Борис Галкин: “Цензура дышала мне в спину…”
Борис Сергеевич, давайте начнем с самого простого, или, напротив, самого сложного. Современное кино. Учитывая, Ваш опыт работы в киноиндустрии, можете сравнить, как было “до” и как есть сегодня. Что бы ни говорили, но кино влияет на душу человека, на его выбор в жизни. В любом случае, прямым или косвенным образом, формирует характер человека. Даже тогда, когда зритель идет в кинотеатр просто за развлечением, это тоже выбор: “Отстаньте от меня, я не хочу думать о проблемах!”. Наше новое кино началось со старта двух, на мой взгляд, типичных для того времени картин – “Интердевочка” и “Бригада”. Тогда я сотрудничал с МВД, с офицерами внутренних войск, много ездил по стране, и, по статистике, после выхода на экран фильма “Интердевочка” представительниц древнейшей профессии появилось немыслимое количество. А после картины “Бригада” только в Воронежской области насчитывалось 45 молодежных группировок. Ещё совсем мальчишки, которые толком и не понимали, что делают, и чем это всё для них может закончиться. Это было просто бедствие! Так ради чего мы занимаемся нашим делом? Неужели для того, чтобы смутить молодого человека, “вдохновить” его на преступление, на преступление буквальное и преступление перед самим собой в морально-нравственном смысле слова. И при этом, какие потрясающие актерские работы у Елены Яковлевой и Сергея Безрукова! Речь о том, сценаристы, режиссёры и актёры должны понимать, как и ради чего они работают. Приведу две цитаты. Федор Тютчев: “Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся…”. И Эммануил Кант: “Две вещи на свете наполняют мою душу священным трепетом: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас”. Звездное небо, может быть, ещё удивляет, а вот нравственный закон, тот закон, который вне государства, который живёт в каждом человеке?.. Ничего не могу сказать о будущем нашего кино. Убежден только в одном, индустрия кино убивает киноискусство. В “лихие 90-е” был ещё один весьма заметный для зрителя фильм. Я говорю о картине Виктора Сергеева “Палач”, который при всей силе драматургии и актуальности того времени также чрезвычайно страшен. На мой взгляд, он стоит в одном ряду с “Бригадой” и “Интердевочкой”, так как же Вы согласились в нем сниматься? Это социальная трагедия. И моё отношение к персонажу - скульптору Александру Завалишину беспощадное. Он - натуральная сволочь, подлец! Подобные типы начинают с цинизма и с мысли, что им всё дозволено. Не думаю, что моему “герою” хотели бы подражать. Он вызывал у меня чувство омерзения, отторжения, неприятия. Мне хотелось его удавить, и это передавалось зрителю. Кадр из фильма "Палач" Запомнилась сцена с моим партером по фильму Станиславом Садальским, который очень точно прочувствовал характер своего героя. Стас - уникальный комедийный артист, совершенно парадоксальный хохмач, и вы посмотрите, до какой степени его персонаж по-настоящему, по-человечески перепуган, какой он подлинный со своей бедой, которую сам накликал по своей хамской натуре, по своему внутреннему ничтожеству. И как Садальский это бесстрашно и убедительно сделал! Мне было потрясающе удобно с ним работать! Когда твой коллега по съёмочной площадке внутренне держит своего персонажа “за сердцевину”, то выдает такие молнии и искры, которые дают тебе возможность очень точно реагировать, очень точно жить в предлагаемых обстоятельствах! В работе приходилось выполнять разные авто трюки – “мой” Завалишин гонял на машине, и в результате погиб, потому что ему подрезали тормозные шланги. Я тренировался с каскадёром-водителем. Неподалеку от площадки нашли пятачок, поехали. Когда возвращались назад, как водится, нас остановил сотрудник ГАИ. Я за рулем. Гаишник, само собой, спрашивает права, а у меня их, разумеется, нет ( смеётся ). Игорь, каскадёр, ему в ответ: “У него нет документов. И у меня тоже. И номера можете не записывать, они фальшивые”. Милиционер онемел от такой наглости, а потом выдавил из себя: “А-а-ах, так вы актеры! Живо отсюда, чтобы я вас не видел” ( смеётся ). Сложно искать отрицательного героя в себе? Была ещё такая картина “Обвиняется свадьба” (режиссер Александр Итыгилова – Прим.