Режиссер Василий Зоркий: "Всегда будет тот, кто круче тебя"

"Гоголь-центр" 6 и 7 июня представит премьеру спектакля "Мне 30 лет". Это второй театральный опыт Василия Зоркого – молодого московского музыканта, колумниста и сценариста. В нем Зоркий, которому недавно исполнилось 33 года, рассказывает о себе и поколении нынешних 30-летних под аккомпанемент собственной группы Zorky. Первый его спектакль, "Страна Москва", который с успехом шел в прошлом году в ЦИМе, тоже был, собственно, о нем самом – в основу пьесы легли колонки "Независимый горожанин", которую Зоркий писал для одного из московских изданий. Накануне премьеры корреспондент m24.ru Наталья Лучкина поговорила с режиссером о возрасте, жизни в мегаполисе и о том, каково это – все время быть на виду. – В твоей группе в Facebook написано: Спектакль "Мне 30 лет" о том, как человек теряется, запутывается в Москве десятых годов, перестает понимать кто он и что". Но по тебе не скажешь, что ты в чем-то запутался. Или ты в жизни это скрываешь? – Скорее не скрываю. Но вообще это очень по-русски говорить: "Да у него же все есть, какие там переживания". Мы живем в таком странном времени и в такой кривой человеческой конфигурации, когда действительно не понимаем и не думаем о том, какие хрупкие, сложные запутанные люди рядом с нами существуют. А потом раз – и человек, например, кончает жизнь самоубийством. Все говорят: "В смысле? У чувака все было супер!" На самом деле мы все, в Москве особенно, находимся в ужасном внутреннем конфликте. Проблем и вопросов ведь миллион: что такое хорошо, что такое плохо, что ты можешь делать, а что нет, кому ты можешь говорить правду, а кому не стоит. И спектакль именно об этом: о том, как человек в 30 лет начинает встречаться с собой и задавать себе сложные, честные вопросы. – Вопросов к себе у тебя, видимо, накопилось много или же появилась потребность что-то переосмыслить. Ведь у тебя был спектакль "Страна Москва", где ты так же делился личным и подсмотренным. Я правильно понимаю, "Мне 30 лет" – это переделанный спектакль? Хотя бы в том, что теперь на сцене вас осталось всего двое: ты и Арина Маракулина. – Мы значительно переделали "Страну Москва". Там точно были рассуждения, наблюдения из "Неизвестного горожанина", моей старой колонки. Я поменялся за это время, вроде вырос, стал на многие вещи смотреть по-другому. В прошлом спектакле был я и мое альтер эго – на 10 лет моложе, чем я сейчас, его девушка, мать, история с клоунами... Все это оказалось не нужно, чтобы рассказать простую историю. В спектакле "Мне 30" я – это я, а Арина – мой воображаемый друг. И она нужна только для того, чтобы у меня был диалог, потому что каждому человеку нужно эхо, чтобы уточнять себя. Общение между людьми оно вообще во многом про это – про то, чтобы каждый день что-то понимать про самого себя. – Значит, тебе так проще – одному на сцене. В жизни тоже? – Мне одному просто замечательно. Кажется, самое классное, к чему ты приходишь в 30 – это осознание того, что тебе нормально с самим собой и тебе не обязательно кто-то нужен чтобы жить – от этого, кажется, ты становишься только интереснее. Это я вычитал в статье "Почему не стоит встречаться с 30-летними мужчинами". Почти все правда. И почти все – полнейшая чушь. – Можно сказать, что твой спектакль – это сеанс психотерапии? Или там больше выдуманного, чем реального? – Я бы сказал, что это коллективная психотерапия. Там – моя правда, я рассказываю про себя. Про то, как я очень много лет работал в разных event-агентствах, занимался частыми вечеринками и днями рождения, попал в мир очень легких и быстрых денег, где все кажется доступным, где очень быстро стираются моральные и нравственные ориентиры. И я в этом мире потерялся. Герой моего спектакля – молодой парень, который сталкивается с миром, в котором все легко, все возможно, все супер и все классно. А на самом деле не все так просто и все, что кажется легким, приводит к сложным последствиям. – И что же, прямо голову сносило от легких денег? – Заниматься разными ивентами, а значит, и хорошо зарабатывать, я начал в 22–24 года. У меня действительно поехала башня, я стал покупать дорогие вещи, залез в долги, с которыми до сих пор никак не разгребусь. И это разъедает меня изнутри каждый день. Когда организовывал все эти частные вечеринки, стал так или иначе близок с разными сильными мира сего. Про это мой первый начальник рассказал мне отличную историю: как-то один весьма богатый человек