По данным ВОЗ, в течение жизни каждая третья женщина в мире сталкивается с физическим или сексуальным насилием. Чаще всего агрессорами выступают родственники, партнеры и знакомые — менее 20 процентов таких преступлений совершают незнакомцы. Это приводит к тому, что женщинам зачастую стыдно просить помощи у посторонних людей, поэтому во многих странах созданы специальные протоколы по работе с ними. По просьбе «Ленты.ру» журналистка Дарья Шипачева разбиралась, как устроена помощь пострадавшим от домашнего и сексуального насилия в США и чего не хватает тем, кто борется с насилием над женщинами в России. Ежегодно около 10 миллионов американок становятся жертвами домашнего насилия. Около половины всех пострадавших обращаются в полицию с заявлением. С сексуальным насилием дела обстоят хуже: более 43 процентов жительниц США подвергались сексуальным домогательствам и злоупотреблениям, а 21 процент пережили изнасилования. Большинство из них (63 процента) никогда не расскажут об этом правоохранительным органам.

«Насильник часто насилует именно потому, что ощущает свою безнаказанность. И чем уязвимее женщина — например, у нее есть маленькие дети, она мигрантка, представительница ЛГБТК-сообщества или с инвалидностью — тем больше у абьюзера шансов выйти сухим из воды. И тем более жестоким он становится», — поясняет руководительница программ Бостонского кризисного центра BARCC (Boston Area Rape Crisis Center) Стефани ДеКандиа.

Она руководит программами помощи женщинам, пострадавшим от сексуального насилия, с 2003 года — более 15 лет. Юридический факультет Северо-Восточного университета Бостона ДеКандиа окончила в 1998 году. До этого она получила степень бакалавра в области социальной работы. BARCC был основан еще в 1973 году, и с тех пор это главный полномасштабный центр помощи пережившим сексуальное насилие не только в штате Массачусетс, но и в регионе Новая Англия, куда входит шесть штатов на северо-востоке США. За бесплатной помощью, как психологической, так и правовой и физической, в центр могут обратиться все пострадавшие от сексуального насилия, достигшие 12 лет. В «зону покрытия» BARCC входит 29 городов, общее население которых — 4,6 миллиона человек. В центре постоянно работают 50 сотрудников, и еще около 200 человек оказывают волонтерскую помощь. Кризисные консультанты работают на круглосуточных горячих линиях, принимают звонки и сообщения пострадавших, поддерживают их и рассказывают, как BARCC может помочь им выбраться из ситуации насилия. Когда женщина оказывается готова обратиться к сотрудникам кризисного центра очно, ей бесплатно предоставляют психолога, специализирующегося на работе с посттравматическим расстройством (ПТСР), оказывают помощь в поиске так называемого шелтера, специального убежища для жертв насилия, а при необходимости — юридические консультации. Как уточняет ДеКандиа, порой попытки добиться справедливости в суде — это не лучшая стратегия, поскольку на борьбу в суде и огласку произошедшего нужны силы, а их у пострадавших нет: как и во всем мире, в США также существует стигма жертвы, и публичное заявление о своем статусе может повлечь за собой кардинальные изменения в жизни.

«Первым делом мы объясняем пострадавшей, какие у нее есть варианты. Если она захочет идти в полицию и судиться с насильником, мы, безусловно, поддержим ее. Но вполне вероятно, что ей больше нужны другие вещи: возможность остаться на своей нынешней работе, не забирать детей из школы, закончить колледж, получить психологическую помощь... Так что если женщина не хочет заявлять на преступника в полицию, мы также ее поддержим и постараемся помочь ей в том, что ей действительно нужно для скорейшего восстановления», — говорит ДеКандиа.

