В России впервые прозвучала опера Георга Фридриха Генделя «Тезей». Концертную версию произведения, созданного 305 лет назад, представили Государственный академический камерный оркестр России под управлением приглашенного итальянского дирижера Федерико Мария Сарделли, а также интернациональный состав солистов. Впрочем, ощущения, что они «говорят на разных языках», не было. И такое же взаимопонимание царило между артистами и публикой. «Тезей» — одна из первых опер, написанных Генделем после приезда в Англию. Успеха «Ринальдо» она не снискала, но принята была хорошо. В частности, рецензенты отмечали сложную машинерию сцены (порой, правда, выходившую из строя) и блестящих генделевских солистов — кастратов Пеллергини и Валентини. Увы, дальнейшая сценическая судьба произведения сложилась не лучшим образом: даже во второй половине XX века, когда одна за другой оперы Генделя обретали новую жизнь на театральных подмостках, «Тезей» оставался в тени. Для России, где постановки опер Генделя — единичны, это и вовсе раритет. Причем, если «Ксеркс», «Ринальдо», «Юлий Цезарь» и другие шедевры многим меломанам известны хотя бы по отдельным номерам, регулярно включаемым в программы вокальных вечеров барочных певиц, то «Тезей» — полная terra incognita. Конечно, меломаны не без удовольствия заметят явное сходство арии Медеи Dolce ri oso со знаменитой Ombra mai fu Ксеркса из одноименной оперы (самозаимствования для той эпохи были нормой). Но в остальном это почти три часа новых музыкальных впечатлений. В «Тезее» есть удивительно красивые медленные арии, в которых время как будто останавливается, а голос певца вступает в изысканный диалог с солирующим инструментом (виолончелью или гобоем). Есть и виртуозные эпизоды, заставляющие исполнителя демонстрировать настоящие вокальные чудеса, причем зачастую еще и в неудобной тесситуре. В первом акте отчетливо ощущалось, что Катерине Каспер (Агилея) и Катарине Рукгабер (Клиция) не очень комфортно, и фиоритуры в верхнем регистре покоряются им с заметным трудом. Но чем дальше, тем исполнители чувствовали себя увереннее, а чопорная публика все больше вдохновлялась их искусством и позволяла себе даже аплодировать после наиболее сложных арий. Настоящими героями вечера стали Оливия Фермойлен (Тезей) и Анн Халленберг (Медея): основные вокальные сложности выпали именно на их долю, и они с честью справились с ними. Но нельзя не отметить и двух контртеноров — Оуэна Уиллеттса и Константина Дерри. Московским меломанам в последнее время везет на достойных обладателей этого редкого голоса — совсем недавно в том же зале Чайковского выступал Франко Фаджоли. Любопытно, что у Генделя кастраты пели Эгея и Тезея, а партию Аркана композитор доверил певице-контральто. В московском же концерте роль Тезея, наоборот, досталась женщине, а Аркана отдали контртенору. И в этом есть логика: если мужского персонажа может исполнить мужчина, так почему бы этим не воспользоваться? А вот Тезея, увы, ни один современный контртенор не осилит, поскольку партия писалась для кастрата-сопрано. Так что главному герою пришлось «поменять пол». Вполне оправданной показалась и другая вольность: вместо хора, указанного в партитуре, решили обойтись ансамблем солистов. Но произведение от этого не проиграло, даже наоборот: в камерной ткани «Тезея» громогласный хор (к тому же, не поддержанный сценическим антуражем) был бы явно лишним. Так что стремление к аутентизму в общем подходе не помешало Федерико Марии Сарделли и его коллегам в отдельных случаях руководствоваться, в первую очередь, безупречным вкусом и опытом интерпретации барочной музыки.