Ретроспективное телезрение

Анна Толстова о том, как Франческо Веццоли нашел идеальное применение телевидению В Фонде Prada в Милане открылась выставка "Телевидение 1970-х. Франческо Веццоли смотрит RAI". У фонда давняя страсть к художникам в роли кураторов, но на этот раз Франческо Веццоли выступил сразу в трех ролях: художника, куратора и исследователя, археолога медиа, произведшего раскопки в архиве RAI -- национальной радио- и телевещательной компании Италии RAI 1970-х -- это детство Франческо Веццоли. То есть родители у него были люди прогрессивные и, конечно, придерживались умеренно левых взглядов: возили ребенка в Париж -- в только что открывшийся Центр Помпиду, водили на выставки arte povera и Йозефа Бойса, брали с собой на фассбиндеровские фильмы и, разумеется, запрещали смотреть телевизор. Но прогрессивным родителям приходилось работать, и ребенок оставался с бабушками, в меру консервативными и буржуазными, а они в телевидении никакого зла не видели. В общем, в семье имел место конфликт поколений из-за голубого экрана, вполне понятный и нам сегодня. Телевизионное детство Веццоли пришлось на "свинцовые семидесятые" -- эпоху вооруженной борьбы ультраправых и ультралевых группировок, которую в Италии называют не иначе как гражданской войной и вспоминают с ужасом. Но художник, взглянувший на это время глазами маленького телезрителя, обнаружил в нем много хорошего и интересного. Выставку открывает иконостас "Телепейзажей" Марио Скифано -- в начале 1970-х он стал писать с экрана телевизора как с натуры, так что пейзажи увидены словно бы через выпуклую телевизионную линзу, а углы прямоугольного поля изображения характерно скруглены. Зрение, искаженное экраном (тогда, естественно, речь шла лишь об экране телевизора), будет предметом анализа на протяжении всей выставки, но эти деформации не всегда вредны. За иконостасом же начинается многосерийная пространственная фантасмагория, сконструированная знаменитым парижским бюро графического дизайна M/M как ряд сюрреалистических телестудий с мониторами, полупрозрачными экранами-ширмами, движущимися по стенам проекциями и выставочной мебелью, модулями для которой послужили заставки и шрифты RAI. Первая серия посвящена искусству: в 1970-е национальное телевидение сняло ряд передач о современных художниках, и они, получив в прайм-тайм куда больше, чем 15 минут славы, наконец-то проснулись по-настоящему знаменитыми. Тут и живые классики вроде Джорджо де Кирико, и молодые радикалы вроде Микеланджело Пистолетто. Но едва ли не главная интрига состоит в том, что к таким патриархам абстракции, как Альберто Бурри и Эмилио Ведова, коварный Веццоли добавил такого маргинала реализма, как Ренато Гуттузо,-- это в Советском Союзе главный художник итальянской компартии считался зарубежной звездой, в Италии же он до сих пор, кажется, фигура спорная. Зал телевизионной славы современного искусства устроен таким образом, что на стенах висят картины художников, а на парящих напротив экранах каждые 20 минут показывают фрагменты посвященных им программ: как только гаснет свет, зрители разворачиваются спиной к живому искусству, совершенно забывая о нем, и погружаются в ностальгическое телесозерцание. В общем, телеслава оказалась палкой о двух концах. Впрочем, никто здесь не отрицает культурно-просветительского значения старого телевидения, напротив, им скорее восхищаются. Например, отдельный зал посвящен высокохудожественным экранизациями классики, которые оформлял для RAI концептуалист и видный представитель arte povera Джулио Паолини -- его хрестоматийная инсталляция "Апофеозы Гомера" выставлена тут же. Словом, RAI по меркам 1970-х было авангардным телевидением -- все же невозможно представить, чтобы Илью Кабакова пригласили оформить постановку каких-нибудь "Шести персонажей в поисках автора" для Гостелерадиовещания СССР. Но из просветительского рая высокой культуры зритель прямиком попадает в информационный ад политического кошмара: в клаустрофобическом черном коридоре, освещенном резким неоновым светом, выставлено два десятка мониторов с передачами новостей, и ведущие наперебой рассказывают об очередной террористической атаке, похищении или политическом убийстве -- сообщения такого рода сделались в "свинцовые семидесятые" обычной повседневностью. "По последним данным полиции..." -- встревоженные голоса сливаются в угрожающий гул, создавая эффектный аудиообраз массмедийного террора. Веццоли