Если пострадавшая решает, что хочет дойти до суда, консультанты объясняют ей, что нужно ехать в ближайшую больницу. Нельзя принимать душ, переодеваться, желательно даже не ходить в туалет — иначе ценные улики могут исчезнуть. Если пострадавшая все же чувствует в себе готовность пройти через медицинское освидетельствование, специалист из BARCC встретит ее в больнице в любое время дня и ночи и поможет пройти через процедуру максимально комфортно. Нужно собрать так называемый «rape kit» — весь набор доказательств сексуального насилия: мазок из влагалища, образцы ДНК нападавшего с одежды и тела жертвы, а также из-под ее ногтей, что позволит в дальнейшем доказать, что она сопротивлялась. Если женщину избили, нужно также зафиксировать побои и их последствия — синяки, переломы и так далее. Собрать доказательства не помешает, даже если пострадавшая не собирается судиться прямо сейчас: они будут храниться какое-то время (зависит от законов штата), и жертва сможет вернуться к этому позже. Пострадавшие — кстати, в США их называют «выжившими», чтобы уйти от слова «жертва», — также проходят краткосрочную психотерапию, позволяющую справиться с травмой от насилия и ПТСР. При необходимости помощь оказывается и членам их семьи, партнерам и другим близким людям. Если не удалось преодолеть травму в краткие сроки, женщину отправляют к психотерапевту из одного из проверенных агентств, где специалисты также умеют работать с ПТСР. В случае, когда у нее нет страховки и она не может самостоятельно оплатить терапию, государство может субсидировать лечение. Наконец, если пострадавшая готова начать разбирательство с преступником, ей окажут бесплатную юридическую помощь. Специалисты обсудят с ней дальнейшие шаги по телефону, сходят вместе с потерпевшей в полицию, будут сопровождать ее на суде, найдут адвоката и помогут его оплатить. Поскольку сексуальное и физическое насилие чаще всего совершается близкими людьми, вопрос безопасности для пострадавшей, которая решила прервать цикл насилия, стоит особенно остро, поэтому консультанты рассказывают о том, как можно уберечься от агрессора, и помогают подыскать убежище. В 2018 году горячая линия BARCC приняла более 4,2 тысячи звонков от жертв насилия. Сотрудники центра сопроводили в больницу около 400 женщин и помогли с юридической стороной дела более тысяче человек. За год в кризисном центре прошло больше 3,6 тысячи сеансов групповой и личной психотерапии для пострадавших и их близких. Такая широкомасштабная помощь стоит немалых денег: годовой бюджет BARCC — 5,1 миллиона долларов, из которых 70 процентов — финансирование от государства и гранты. Остальные деньги центр собирает с помощью фандрайзинговых мероприятий, доходов от проведения тренингов и частных фондов. И только 7 процентов бюджета организации — личные пожертвования граждан. Внимание государства к проблеме и комплексный подход к решению вопроса насилия — результат введения в США в 1994 году закона против насилия в отношении женщин (Violence Against Women Act, VAWA), который был разработан, чтобы предупреждать и останавливать физическое и сексуальное насилие в отношении женщин, помогать жертвам получать более качественную помощь, а правоохранительным органам — активнее наказывать агрессоров. После его введения в США стали выделяться бюджетные средства на финансирование таких центров, как BARCC, и строительство сетей убежищ. Благодаря этому с 1994 по 2011 годы число женщин, серьезно пострадавших от действий домашних насильников, снизилось на 72 процента. Но большинство жертв насилия продолжают молчать о совершенных преступлениях. Виновата во всем культура насилия, в которой большинство из нас живет по сей день, говорит Стефани ДеКандиа. В этой культуре слово «нет» не всегда является поводом прекратить взаимодействие. Если жертва не вырвалась — значит, она хотела быть изнасилованной. Если жена не ушла от бьющего ее мужа — значит, она хотела побоев. Это установки людей, воспитанных в такой культуре. Многие недооценивают ущерб, который может нанести тиран, против которого женщина осмелилась пойти. «Момент, когда жертва домашнего насилия решила уйти, — самый опасный для нее», — подчеркивает ДеКандиа. Если домашний насильник уже дошел в своих действиях до причинения среднего или тяжкого вреда здоровью, следующий его шаг — это убийство. И в этот момент жертве нужно быть особенно внимательной и осторожной в своих действиях. В таких случаях в США работает система охранных ордеров — она запрещает преступнику приближаться к пострадавшей до окончания следствия. Если же насильник нарушит предписание, его можно будет тут же арестовать — достаточно одного звонка в полицию. И если выжившей удастся пройти через все круги ада и не сдаться, у нее есть шанс на то, что агрессор окажется в тюрьме. Но в итоге судом заканчиваются лишь 20 процентов случаев домашнего насилия. ДеКандиа рассказывает, что в борьбе с этой проблемой в США некоторые полицейские департаменты инициируют специальные программы обучения, в рамках которых офицеры проходят тренинги, как правильно взаимодействовать с жертвой насилия, чтобы не ретравмировать ее, и как избежать обвинения жертвы. Ситуация с изнасилованиями еще сложнее: только 5 из тысячи насильников в итоге оказываются в тюрьме.

