из Риги. Ленц тоже из Латвии - из окрестностей Мадоны. Корни Бэра в Эстонии, как и первого директора Пулковской обсерватории Василия (Вильгельма) Струве.

Влияние прибалтийских немцев в России продолжалось вплоть до Первой мировой войны. Давайте, к слову, зададимся вопросом: а кто отправил учиться за границу Ломоносова? Решение принимал барон Иоганн Альбрехт Корф из Курляндии (тогдашний командир Петербургской академии наук). Так был открыт путь в большую науку для Ломоносова-просветителя. Латыши в это избранное сословие допущены не были. Хотя есть и редчайшее исключение, напоминает академик. Речь зашла о жене Петра Первого - императрице Екатерине Первой. После смерти Петра она заняла российский престол. Именно Екатерина председательствовала на церемонии открытия Академии наук. Академию, как известно, учредил своим указом Петр, но открывала и вела первое заседание Екатерина: Марта Скавронская из Мариенбурга (ныне Алуксне), приемная дочь пастора Глюка.

Прибалтийские немцы были против выдвижения латышей и эстонцев в прибалтийских губерниях. Как среди западников, так и, что примечательно, среди славянофилов было тоже достаточно сторонников подобных взглядов. В середине 19-го века и произошел тот существенный перелом, в результате которого не только немцам, но и латышам стала принадлежать определенная роль в общественной жизни России.

Первым среди ярких латышских имен академик назвал Кришьяниса Валдемара, который окончил университет в Дерпте. Занятия там велись на немецком языке, хотя, согласно официальному уложению, всем надлежало учиться на русском. Данное указание остзейцы игнорировали, а царское правительство на это смотрело сквозь пальцы. Так что Валдемар русским языком поначалу не владел. Но он прибыл в Россию с рекомендательным письмом генерал-губернатора прибалтийского края Александра Суворова - внука генералиссимуса Суворова. Благодаря протекции великого князя Константина Николаевича, он начал заниматься в Петербурге вопросами мореходства.

Русское влияние на латышскую культуру - реальный факт, признает Страдынь. Вхождение территорий, на которых проживали латыши, в состав России с XVIII века, во-первых, позволило жить в пространстве единого государства. А во-вторых, обеспечило населению 200 мирных лет. Поход Наполеона - исключение, а так значимых военных действий на этой территории не было. Более того, благодаря лояльности прибалтийских немцев к российскому монарху, не было и восстаний, а в Польше за эти годы прокатились три бунта.

Основной целью консолидации латышей было формирование нации - в составе империи, под ее верховенством. И вехами на пути к цели стали отмена крепостного права и младолатышское движение. Если бы их не было, не было бы и латышской нации, убежден академик. Но одновременно в метрополии появляются люди, еще не осознающие себя латышами. Например, живописцы Карл Гун и Юлий Феддер. Оба они были сыновьями церковнослужителей, оба стали очень известными художниками. Вскоре заявили о себе в России выдающиеся ветеринарные врачи - латыши.

Ученые Эйжен Земмер и Христофор Гельман были специалистами по инфекционным заболеваниям животных. Гельман состоял в переписке с Луи Пастером, учредил центр, который в России называют Институтом экспериментальной медицины, изобрел способ диагностики сапа, поражающего и лошадей.

С латышскими именами в истории России связано и углубленное изучение Китая. Основателем новой научно-практической школы китаеведения стал Петр Шмидт. В 90-х годах XIX века во Владивостоке располагался Восточный институт. Там профессор Шмидт и написал первую грамматику маньчжурского языка. Значимый вклад лингвист внес в мировое востоковедение работами, имевшими большое значение для китайской письменности и современного китайского языкознания. Ни одно исследование, посвященное этой области языкознания, не обходится без упоминания имени Шмидта.

И почти в те же годы золотую медаль Российской академии наук за книгу "Смертность, возрастной состав и долговечность православного народонаселения обоего пола в России за 1851-1890 гг." получил Карл Баллод. Выдающийся экономист, утопист подписывал публикации псевдонимом Atlanticus. Позднее он участвовал в разработке плана ГОЭЛРО. А в Рижском политехническом институте остзейской профессурой Баллоду в преподавании было отказано по причине его латышского происхождения. Зато Баллод вошел в историю российской статистики и экономики.

Студент Медико-хирургической академии Петр Баллод стал прототипом Рахметова в романе Чернышевского "Что делать?". Писатель и ученый вместе отбывали каторгу. Интересную книгу о Баллоде написал и академик Петр Валескалн. О прототипе героя Чернышевского писали Николай Лесков и Владимир Короленко, он вроде бы стал также прообразом Евгения Базарова в романе Ивана Тургенева "Отцы и дети". Кстати, позднее Петр Баллод стал известным золотопромышленником. Поговаривали, что именно он первым нашел в Якутии алмазы. Но не захотел преподносить их в дар царской семье и скрыл находку.