наступает на больную мозоль все еще травмированного теми временами общества, но об этом не будет лишним напомнить сегодня, когда нам кажется, что террористы -- это непременно какие-то чужие. Тогда террористами были свои, итальянцы, и сегодня они по большому счету свои -- в глобальном мире не бывает чужих, если только это не инопланетяне. Коридор информационного ужаса начинается с зальчика текстовых работ концептуалиста Нанни Балестрини, составляющего коллажные поэмы тревоги и страха из обрезков газетных заголовков, и заканчивается видеоработой концептуалистки и феминистки Кэти Ларокка, пишущей жестовую поэму тревоги и боли -- одними движениями рук. Эта бинарная оппозиция отмечает переход из мужского мира, мира высокой культуры и грязной политики, в женский мир -- мир радикального феминизма и эксплуатации женских образов, что самым причудливым образом переплетается в телевещании RAI. Целый зал заставлен дивной красоты объектами, витражами, скульптурами-колоннами и псевдоархитектурными конструкциями из прозрачного пластика sicofoil -- в середине 1960-х отказ от "мужского" медиума живописи во имя новых синтетических материалов стал для художницы-феминистки Карлы Аккарди жестом эмансипации. В этом волшебном феминистском лесу один за другим, умножаясь в нескольких синхронных проекциях, идут фрагменты передач для целевой аудитории телевидения, то есть для женщин, а их -- не всех, но по крайней мере радикальное меньшинство,-- в 1970-е начали интересовать политические вопросы. Право на аборт, право на развод, право требовать уголовного наказания за изнасилование -- чуть ли не до начала 1980-х в патриархально-католической Италии насильник, согласившийся жениться на своей жертве, мог избежать суда, и так, под давлением закона и общества, образовалось множество "счастливых" семей. Ток-шоу и репортажи с протестных акций тоже сливаются в угрожающий гул, порой напоминая пародийные сцены женского конгресса из "Города женщин" Федерико Феллини. Об этом гуле протеста сегодняшняя Италия тоже забыла, воспользовавшись всеми завоеваниями феминизма, и Веццоли далее делает небольшую выставку феминистского искусства, где программы RAI служат идеальным историко-культурным комментарием. Понятно, что национальное телевещание патриархальной Италии никак не могло расстаться с соблазнительным образом bella donna: работы феминисток перемежаются и даже непосредственно перемешиваются с видеоинсталляциями, состряпанными из самых популярных шоу с участием эротических красоток. Немецкий дуэт двойняшек Кесслер, именно на итальянском телевидении решившихся обнажить свои бесконечно длинные ноги, и Чиччолина, сегодня более известная как миссис Джефф Кунс, но в 1970-е мужская аудитория знала ее и в других амплуа,-- все это бесконечно далеко от идеалов феминизма. Но, помещая работы Кароль Рамы или Элизабетты Каталано в такой контекст, Веццоли как бы невзначай подчеркивает их революционный смысл. В конце концов, само явление порнозвезды Чиччолины на главном телеканале католического государства тоже было частью сексуальной революции. А там уж рукой подать до революции гендерной -- фотограф-гуманист Лизетта Карми начала снимать своих бесподобных "Трансвеститов" лет за пятнадцать до Нан Голдин, и нужно было время, чтобы гендерная терпимость взяла бастионы телебашен. Финалом выставки служит собственный веццолиевский фильм "Трилогия RAI" -- уморительный 15-минутный пастиш из секундных телефрагментов, жемчужин отборного, дистиллированного китча, так что кинозал беспрестанно хохочет. Но внимательный зритель найдет в этом феерическом коллаже все, что в будущем войдет в искусство художника Франческо Веццоли, вплоть до образа прекрасной дамы, склонившейся над пяльцами за вышивкой. Это автопортрет художника в юности -- точно так же, как вся выставка,-- превосходный портрет итальянского общества 1970-х, написанный кистью иронической и любящей одновременно. Кажется, в России подобным образом работает с ретро-поп-культурой один лишь Константин Богомолов. Но страшно подумать, что будет, если какой-нибудь художник, будущий археолог медиа, захочет написать аналогичный портрет России 2010-х, пользуясь всеми красками государственного российского телевидения. Узнаем ли мы себя во всех новостях о распятых мальчиках, политических дебатах в духе "вон из России!" и ток-шоу в жанре "пусть поорут". «TV 70: Francesco Vezzoli guarda la RAI». Милан, Фонд Prada, до 24 сентября