со своими друзьями отмечал Новый год в бане – с наркотиками, проститутками. И придумали они развлечение – "местный Оскар". Каждому номинанту выдавали по 10 тысяч долларов. И в одной из номинаций был представлен поп местного прихода. Он вышел на сцену и сказал: "Спасибо большое за эту награду, нашему приходу как раз нужны деньги, встретимся на страшном суде". Эта история очень показательная и точная. Еще помню, как остался после какой-то вечеринки с двумя владельцами крупных компаний и они при мне чуть ли не Ирак делили. Мы выпивали, я вставлял какие-то свои комментарии. Я сидел, пьяный, с рваными носками и с пятном на майке. Правда, как-то этого не замечал тогда. Мне казалось, что у меня все супер. – А потом возвращался домой и вспоминал про рваные носки. – Это приходило постепенно. Возвращался с мыслью, что нереально богат. Останавливал себя и говорил: так, подожди-ка, это не ты, это не твоя жизнь. Но спектакль не про работу, а больше про отношения: про то, как ты ведешь себя с друзьями, как забываешь позвонить маме, как встречаешься и прощаешься с женщинами, как удивляешься, разочаровываешься и ищешь. Я хочу охватить довольно широкий круг вопросов. Одна из главных проблем, как мне кажется, нашего общества в том, что мы так и не выработали язык, на котором можем друг с другом разговаривать про какие-то очень простые важные понятия. Мы очень мало об этом думаем. А это ведь ужасно интересно. Миллион разных вещей. Как, например, Facebook изменил модели отношений людей друг с другом. Почему в советское время были крепкие семьи, а сейчас не крепкие? Отчасти, потому что тогда не было ощущения бесконечной широты возможного выбора. Пошел в институт, встретил одну красивую девушку и живешь с ней 25 лет. А если у тебя есть пять тысяч друзей в Facebook… Потом ты открываешь ленту, а там 20 тысяч записей, фотографий, новый лиц. Кликаешь и смотришь: а кто еще есть, а кто еще есть, а кто еще… – Но мы же понимаем, что это все-таки иллюзия. – Да, это все иллюзия выбора. И это заблуждение сегодня – оно во всем. Вот тебе кажется, что у тебя миллион вариантов, кем стать, чем заниматься, с кем быть. А в итоге это ни к чему конкретному не приводит. Все это мое хипстерское поколение креативщиков, пиарщиков, каких-то непонятных псевдодизайнеров и урбанистов – они пытаются ухватиться за все сразу, но в итоге ничего конкретного не цепляют. Так же и с выбором женщин, например. – А Tinder у тебя есть? – Это абсолютно бессмысленная штука. Он у меня стоял неделю – я ни разу столько раз в жизни не нажимал на кнопку "нет". Мне кажется, что это тоже возрастная вещь – ты понимаешь, что все это иллюзия выбора, что намного интереснее остановиться на каком-то человеке и просто с ним развиваться дальше. Правда, я не думаю, что есть какой-то один человек для тебя на всей планете. Тогда бы никто никогда никого не нашел: один бы был в Африке, другой – в Эстонии. Тебе просто нужно найти кого-то подходящего и начать выстраивать с ним ваш отдельный мир. Тут-то и начинается самое интересное. – В этом плане тебе успокоиться еще не удалось? – Нет, вообще нет. Но что-то важное про отношения я понял. Раньше мне хотелось покорить все, что движется и классно выглядит. Но ты должен быть готов к тому, что однажды тебе придется со всем с этим разбираться. Потом ты к 30 накопишь огромное количество бессмысленных, сложных глубоких запутанных отношений с разными женщинами. Сейчас мне уже никого не хочется покорять. Мне просто хочется найти человека, который будет со мной в банде, чтобы было ощущение, что мы на одной стороне, а весь мир на другой. – А ты пробовал интернет-детокс? Забыть про соцсети, не проверять лайки, игнорировать всплывающие окна сообщений. Говорят, сложно, но эффективно. – В прошлом году месяца четыре я не пользовался Facebook. Сначала был страх, что меня забудут. Никто меня не забыл. Поменялось только то, что у тебя ничего не трещит и не звонит. Люди, с которыми ты хочешь общаться, никуда не уходят. Вернулся в соцсети только из-за работы. Вот раньше говорили: сколько времени вы проводите в интернете? Сейчас сама формулировка такого вопроса неверна, потому что ты все время проводишь в интернете, просто в разных фазах своего состояния. И это наша реальность. Есть такой комик Луи Си Кей. Он как-то говорил про то, что нормальное состояние человека – это когда он сидит, у него ничего в руках нет и ему нормально. Вот такое состояние утеряно навсегда. Потому что каждый раз, когда