В Московском театре им. А.С. Пушкина началась “Эта прекрасная жизнь”

Пьесу ”Луна над Буффало” Кен Людвиг написал в середине 90-х, решив отдать должное кумирам американского кино 40-50-х - золотого века Голливуда. Обаятельные персонажи, простодушные шутки, череда гротескных несуразиц и финал с непременным посылом ”не все еще пропало!” - шедевром такую драматургию не назовешь, зато в искренности и правде жизни не откажешь. В руках Михаила Мишина – не только блистательного переводчика, но и писателя, в совершенстве владеющего самыми разными оттенками такой тонкой материи как юмор – текст обрел и глубину, и краски в первоисточнике отсутствовавшие – все-таки великий и могучий гораздо объемней и многогранней своего американского собрата. Пришлось искать новое название, что, впрочем, оказалось делом нетрудным – ”Эта прекрасная жизнь” была лучшим фильмом того самого Фрэнка Капры, знаменитого режиссера, на которого уповают герои пьесы. Фото: Евгений Люлюкин Джордж и Шарлотта – вышедшие в тираж голливудские звезды. Слава померкла, деньги кончились, но без актерства они себя не мыслят, а по сему колесят по стране с ”карманным” театриком, где два спектакля играют пять актеров, включая их самих, а за кулисами хозяйничает мастерица на все руки Этель – язвительная и неунывающая мама Шарлотты. В захолустный Буффало, из которого театрику не выбраться по причине более чем скромных сборов, приезжает к родителям Розалинда, которая вместо того, чтобы продолжать семейную традицию, вознамерилась выйти замуж и вести нормальную – неяркую, но стабильную и обеспеченную – жизнь. И Говард, изо всех сил старающийся быть респектабельным, для этой цели вполне подходит. Но… Во-первых, труппе по-прежнему играет Пол – ее первая любовь. А во-вторых, в Буффало вот-вот нагрянет великий и ужасный Фрэнк Капра, которому срочно потребовалась замена ”звезде”, сломавшей в первый же съемочный день обе ноги и если он придет на спектакль... Фото: Евгений Люлюкин Спектакль – как земля в представлениях древних – стоит на трех ”китах”. Игорь Бочкин (Джордж) – очень точно попадает в интонацию последнего отчаяния отнюдь не бездарного артиста, от которого отвернулась удача: ”Я талантлив, умен, а эту роль отдают такой бездарности, как Грегори Пек!” И чем глубже отчаяние, тем сильнее в нем стремление доказать всему миру – молодой любовнице, жене, ее платоническому воздыхателю, опостылевшей теще, ну и, конечно, зрителям – что он еще ого-го! Елена Яковлева (Шарлотта) отточенной графикой подает судьбу женщины, запас таланта которой превзошел срок молодости, отпущенной ей природой. Сердце падает, когда она произносит: ”Я старею…” Шарлотте тоже захочется ”нормальной” жизни, которую ей может дать надежный, уравновешенный и такой преданный Ричард (Олегу Пышненко прекрасно удалось перевоплотиться в идеального возлюбленного), но актриса в ней победит женщину. Для Яковлевой приглашение в театр имени Пушкина не возвращение в репертуарный театр – от свободы, обретенной такой дорогой ценой она, по ее словам, пока отказываться не намерена. Еще одна вольная птица, которую на театральных подмостках, к сожалению, публика видит гораздо реже, чем на телеэкране – фееричная Ольга Волкова (Этель) передает своей неунывающей героине всю циничную мудрость этого несовершенного мира, заставляя зрителя смеяться над самим собой. Фото: Евгений Люлюкин Под каскадом реприз и гэгов, как основа из-под утка, проступает филигранное мастерство русской драматической школы, позволяющая в идеальной пропорции – смешать, но не взбалтывать – соединить смех и слезы. В мире, где правит не знающая сострадания и жалости молодость, очень трудно, почти невозможно стареть достойно – без суеты и истерики, не утрачивая вкуса к радостям жизни, не отказываясь от самых несбыточных надежд. Принимать себя таким, какой ты есть – единственный способ устоять под напором неумолимого Времени. Суровые уроки лучше всего учить при помощи смеха. Фото: Евгений Люлюкин Молодой квартет – Анастасия Мытражик (Розалинда), Кирилл Чернышенко (Пол), Артем Ешкин (Говард) и Ирина Петрова (Эйлин, любовница Джорджа) - старается соответствовать своим именитым партнерам, налету подхватывая искорки мастерства. И пока в них, только начинающих длинный путь по пространству, именуемому Сценой, горит этот передаваемый по эстафете огонь, правота останется за старушкой Этель:”Может быть театр и умирает, но он дышит, и благодаря ему мы не очерствели и не превратились в болванов”.