Танец среди роботов…

С Моникой мы знакомы много лет, так сложилось, что я пару раз переводил её мастер-классы в рамках фестиваля «Слово и тело», где порою происходят мастерские самого разного толка. Для меня классы Моники помимо попыток хоть чуть-чуть двигаться и перестать вести жизнь «книжного червя», ещё и возможность задуматься о понимании режиссуры, культуры, взаимодействия. Таких подходов не так уж много. Для тех, кто задаётся вопросами о связи движения и смысла — возможно, наш разговор будет интересен. После записи мы бродили по центру Петербурга, фотографировались на фоне немецкого поэта. Моника говорила, что Россия меняется, и что жизнь в ней порой кажется ей всё более роботизированной, как и в западной Европе. И всё более подверженной шуму и мишуре массовой культуры. Мы сидим в кафе. Моника Кох. Если я буду говорить всякую ерунду, то ты всегда сможешь удалить. (смеётся) Дмитрий Тёткин. Да, конечно. Но не всегда легко понять, что ерунда, а что нет. Моника Кох. Да. Дмитрий Тёткин. Как вы сейчас себя называете? Вы педагог, танцор, постановщик? Или это неважно? Моника Кох. Это сложный вопрос. Я преподаю. Я ставлю. Я занимаюсь хореографией. Я бы сказала, что я создатель. (смеётся) Создатель движения. Дмитрий Тёткин. Вас пугает, что разные направления «сплавляются»? Моника Кох. В моей работе всё одинаково важно. Преподавание настолько же важно, как и режиссура. Дмитрий Тёткин. Вы относите себя к какой традиции? Лабан? Моника Кох. В значительной степени. С этого всего началось. И я думаю, что если ты студент современного танца, танцевального образования или даже перформанса, то ты должен знать что-то из истории твоего ремесла. И, прежде всего, это традиция из которой я пришла. Дмитрий Тёткин. Как это началось в вашей жизни? Вы начали танцевать ребёнком? Моника Кох. Нет, мой «бэкграунд» был музыкальным. В детстве у меня было только ритмическое воспитание. Дмитрий Тёткин. Это была Вена или Австрия? Моника Кох. Австрия. Нет, запуталась. (смеётся)… Это была Германия. Сейчас я живу в Австрии. Но я родилась в Германии и росла в довольно религиозной среде с множеством песен, уроков фортепиано. И в это время в школах у нас было ритмизированное движение как предмет. Сейчас его изучают в Зальцбурге в институте Орфа. Корни его в работах Эмиля Жак-Далькроза. Это было в моём детстве. Музыкальное движение, фортепиано и орган. Дмитрий Тёткин. Вы думаете, что разные нации имеют разную физическую природу телесности? Правда ли, что одни всё время на парадах, военные марши, что-то немецкое, или это неправда? Моника Кох. Я работала в разных культурах. Я совершенно точно вижу разную телесную выразительность. Дмитрий Тёткин. Но вы не можете это вербализовать? Моника Кох. Я не хочу наклеивать никакие ярлыки. Но да, конечно, ты видишь разницу. Если, например, ты видишь немецкую… Например, работы Пины Бауш или нашего танцевального театра. И, если, например, сравнивать… Это даже нельзя сравнивать, но если, например… Это что-то немецкое. Мне кажется. А если видишь русских актёров, когда они импровизируют, то видишь все эти драматические выражения. В том числе в движении. В Англии у них другое чувство юмора. И заметны другие характеристики. Это сложный вопрос. Но точно разница есть. Я никогда не видела хорошую постановку Чехова в странах, где говорят по-немецки. У них нет такой души. Нет, такого подхода… Дмитрий Тёткин. На вашем мастер-классе вы упомянули, что, когда человек становится слишком чувствительным к движениям вообще, и движениям души, то это часто делает жизнь более конфликтной, более наполненной парадоксами и противоречиями. Что вы под этим подразумевали? Как вы справляетесь с избыточной чувствительностью? Моника Кох. Замечательная вещь про движения в том, что они универсально. То, что я ищу — это выразительный язык музыки, движения. Язык, который нас объединяет. Который независим от твоей культуры, от твоего языка. Но в тоже время это должно быть подлинным. Когда возникает ансамбль, то в нём есть множество цветов. Идея в том, чтобы раскрыть индивидуальные движения каждого живого существа. Позволить каждому в группе «сиять», позволить появиться цветам. Но в тоже время должен быть язык. Это как джазовый ансамбль, который вас объединяет. Творческий язык. Для меня танец или движение. Это словно бы мост между… Дмитрий Тёткин. Но если вы слишком чувствительны, то это создаёт проблемы? Моника Кох. Да. Что я под этим подразумеваю? Когда ты ищешь, скажем, этот