И еще несколько штрихов к временам Александра III и Николая II. Именно в России в значительной степени формировалось национальное самосознание латышей. Не в Риге, не за границей, а именно в Петербурге рождалось латышское национальное изобразительное искусство. В Петербурге стали живописцами Ян Розенталь и Вильгельм Пурвит, там же обучались воспитанники знаменитой школы Штиглица. На берегах Невы работал и основанный Рихардом Зариньшем кружок "Гном", где прививались чувства патриотизма изучающим изобразительное искусство и музыку. Из Петербурга зазвучала и латышская музыка. Язеп Витол, Эмиль Дарзинь…

Кстати, Язепа Витола современники сравнивали с Римским-Корсаковым. Он руководил кафедрой композиции Петербургской консерватории. Так что как минимум двумя сферами культуры - музыкой и живописью, изобразительным искусством - латыши обязаны исключительно России.

А первые президенты Латвии - юристы Янис Чаксте и Густав Земгалс, многолетний председатель Рижского латышского общества Андрей Красткалн, общественный деятель, фактически первый латышский политолог Фридрих Вейнберг. Все они сформировались как личности в университетах Москвы и Петербурга. И плеяда талантливых медиков - Екаб Приманис, Петр Сникерс, Паул Страдынь, Кристап Рудзитис - стала такой благодаря профессуре Военно-медицинской академии в Петербурге. Они стали за годы учебы в столице империи более профессиональными и более широко мыслящими учеными, чем выпускники, например, Тартуского университета, утверждает академик.

Когда фонд Рокфеллера в 1924 году выбирал первых латышей - стипендиатов, то остановился исключительно на выпускниках университетов Москвы и Санкт-Петербурга. Выбор пал на основателя латышской антропологии Екаба Приманиса и на отца Яниса Страдыня. Их обоих отправили учиться в США, как объективно лучше для этого подготовленных. Именно эти ученые в значительной мере и сформировали в Латвии национальную медицинскую школу и современную медицину.

Французы, немцы, евреи. Они представляли в России этническую общность. Можно ли это понятие отнести и к латышам, поинтересовались у академика? Ученый считает, что - нет! До Кришьяниса Валдемара латыши в империи "не выделялись", да и язык их считался скорее "наречием". Так было вплоть до 1915 года, до появления латышских стрелковых формирований и выхода в свет в 1916 году в Петрограде "Сборника латышской литературы" под редакцией Валерия Брюсова и Максима Горького. В сборник вошли произведения более двух десятков авторов, к переводу которых на русский язык были привлечены лучшие литературные силы. Так широко латышская литература была представлена за пределами Латвии впервые. Она привлекла к себе интерес русского читателя и, более того, заявила о себе в контексте европейской культуры.

Конечно, были латыши, которые делали успешную карьеру в России и раньше. Дмитрий Менделеев из среды латышских студентов подбирал себе лаборантов за их особенную старательность в мелочах. Но большие высоты в те годы латышам не светили ни в науке, ни в политике. Чаще всего они работали рядовыми сотрудниками. Дорогу наверх, и это тоже надо признать за факт революции 1917 года, проложила им большевистская партия.

А были ли периоды истории, когда латыши в России проявили себя особенно зримо? Академик полагает, что к таким временам следует отнести, прежде всего, первую русскую революцию 1905 года. В тот год запылали в Латвии помещичьи усадьбы. В переписке между Николаем II и Вильгельмом II германский монарх в отчаяние пишет своему кузену, что латышей надо окончательно задавить. "Они сумасшедшие, их надо расстреливать, как бешеных собак". Вроде, не совсем по Некрасову: "Люди холопского звания - сущие псы иногда: чем тяжелей наказание, тем им милей господа..."

Причем, уроки народовольцев латышами тоже были усвоены на "отлично". В период первой русской революции 1905 года многие латыши были отчаянными террористами. В "Рассказе о семи повешенных" Леонида Андреева - о последних часах бомбометателей перед смертью, также фигурирует латыш. А движение "лесных братьев". Ограбление банков. Вооруженный налет на филиал Госбанка России в Гельсингфорсе. Руководил группой "экспроприаторов" Янис Лутер по кличке Бобис. Ну, а в 1915 году - через год после начала Первой мировой войны - началось формирование латышских стрелковых батальонов, которые хорошо зарекомендовали себя на фронте.

Патриотический подъем латышей оказался в первые месяцы войны необыкновенным. Депутат ГД от Курляндской губернии Янис Голдманис (ставший в 1920 году министром обороны ЛР) заявил тогда публично: "Повелитель Германии жестоко ошибся, если он ожидал, что выстрелы в Либаве (нынешней Лиепае) найдут отзвук в местном населении в каких-нибудь враждебных выступлениях против России. Среди латышей и эстонцев нет ни одного человека, который бы не осознавал, что все то, что ими достигнуто в смысле благосостояния, это достигнуто под защитой Русского Орла. Что все то, что латыши и эстонцы должны еще достигнуть, возможно только тогда, когда Прибалтийский край и в будущем будет нераздельной частью Великой России".