«Если мы все-таки доходим до суда, больше шансов получить обвинительный приговор, когда изнасилование совершил незнакомый человек. А вот доказать сексуальное насилие со стороны знакомого и тем более партнера — очень сложная задача. Такие насильники — а их большинство — чаще всего уходят из зала суда безнаказанными», — сетует руководительница Бостонского кризисного центра.

Она приводит в пример более прогрессивную в этом отношении страну — Швецию, первой в мире начавшую менять ситуацию с насилием от самых истоков. С июля прошлого года в стране был принят закон о согласии, по которому изнасилованием считается любая сексуальная связь без явного вербального согласия. Культура согласия говорит о том, что только четкое «да» — это повод продолжать делать то, что ты делаешь, и включает в себя политику нулевой терпимости к насилию. В июле закон впервые был применен: насильник получил 8 месяцев лишения свободы за сексуальную связь с женщиной, которая была пассивна и не выражала явного согласия на половой акт. Аналогичный закон действует также в ряде других стран Европы — в Великобритании, Ирландии, Исландии, Бельгии, Люксембурге, Германии, на Кипре, а с начала 2019 года — и на Украине. В некоторых штатах США также рассматривают законопроекты, подобные шведскому закону о согласии. «Пока это небольшие инициативы, до введения культуры согласия по всей стране нам еще далеко. Но, кажется, мы движемся в верном направлении. Я давно занимаюсь этой темой и вижу, что общество стало менее терпимым к насилию», — уверена ДеКандиа. В Бостоне и его окрестностях — на территории с населением 4,6 миллиона человек (в три раза меньше, чем в Москве) — шесть официальных кризисных центров, а власти Массачусетса в 2020 году намерены выделить более 38 миллионов долларов на дальнейшее развитие кризисных центров в регионе — и это не считая федерального финансирования. В России же доля государственных грантов, которые выделяются на помощь пострадавшим от домашнего насилия, в том числе на развитие сети шелтеров — это 0,12 процента от всего фонда грантов, или несколько миллионов рублей. До 90 процентов россиянок, подвергающихся сексуальному и домашнему насилию, в полицию не пойдут. И если в США при населении 325,7 миллиона человек за 10 лет было зафиксировано около 18 тысяч убийств в результате домашнего насилия (до 1,8 тысячи женщин в год), то в России при населении 146,5 миллиона от рук домашних тиранов, по подсчетам правозащитниц, ежегодно погибает около 12 тысяч женщин. До суда в рамках уголовного процесса доходят лишь 3 процента пострадавших. Обычно дело возбуждают, если у жертвы серьезные травмы, но чаще всего домашние побои проходят как «не причинившие вреда здоровью». Согласно приказу Министерства здравоохранения и социального развития России от 24 апреля 2008 года №194н, критериями вреда здоровью являются временное нарушение функций органов и (или) систем (временная нетрудоспособность) продолжительностью до трех недель от момента причинения травмы (до 21 дня включительно), ссадины, кровоподтеки, ушибы мягких тканей, поверхностные раны и другие повреждения, не влекущие за собой утраты общей трудоспособности. То есть разбитые губы, кровоподтеки и ссадины, месиво у жертвы вместо лица — это поверхностные повреждения. За такие побои семейных садистов наказывают штрафами от пяти до тридцати тысяч рублей, административным арестом на срок от десяти до пятнадцати суток либо обязательными работами на срок от шестидесяти до ста двадцати часов.

«Даже если насильник повторно в течение года избил свою жену до легких повреждений, это остается делом частного обвинения. На практике это значит, что именно эта запуганная женщина должна ходить по всем инстанциям и доказывать, что она пострадала от рук мужа», — объясняет директор российского Центра по работе с проблемой насилия «Насилию.нет» Анна Ривина.