путь через движение в страну душ. То сразу это приводит к конфликту с повседневной жизнью. С реальностью. И ты должен встретиться лицом к лицу с реальностью, чтобы этот мост получился. И ты встречаешься с реальностью. И это деньги, которые у тебя есть, работа, которую ты делаешь. Вещи, которые ты думаешь, ты должен делать. И всё это: телевидение, сотовые телефоны. Жизнь, которая вращается вокруг циферблата часов. И значительная часть этой жизни просто жизнь робота. И конечно, с этим происходит конфликт. Это словно бы мы должны найти противоядие, очиститься. Поэтому мы уходим от всего этого в студию. И когда ты работаешь, то ты находишься в конфликте. И на нашем классе мы были в конфликте с этим каждый день. Разными способами. Дмитрий Тёткин. Как вы пересеклись с русской театральной традицией? И вообще, русский след в вашей жизни? Могли бы вы его описать кратко? Моника Кох. То, что очень меня вдохновило был мой опыт с Васильевым. (прим. — Анатолий Васильев, театральный режиссёр) Потому что этот подход к импровизации в театре через создание этюдов. Конечно, ты работаешь с драматургическим материалом, а не с движенческими мотивами, но идея исследования театральной темы через множество разных этюдов вместо просто запоминания строчек… Дмитрий Тёткин. Как вообще вы попали в его мастерскую? Вы сидели однажды в Австрии?.. Моника Кох. Я была в Лондоне. И мой друг сказал, что я просто должна посмотреть это представление. Это русский театр. Дмитрий Тёткин. 80-е? Моника Кох. Да, конец 80-х. Он первый раз приехал в Лондон. И мой друг сказал — это потрясающе. Мы пришли. Кое-как нашли билеты. Это было «Серсо». На знаю видел ли ты? Дмитрий Тёткин. На видео. Конечно. Моника Кох. Мы посмотрели это. И когда я это увидела, то была настолько вдохновлена. Для меня это было лучшее, что я видела после Пины Бауш. Я не понимала ни слова русского языка, но я была крайне вдохновлена. Страстью. Физическим темпераментом. Жизнью, которая была создана на сцене. В конце спектакля я забыла, что он шёл на русском языке. Это мог бы быть китайский. Или это могла бы быть музыка. Я забыла, что был иностранный язык, настолько меня это затронуло. Каждый день мы приходили, хотя все билеты были распроданы. И я смотрела спектакль каждый день неделю подряд. Дмитрий Тёткин. И как вы познакомились с мастером, поскольку он очень противоречивая фигура, очень много о нём говорят. Каков был ваш опыт обучения у него? Моника Кох. Я была так вдохновлена его работой, что я сразу захотела с ним встретиться. И, конечно, все сказали мне, что это невозможно. Что если ему писать, то он не ответит. И я забыла про это. Но два года спустя Генрих Барановский приехал в Лондон. Он уже умер. Пару лет назад. И он организовывал проект с Васильевым в Берлине. И сказал мне, что я должна попробовать подать документы, что он меня порекомендует. Я спросила: «Кто это?». И это был Васильев (смеётся). Так я оказалась в этом проекте, который представлял собой встречи несколько раз в год для интенсивов. Один раз это было две недели в Берлине. Один месяц в Москве. Как встречи. Четыре раза в год. В конце у нас был показ для приглашённой аудитории. Дмитрий Тёткин. Что это было? Моника Кох. Это был «Идиот» Достоевского. (долгая пауза) Дмитрий Тёткин. Кроме Васильева, кто ещё был своего рода «учительской фигурой» для вас? Не важно из какого века. Моника Кох. Мой самый главный учитель, мой мастер — Хильда Хольгер. Из Вены. Она была из Лабановской традиции. Но также австрийский экспрессионизм. И немецкий. Они были очень связаны. Это было время Кандинского. Время Эгона Шиле. В Вене была большая школа экспрессивного танца. Хильда была из этой школы… (Звонит мой телефон, и я разговариваю по телефону с актёром музыкального театра — Денисом Боеревичем, который был на мастер-классе Моники, а сейчас опаздывает на поезд) … итак, потому что она была еврейкой. Дмитрий Тёткин. Лабан тоже? Моника Кох. Лабан не был евреем, но он эмигрировал. Дмитрий Тёткин. Он убегал он нацистов? Моника Кох. Он не убегал. Он оставался очень долго. Может быть, слишком долго. Множество художников уехали раньше. Даже его ближайшие друзья. Лабан оставался и пытался продолжить свою школу. До того момента, пока его школа была запрещена. Дмитрий Тёткин. Почему она была запрещена? Моника Кох. Нацистами. Дмитрий Тёткин. Но в чём была идеологическая сторона? Это было слишком экспрессивным? Моника Кох. Да. Это было слишком экспрессивным. Но давай не будем слишком уходить