ты сидишь, ты начинаешь куда-то лезть, что-то смотреть, тебе страшно быть с собой наедине, ты начинаешь испытывать гнетущую тоску и немедленно всем писать. В одном скетче Кей едет в машине и в какой-то момент его захлестывает тоска, он по привычке тянется к телефону, но решает его не доставать. Вместо этого он останавливается на обочине и начинает рыдать под какую-то песню из радио. Он плачет-плачет-плачет… А когда заканчивает, его накрывает волной счастья. Глубина эмоций почти недоступна, когда ты все время это гасишь: соцсетями, едой, онанизмом, чем угодно. Мой спектакль про то, как вернуться к простым честным словам, как научиться друг с другом разговаривать. Потому что мы существуем в очень запутанном времени. И чем дальше, тем будет запутаннее. Видео: YouTUBE/ZORKIY – Ты довольно-таки медийный человек: пишешь музыку, даешь концерты, готовишь спектакли. Ты следишь за тем, что о тебе говорят в соцсетях? И вообще – что говорят? – Комментариев я начитался достаточно. Помимо приятных, были и традиционные для интернета: что я убогий, жирный урод, рыхлый пингвин. Особенно много было таких реплик, когда я начал всерьез заниматься музыкой. Только унылый не написал что-то про меня. Люди вообще склонны сообщать миру о том, что они думают, особенно если их никто не спрашивает. Ходила как-то по интернету забавная картинка: "Психологическая зрелость – это когда ты понимаешь, как много в жизни вещей, которые не требуют твоего комментария и мнения". И это правда так. Комментарии меня уже не волнуют. Но, признаться, я очень неловко ощущаю себя, когда друзья слушают мои песни. Это странное ощущение. Мне кажется, что между исполнителем и слушателем всегда должна быть какая-то дистанция. – Ты как-то сказал, что в российской музыке у песен нет смысла, нет попытки высказаться, в отличие от западных аналогов. Почему так категорично? – Я думаю, что это касается в основном модной хипстерской молодежной музыки. В ней, начиная от Фараона и Оксимирона до группы "Помпея", нет какой-то явной рефлексии: кто ты, что ты, где ты, почему ты? Как там Вася Обломов поет "Любит наш народ всякое…". Так, по мне, проблема вовсе не в этом. Эта музыка "не работает", потому что она не отвечает на вопросы, которые всем интересны. Она не хочет копать глубже. – А какая отвечает? – Есть те, кто отвечают. Это не вопрос таланта, а вопрос подхода. Музыка, условно, низкого жанра может быть содержательной. Например, Ирина Аллегрова – мой любимый пример про драматургию в музыке, про образность. Я ее не люблю, но очень просто понять, почему эти песни слушает вся страна. Вот есть песня "Младший лейтенант" – ты с первой до последней секунды понимаешь, о чем идет речь, понимаешь, зачем вообще эта песня нужна. Ты очень хорошо представляешь образ этой героини: в каком-нибудь буфете стоит продавщица за 50, у нее в жизни все уже не случилось. Это очень четкая внутренняя драматургия, понятная и близкая. Или "Самый лучший день" Григория Лепса. Мне это не близко, но я понимаю, как это работает. Это какие-то вещи которые понятны миллионам людей. В огромном пласте музыки русской этого нет, потому что нет желания рассказывать про реальных людей. Зато есть желание копировать западное. Что по само себе не плохо, там действительно умеют создавать классную музыку, но мы копируем внешнее, вместо того чтобы перенимать подход, самую суть. – Но не Аллегровой же единой. Узнаваемые истории не только в эстрадной музыке есть. В кино, например. – Есть, но их очень и очень мало. Вот почему еще русское кино не работает, почему люди не хотят его смотреть? Потому что это не про них, они не видят себя в этом. Есть отдельные успешные примеры. Фильм "Горько", например. Это ведь правда? Правда. Это суперточное кино, узнаваемое. Ты смотришь и каждую секунду понимаешь: вот этого человека я знаю, вот этого видел. Есть фильм "Свободное плавание" Бориса Хлебникова, который я обожаю и считаю великим. Еще – фильм "Как меня зовут" Нигины Сайфуллаевой. У Звягинцева мне нравится "Елена". Думаю, сейчас будет большой всплеск интересного российского кино, потому что приходит огромное количество людей, которые правда хотят делать классные фильмы. Главное, чтобы было правдиво и узнаваемо, без попыток угнаться за чем-то не своим. Есть же такая системная вещь – подход к авторскому кино как к чему-то непонятному, но обязательно с приставкой "арт". Мне рассказывал один режиссер историю из своей жизни. Он снял боевик, получилось не очень