Конвенция Совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием, известная также как Стамбульская конвенция, вступившая в силу в 2014 году, в России до сих пор не ратифицирована: в стране нет закона о профилактике домашнего насилия, нет охранных ордеров, побои декриминализированы, не разработаны протоколы помощи пострадавшим и слабо развита сеть шелтеров, где женщина может укрыться от насильника вместе с детьми, прийти в себя, получить помощь и поддержку для того, чтобы начать новую жизнь. Всего в России, по словам Ривиной, можно насчитать около 200 организаций — в основном частного характера, — которые оказывают помощь и поддержку женщинам в беде. Это не только кризисные центры и шелтеры — некоторые активистки собирают деньги и сами организуют «тайные квартиры», где может временно спрятаться жертва насилия. Всего порядка 1620 «официальных» койко-мест для жертв насилия, тогда как, согласно Стамбульской конвенции, их должно быть по одному на каждую тысячу человек.

«В многомиллионной Москве у нас всего один государственный шелтер для женщин, у которого несколько филиалов. Не могу сказать, сколько там точно койко-мест — но счет идет на десятки, а не на сотни и тысячи, как должно быть в соответствии со Стамбульской конвенцией. Чтобы попасть в московский кризисный центр, нужна прописка в столице. К счастью, есть еще несколько негосударственных шелтеров, которых не так волнует бюрократия: там принимают и иногородних, и мигранток без документов, недавно открылся и наш центр — "Насилию.нет". Но тем не менее проблема остается — безопасных мест для женщин у нас слишком мало», — говорит Анна Ривина.

В частности, закон «о согласии на секс» в России пока даже не рассматривается. Когда в соседней Украине приняли подобный закон, его высмеяли в соцсетях как украинские, так и российские пользователи. Более того, многие стали опасаться, что таким законом можно будет злоупотреблять: мол, что помешает женщине оговорить своего мужа или любовника и посадить за изнасилование, как только ей что-то не понравится? На деле процент ложных «доносов» об изнасиловании крайне низкий — от двух до семи процентов от всех заявлений.

«Беда в том, что у нас на уровне государства нет такой проблемы, как "домашнее насилие". Отсутствие закона о профилактике домашнего насилия, декриминализация побоев, не ратифицированная Стамбульская конвенция — все это приводит к тому, что насилие за закрытыми дверями считается "семейным делом". А раз нет проблемы на общественном уровне, не будет предприниматься никаких попыток ее решить», — поясняет Анна Ривина.

Центр «Насилию.нет» допускает к пострадавшим только проверенных, ими же обученных психологов — иначе вред для жертвы насилия может превысить потенциальную пользу. В декабре прошлого года центр обучил порядка 15 психологов-волонтеров, сейчас идет отбор участников на следующий набор.

«Даже квалифицированные психологи совершают ошибки в работе с жертвами насилия. Например, пытаются усадить рядом пострадавшую и агрессора и попытаться их “помирить” — а это в случае с жертвой, которая напугана и боится лишнее слово сказать при насильнике, совершенно бесполезно. Особо "одаренные" психологи жалобы на насилие называют "сексуальными фантазиями" пострадавших женщин», — возмущается Ривина.

Ее слова подтверждает недавний случай с фондом помощи пострадавшим от насилия «Стрела»: женщина, обратившаяся в фонд с желанием сотрудничать и рассказавшая собственную историю о домашних побоях — правда, давно пережитую, получила упреки в том, что сама провоцирует мужа на агрессию. Ей посоветовали «быть более гибкой, дарить тепло, подогревать интерес, поддерживать и говорить только то, что мужчина хочет услышать». Позже выяснилось, что психолог фонда, которая консультировала женщину, на самом деле не имеет профильного образования и работает косметологом, а сам фонд не зарегистрирован. Однако проблема насилия в России начинает постепенно становиться все более видимой, считает Ривина. Сначала в медиа и соцсетях поднялся огромный шум в связи с декриминализацией побоев, потом были громкие дела: Маргариты Грачевой, которой муж отрубил руки за попытку уйти, Галины Каторовой, которую судили за убийство душившего ее мужа, но потом оправдали, признав ее действия самообороной, и наконец, дело сестер Хачатурян, рассказавших, как несколько лет терпели издевательства, физическое и сексуальное насилие со стороны отца. Недавно Анна Ривина получила письмо из Совета Федерации с просьбой пояснить свою позицию по законопроекту «О профилактике семейно-бытового насилия», который написан также адвокатами Мари Давтян и Алексеем Паршиным и активисткой Аленой Поповой. Петицию с требованием рассмотреть его подписали более 792 тысяч человек, тогда как на сайте «Российской общественной инициативы», которая имеет больший вес для правительства, аналогичная инициатива на момент публикации статьи собрала менее 10 тысяч голосов.