Актер Александр Ивашкевич: я боюсь момента "оседания"

ТАЛЛИНН, 16 апр — S utnik, Владимир Барсегян. Человек, тем более человек творческий, не должен останавливаться в своем развитии, в своем движении к самосовершенствованию, к возможности открыть в себе новые грани и оттенки, считает Ивашкевич. - Актер начинает придумывать для себя дополнительные занятия — танцевать, петь, сочинять стихи — тогда, когда его переполняют и требуют выхода разнообразные таланты или когда он чувствует себя невостребованным и понимает, что не может реализоваться на сцене родного театра. Как это было у тебя? — Бывает и третий вариант, когда в театре есть человек, умеющий создать атмосферу, в которой актеры смогут раскрыть себя самыми разными способами. Моя отправная точка в поисках новых возможностей для самовыражения состоит в том, что я всегда хотел больше, чем мне предлагали. И если я вдруг ощущал, что нахожусь в простое, то сразу старался заполнить это пространство чем-то очень важным, какой-то мечтой, которую хотелось реализовать. И если мне никто не мог в этом помочь, то я все делал сам. - Твой круг интересов достаточно обширен. Это, с одной стороны, театр, а с другой — танцы, которыми ты сейчас занимаешься профессионально, плюс еще музыка и фотография… — Я не скажу, что мои интересы расположены диаметрально далеко друг от друга, потому что в каждом из них заложено мое внутреннее творческое проявление. Все это те вещи, которые меня "отрывают от земли". Фотография, которой я активно и увлеченно занимаюсь, имеет продолжение в кино, а еще это режиссура. Танец — это тоже режиссура и, конечно, это и актерская работа, и пластика. Музыка — еще одна моя страсть, и она проявляется для меня через тот же танец, добавим сюда песню — и вот все переплетается, все друг друга выявляет и проявляет. Если я занимаюсь танцем, то как актер вношу в это направление что-то новое, что-то другое. Если я занимаюсь фотографией, то я задумываюсь и о том, как работает кинооператор, как он выстраивает кадр, мне это интересно. Как работает режиссер? Кстати, я смотрю много фильмов, поставленных фотографами — они там и режиссеры и операторы. Я внимательно смотрю на создаваемые ими картинки и понимаю, что эта картинка меня трогает, потому что она сформулирована, и поэтому мне это интересно. - Давай поговорим о твоих учителях, о твоих приоритетах, о тех планках, которые ты ставишь перед собой в каждом виде искусства, которым ты сейчас занимаешься. Начнем с танцев, кто для тебя здесь учитель, кто образец, до кого ты хочешь дотянуться? — Образец для меня и учитель — Фред Астер, Джим Келли, а человек, который "раскрыл мои уши", — это Грегори Хайнс и, конечно, Барбара Даффи. Это в танце. А в театре мои учителя — великий Товстоногов, Даль, Евстигнеев. Это те люди, чьи работы я пытался анализировать и делать выводы. Я больше скажу, я также учился, анализируя работы и тех, кто мне не нравился, потому что я должен понимать, что такое хорошо и что такое плохо. Не хочу никому подражать, хотя точно знаю, что на определенном этапе, если ты хочешь понять, почувствовать, нужно попробовать сделать как кто-то… А потом нужно оторваться от подсмотренного, найти свое видение, свое понимание каких-то вещей. И если ты в результате обретешь собственный интересный и глубокий взгляд, то он может стать интересным и другим. Это важно, ведь хочется найти ту линию, ту высоту, через которую ты способен перепрыгнуть. Здесь важно понять, чего я хочу, чем я руководствуюсь на этом этапе своей жизни. В свои пятьдесят, в свои тридцать, в свои семьдесят… - А не хотел бы ты попробовать свои силы в режиссуре? — Да, мне это интересно. Но когда я думаю о режиссуре, то понимаю, что пока не вправе занимать собой, своим видением других людей, потому что это большая ответственность. Для меня режиссер — человек, имеющий жизненный и душевный опыт, четкую позицию человеческую и творческую и, безусловно, обладающий талантом к этому делу. И только в сочетании этого всего, только в этом случае он имеет право использовать других людей для того, чтобы высказать свою идею, свою мысль. Я, пока, не могу взять на себя эту смелость. - 19 апреля на сцене Русского театра состоится твой концерт. И если исходить из того, что это тоже особенная форма твоего творческого высказывания, хочется знать, зачем это тебе нужно и что ты хочешь им сказать нам, зрителям. — Однажды, выходя поздно вечером из одного дома, я увидел трамвай и подумал, что бежать к нему не буду, потому что, наверное, скоро придет еще один. И тут я стал себя ругать: "А ну-ка побежал быстро! А ну догнал его!" Потому что этот момент "оседания", этот момент "ну отдохну"… я боюсь этого, я хочу самого себя заставлять двигаться дальше, расти. Тем более что легче всего сидеть, еще легче лежать… Но лучше всего прыгать. Это полезнее, во всяком случае. И подобные концерты — своего рода прыжки. Концерт в этом году я делаю не совсем так, как обычно. Раньше ко мне приезжали мои гости из Америки, Франции, Германии, а в этом году я буду один. Конечно, не совсем один, со мной на сцене будет мой оркестр, с которым мы будем петь. Я хочу подарить своим зрителям, своим друзьям историю песен, которые проходили рядом со мной, через меня, в течение многих долгих лет. Через эти песни хочу пройти какие-то человеческие этапы, события, которые, как я думаю, будут понятны каждому сидящему в зрительном зале. И еще это будут стихи Заболоцкого, Левитанского, Гумилёва, Шекспира. - То есть те, кто будут находиться в этот момент в зрительном зале, смогут увидеть и услышать своего рода автопортрет Александра Ивашкевича, написанный песнями и стихами? — Я буду говорить со зрителем при помощи великих поэтов и композиторов о том, что меня волнует, чем я жил и чем я живу. Что я вижу в этой жизни, что я принимаю и что не принимаю… 19 апреля в 19:00 в Большом зале Русского театра Эстонии Александр Ивашкевич представит на суд публики свою новую работу — сольный концерт, в котором исполнит отобранные им стихи и песни — те строки и те мелодии, которые раскрывают самые потаенные уголки его души.