в политику. Множество школ было запрещено в то время. Он уехал в Англию и развил там свою образовательную традицию. И люди сейчас забывают, что его театральные эксперименты тех лет были совершенно новыми для того времени. Первый танцевальный театр в Германии был создан Лабаном. Он создавал очень радикальные вещи. Это был совершенно новый театр. Дмитрий Тёткин. В Германии были какие-то народные танцы до этого? Моника Кох. Да. Конечно. И Лабан изучал фольклорные танцы. Дмитрий Тёткин. Вы пользуетесь большим количеством хоровых движений. Моника Кох. Да хор. Ритуал. Дмитрий Тёткин. Ритуал? Вы всё ещё верите в магическое измерение танца? Даже религиозное? Или это больше про создание сообщества? Или вы в каком-то смысле практикуете колдовство? Моника Кох. (хохочет) Колдовство? Я думаю, что танцы могут делать всё. Когда мы приходим в отдельное пространство, то мы ищем пути для трансформации. Даже, если это только моменты. Как найти этот мост к душе. И первое, с чего ты начинаешь это дыхание, и тишина. Это не магия. Но это дыхание и тишина. Это дверь. Первый шаг. В создании атмосферы. Поэтому люди могут к этому прислушиваться. Дмитрий Тёткин. Вы пользуетесь какими-то сюжетами? Или вы опираетесь на интуицию? Моника Кох. Никаких сюжетов нет. Как правило это просто встреча разных пространств. Но да я привношу свои движения, образы, вопросы, которые мне важны. Маленькие поэмы из движений. И что происходит, когда это встречается с другой культурой? Другим местом? Как участники отвечают на это своими образами? И как постепенно начинают возникать маленькие фрагменты хореографии. Дмитрий Тёткин. Что вы думает про буто и восточную традицию?.. Моника Кох. Вначале я хочу сказать ещё пару слов про Лабана… Одну очень важную вещь мы не сказали. Люди забывают про это. Это традиция, к которой я принадлежу. Но не только я. Очень важна для нас в Европе, потому что, в конце концов, и я повторю это своим студентам снова и снова. Развития идей Лабана и его экспрессивного танца. Это было самым важным событием в истории танца в Европе. Если ты называешь себя исполнителем modern dance, то это нельзя игнорировать. По крайней мере, ты обязан про это знать. И это только из-за войны это прервалось, поскольку Лабан отправился в Англию. Он верил, что танец это не только про театр, что это действительно может стать самим человеческим существом. Что можно преподавать суть человека через танец. И он хотел сделать мир лучшим местом через преподавание творческого движения. И его подход — это метод. Также как Станиславский, Михаил Чехов. Поэтому важно про это сказать. И до сих пор он в расписаниях английских школ. И во всём мире, во всяком случае танцевальные педагоги и учителя движения, и психологи — это понимают. Но даже в немецко-говорящих странах его подход немного забыт, так как он эмигрировал в Англию. И мой учитель, Хильда — она тоже была в разных местах. Появляется актёр Денис, чтобы отдать мне ключ. Моника Кох. (Денису) Рада тебя снова видеть. Дмитрий Тёткин. (к Денису) Сколько у тебя времени? Денис Боеревич. Пять минут. Дмитрий Тёткин. Если у тебя остались какие-то вопросы про мастер-класс, то можешь спросить. (К Монике) Он был очень воодушевлён. Моника Кох (К Денису). Я была тоже очень вдохновлена тобой. Надеюсь увидеть тебя снова. Дмитрий Тёткин. Он говорил, что не мог войти в процесс почти до конца, но в конце это получилось. Моника Кох. Это требует времени. Дмитрий Тёткин. Он актёр, но ему сложно сталкиваться с подлинным движением. Моника Кох. Позвольте мне сказать что-то. Для меня важно найти мост, открыть дверь. И иногда мне кажется, что это легче с актёрами. Потому что, когда кто-то приходит и говорит, что он «танцор современного» танца. У них так много своего «словаря». Как это сказать… Это в их теле уже как в компьютере. Им нужно забыть это прежде чем они смогут начать аутентично двигаться. Для меня интересней работать с актёром у которого есть воображение. Или иногда с классическим танцором, который может немного освободить себя от дисциплины. Иногда в современном танце, точнее том, что люди считают современным танцем, так много «промывки мозгов». Это то, что меня очень расстраивает. Непонятно откуда начинать. Дмитрий Тёткин. Что значит «промывка мозгов»? Моника Кох. Так много условностей. Всё, что мы даём телу возвращается. Например, если мы делаем это (показывает жест) каждый день, то когда вы будете импровизировать, то вы будете это делать. Если вы делаете