и ему сказали: просто убери музыку, удлини все в два раза и езжай на Кинотавр – скажешь, что это арт. И ведь он поехал. А мне хочется смотреть истории про нас, про меня, про тебя, про того парня из соседней квартиры. – Если так сложно в Москве десятых годов, то когда здесь было лучше? – Да никогда. Люди, которые говорят, что в СССР было хорошо, путают состояние в обществе и свою молодость, по которой на самом деле и ностальгируют. Потому что, жить хорошо в СССР значило просто не обращать внимания на сотни страшных, бесчеловечных вещей, которые происходили совсем рядом. А в России никогда не было нормально. И не потому что люди плохие, просто страна слишком большая и в ней никто не договорился про базовые вещи, ценности, которые нас всех объединяют. Пока все, что нас объединяет, это кнопка на телевизоре, победа во Второй мировой и ощущение собственного величия, исключительности. Этого мало для такой страны. – Почему же ты тогда не уезжаешь? – Потому что я здесь родился, я часть этой страны и мне нигде не будет нормально. Я люблю этих людей. Наша задача – сделать так, чтобы хорошо было здесь, а не где-то. Мое поколение – это люди интересной эпохи. Мы выросли без телефонов, без соцсетей и у нас есть четкие вертикали внутреннего устройства еще старого мира. Это понятный стержень глобальных принципов. – Сейчас у тебя тысячи поклонников, сотни тысяч просмотров клипов, песни в кино и сериалах, тебя слышат и даже начинают цитировать. Слава часто меняет людей – и не в лучшую сторону. А как у тебя с этим? Не зазнался? – Никогда не был зазнавшимся. Но знаю таких людей. Самое опасное – начинать думать, что есть ты, а есть люди из низшего круга. Какие-то абстрактные они, которые в отличие от нас живут тупой, убогой и неинтересной жизнью. Но, во-первых ты никогда не знаешь наверняка что происходит у другого внутри. А, с другой, если присмотреться, мы все живем похожим образом. Не имеет значения, где ты живешь – в Бутово или в центре. Вот ходят одни люди в дорогой итальянский ресторан, а другие – в дешевый. Но по сути мы все едим тот же самый салат, все бывали в Макдональсе, мы все смотрели Ла-Ла Лэнд, любим фильм Леон и нам всем бывает страшно. Нет никакого круга исключительных людей. А кто так считает и говорит, как правило, ничего из себя не представляет. Классные люди сидят молча. Я пока, к сожалению, так и не научился вовремя помалкивать. Хотя, оказывается, что наиболее обаятелен ты именно в такие моменты, когда ничего из себя не строишь. Видео: YouTUBE/ZORKIY – Так один известный актер, Джон Уэйн, в каком-то интервью сказал: "Говори негромко, говори медленно и не слишком много". Отличный вывод к 30-ти годам. – У меня недавно была очень смешная ситуация по этому поводу. Я был на открытии летнего сезона "Стрелки". Встретился со своими старыми знакомыми. За нашим столиком сидел еще какой-то молодой человек, я не обратил на него внимания. Меня спросили, как у меня дела, и я начал очень много рассказывать про себя: "Вот так и так, ставим спектакль, такой он супер, просто бомба". А этот парень сидит рядом и молчит. А я все продолжаю: "Сейчас я еще пишу сценарий для кино, а потом еще и альбом выпускаем". А потом мой друг поворачивается к тому самому парню и спрашивает: "Ну а ты что сейчас делаешь?" И он говорит: "Ну я только прилетел. Пару интервью дам, дальше посмотрим". И тут я его узнаю – это Сергей Полунин, знаменитый танцовщик, который был премьером Королевского балета в Лондоне, который сегодня реально звезда. И тут я, Василий Зоркий, сижу и распинаюсь про свои "бешеные" успехи. Я отошел и старался весь вечер побольше молчать. Потому что это только кажется, что ты должен всем доказывать словами какой ты крутой. Лучше всего за человека говорит то, что он делает. А зазнаться можно только если ты дебил. Всегда будет тот, кто круче тебя. И не важно, сколько тебе: 30, 40 или 60 лет. Сейчас, по невероятному стечению обстоятельств мне разрешили играть спектакль в одном из лучших театров страны. Я хожу по зданию и стараюсь не выделяться – у меня пока нет достаточных на то причин. Я смотрю спектакли молодых людей таких же как и я и стараюсь учиться, наблюдать, потому что понимаю, что пока я на чужой территории, где люди тратили годы своей жизни чтобы научиться что-то делать классно. И у них это получается. Всерьез думать о своей исключительности в такие моменты – глупо и это путь в никуда. Через 10 лет – может быть. Но тогда появится кто-то еще. Такая жизнь.