Имена латышских офицеров и генералов можно встретить и в белом движении. Они сражались с монархистами, служили в армии Колчака. Полковник Фридрих Бриедис, например, активно включился в движение Бориса Савинкова и подготовку заговора против Ленина. Янис Страдынь привел в пример еще одного человека: слугу Николая II - Алоиза Труппа. Он был расстрелян в Екатеринбурге в Ипатьевском доме вместе с царской семьей, которую не покинул, хотя только ему и предлагали это сделать.

Латышам принадлежала особая роль и при создании ЧК, признается ученый. И хотя не захотел подробно описывать портреты Петерса и Мартыня Лациса (заместителей Феликса Дзержинского), но зато весьма негативно оценил роль в юриспруденции революционной России Петра Стучки - сторонника теории революционной законности и близкого родственника поэта Яниса Райниса. Об этой фигуре до сих пор пишут научные диссертации в Германии, Финляндии. Но только не в Латвии, где его не хотят вспоминать, но и сносить памятник патриоту языка и культуры латышей пока рука не подымается.

Кстати, немецкий писатель и теолог XVIII века Готфрид Гердер, обрусевший на рижском бальзаме и толковавший с коллегами в Риге исключительно по-русски, утверждал, что Россия была бы хорошим дополнением Европы. Правда, своим же афоризмом он объяснил и не состоявшуюся до нашего столетия гипотетическую гармонию. Два величайших тирана, по его утверждению, на земле: случай и время…

Напрашивается сам собой дополнительный вопрос. Существует ли дилемма между современной Европой и российским опытом латышей? Страдынь полагает, что - нет. На его взгляд, в первую очередь это зависит от процесса вестернизации России. Такой процесс (заимствование западных моделей развития) уже происходил с начала царствования Александра II. Не говоря уже о петровских временах, когда путь западничества был крайне жесток и кровав. Александр II предпринял шаги для нового этапа развития России. И если бы так продолжилось, то и будущее Европы было иным. Что касается Николая II, полагает академик, то он такую мученическую смерть в 1918 году не заслужил. Но то, что он был не на своем месте и не умел управлять, оказалось для России большой трагедией.

Как удивительно переплетаются судьбы людей и поколений. За тридцать лет до моего рождения в Риге, на полях Первой мировой войны были предательски сданы в кайзеровский плен своими командирами (этническими немцами!) оба мои деда: Василий и Иван. Один был призван из Томска, другой - Иван - из мещерской глубинки центральной России - Курлово, под Владимиром. Оба они прошли германские лагеря, пытки и унижения. Главное - выжили! Но увы, оба друг о друге так никогда ничего и не узнавшие, и не дожившие до моего появления на свет на побережье Даугавы с родимым пятном будущего "оккупанта" по паспорту.

Измена, как известно, во все времена каралась смертной казнью. Но главнокомандующий российской армии, сменивший в 1915 году своего младшего брата на этом посту, император Николай Романов таких приказов не отдавал. Хотя подобных ситуаций на фронтах встречалось немало. Вот и Северный фронт для 12-й армии стал плацдармом для антивоенных выступлений и для трагической сдачи Риги немцам в 1917 году.

С одной стороны - 40-тысячные латышские полки, мобилизованные на защиту "веры, царя и отечества" (в их рядах воевал и дед моей супруги - Карл Страутынь), а вместе с ними на фронте - почти полумиллионная армия сибирских стрелков, многие из которых - вчерашние ссыльные: смелые, решительные, но - в своем большинстве - революционно настроенные. Они и стали буревестниками грядущих революций в окопах Первой мировой. Кто сомневается, советую полистать подшивку газеты "Окопная правда" за 1917 год. Поучительные документы истории, надо признаться…

Неслучайно декабрьское восстание 1916 года в 17 и 55 сибирских полках и их отказ идти в наступление вызвало переполох у командования Северного фронта, а у латышей - дополнительный подъем большевистского энтузиазма.

С другой стороны, буря симпатий к России, ее политике и духовной жизни были в начале прошлого века несопоставимы для латышей с европейскими ценностями, которые ассоциировались для большинства населения с жестокостью и фанатизмом прибалтийских немецких баронов. В любом случае, убежден академик, последнее, что нужно латышам и сегодня, - русофобия.

Безусловно, надо сопротивляться политике имперского толка, если в ней отсутствует уважение к правам балтийских народов. Но Россия для Латвии - позитивный фактор культуры. По сути, Латвия напоминает двуликого Януса - ее сближение с Западом не исключает сближения и с Востоком, несмотря на неоднозначный опыт прошлого. Политика - политикой, а культура - культурой. И наука тоже - фактор общечеловеческий. Поворачиваясь лицом к Западу, следует посматривать на Восток. При этом сохранив свою идентичность, целостность, что совершенно не исключает влияние культур Латвии и России, призывает своих соотечественников ученый и гуманист, академик Янис Страдынь.