механическое движение, которое не соотносится с центром вашего тела, то неосознанно это становится паттерном вашего тела. И вы несвободны. Иногда вы более свободны, когда у вас нет никакого тренинга. Я не говорю, что тренинга не должно быть. Но мой учитель говорил тоже самое. «Лучше не иметь никакого тренинга, чем иметь неправильный» (К Денису) Тебе пора бежать на поезд? Ты едешь прямо в театр? Денис Боеревич. Нет. Дмитрий Тёткин. У него каникулы. Моника Кох. (к Денису) Если у тебя будут какие-то вопросы, то просто пиши мне. Bonne voage. Денис Боеревич. Bonne voage too. Денис уходит. Дмитрий Тёткин. Кстати, о французах. Есть очень много стереотипов о французских актёрах и французской манере игры. Множество жестов и эмоций. Французская культура была для вас значима и интересна? Вы часто бывали во Франции? Моника Кох. Нет. Я только проезжала сквозь Францию. Конечно. Поэзия. Литература. Кино. Но я провела очень много времени в Английской культуре. В Восточной Европе. Австрии. Германии. Но конечно, я люблю кино. Я могу найти вдохновение во всём. Это может быть даже просто природа. Маленькие вещи. Дмитрий Тёткин. Животные? Моника Кох. Да, это могут быть животные. Это могут быть… Не знаю как это по-английски, до того, как бабочки получаются. Дмитрий Тёткин. Куколка, гусеница… Моника Кох. Это может быть личинка, на которую я смотрю. Это может быть ребёнок, который играет с газетой. Однажды так делала Эльза. (присутствовавшая на классе девочка 12 лет). И отсюда у меня возникла идея бумажных человечков, которых мы использовали. Всё может вдохновлять. Дмитрий Тёткин. И ваши ученики. У вас есть кто-то, кого бы назвали «настоящим учеником»? Моника Кох. Мои «настоящие ученики» это студенты танцевального факультета в Вене, где я преподаю в университете. Дмитрий Тёткин. Они станут учителями танца? Моник Кох. Они будут преподавать спорт, но они выбрали танец как главный предмет. Опять-таки, это очень интересно и очень меня вдохновляет. Потому что они свободны. Единственное танцевальное образование, которое у них есть — это я. Они свободны от любой стилистики. Если они захотят заняться классикой у станка. Они могут это сделать. Но они открыты. Дмитрий Тёткин. Что вы думаете о классическом балете? Для меня это главным образом «ритуалы власти», дворцы, императоры, монархи, церемонии… Для меня классический танец очень связан с иерархией, властью, роскошью. Такие ритуальные танцы вокруг власти. Может быть, поэтому это так хорошо происходит в России, где у нас прекрасный микс между академией и тюрьмой… Моника Кох. Я опять вернусь к Лабану, поскольку это моя отправная точка! Лабан создал революцию в танце. Его подход к преподаванию движения очень отличался от балетных классов. Где у тебя есть фронтальное направление. И нужно копировать. Лабан открыл дополнительные направления. Не только фронтально, но восемь направлений. Представьте своё тело в кубе или октаэдре. Здесь есть связь с балетом, но это было расширение. Поэтому по поводу вопроса про балет. В наши дни я делаю различие между балетом как тренингом, работы у станка. И представлениями. Сейчас очень много также современного балета. И как тренинг. Танцор, который изучал классический балет — для меня с ним часто интересней работать, чем с кем-то, кто изучал «контемпорари». Почему? Потому что балет всё ещё в чём-то нейтральней… Я не говорю про пуанты. И я не говорю про «музей» конкретного стиля. Я говорю про то, что физическая составляющая работы у станка очень хороша. И даже те танцоры экспрессионисты, которые восстали против балета в 20-х. Они были вынуждены включать балетный станок в свою педагогику. Потому что, конечно, тренировка тела как инструмента не имеет отношения просто к механическому вращению или ещё одному шагу. Это грамматика. И я знаю, что Лабан изучал и анализировал эту грамматику. Как развить разные качества в теле, чтобы не быть при этом, не «застревать» в знакомом, как быть способным к тончайшим нюансам. Как джазовый музыкант в каждый момент времени. Нет такой вещи как «свобода». Если у тебя есть классическая балетная школа. Или свобода актёра. То ты, возможно, будешь более свободным, чем, если ты изучаешь какой-то отдельный конкретный стиль. Я думаю, что самое важное, и поэтому я говорю так долго. Не важно, что именно ты делаешь, но это не про изучения конкретного стиля движения, а потом выражения себя в нём. А развития своего тела, своей души, ума… Тренировка себя как инструмента для выражения.