ред. ), сценарий на основе реального уголовного дела написал Константин Ершов. Я играл одну из главных ролей – рецидивиста, убежденного бандита Фалю, который зарезал человека на свадьбе. Для этого типа я взял штрихи к портрету от своего знакомого, который стал бандитом - Вовка-Суслик. Хорошо помню его пластику, его манеру поведения, и, входя в кадр, импровизировал “в этой шкуре”: специально даже “посадил” голову пониже, чтобы Фаля стал немножко неповоротливым. Сам нашёл костюм – черная рубашка без воротника, узкий красный галстук, подобный струйкам крови. И это всё создавало характер, образ эдакого подлеца “без страха и упрека”. Думаю, что мне удалось достичь своей цели - он был омерзителен и публика его ненавидела. Кино и театр, да и вообще искусство, разве не являются отражением жизни? Смотрите, как поднимается волна из пустого… Идёт усиленная работа по привлечению зрительского внимания. Если публика “остыла” - нужен скандал, и ради этого не гнушаются ничем. Главное – занять место в центре внимания: “Вот он я! Режиссёр! Свободно мыслящий художник! И мою постановку хотят запретить!”. Да ведь не запрещают! Что ж ты так беспокоишься… И живут твои “оттенки голубого”, смущая юные души, потому что это самая легкая на подъём и самая внушаемая публика. Фото: Содружество актеров Таганки Насколько художник может себе позволить быть свободным? Одна из моих режиссерских работ – фильм “Поручить генералу Нестерову”, во время работы над которым я получил от Главного Политического управления и Военной цензуры 48 (!) конструктивных замечаний, которые надо было выполнить, иначе картину закрыли бы. Каким-то чудом из сорока восьми замечаний я сумел отстоять восемь. Вот тогда была цензура, представители которой “дышали” мне в спину, сидели во время съёмок рядом со мной и за монтажным столом. По сюжету действие фильма происходит на юге СССР, где строится мощный укрепрайон. Я тогда, в начале восьмидесятых, понимал, что все беды пойдут оттуда, с юга, и Афганистаном дело не ограничится. Герой фильма – генерал, который это предвидит, и инициирует строительство, понимая, что именно здесь и сейчас должна быть военная база. Что я только тогда не услышал: “Где это происходит? Какие враги? Кто на нас будет нападать?”. С горем пополам сняли, готовились к озвучанию. Когда “наверху” посмотрели рабочий материал, меня вызвали и поставили перед фактом: “Диалоги переписать, фильм переозвучить…”. И я переводил снятый материал с русского языка на советский! Объем работы колоссальный – слово не лезет, но оно, согласно указаниям, должно быть. Так у меня просто выпотрошили всё содержание. И чего сегодня так все стонут по поводу цензуры? Смех один! Как насчет сериалов? У нас в сериальности, я считаю, было две выдающиеся картины. Первая - Евгения Ташкова “Адъютант его превосходительства” и вторая - Татьяны Лиозновой “Семнадцать мгновений весны”. Раскрутить такую драматургию, напряжение событий, взаимоотношений, войны мыслей в крупных планах! Это большой труд. События, интрига, неожиданные повороты, парадоксальные драматургические ходы. В таком материале есть что играть! В спектакле “Веселый солдат” я написал диалог по мотивам встречи Виктора Петровича Астафьева, которого я играю и Георгия Степановича Жжёнова. Актёр и писатель были друзьями. Получился занятный телефонный разговор: “Виктор Петрович, привет! Поздравляю тебя с наступающим праздником, с Днем победы! - И тебя с наступающим Днем Победы! Здравия желаю, резидент недобитый! - В каком кино сейчас снимаешься? – Ни в каком, такую ерунду пишут. – Эх, жаль. Вот ты единственный артист, который умеет молчать в кадре”. Помните Жжёнова, его работу? Даже если события никакого нет, он приходит и уже приносит в кадр судьбу своего героя. Она у него на плечах, в глазах, в пластике. За этим стоит очень большая работа актёра, потому его молчаливый взгляд и притягивает к себе как магнит. Спектакль "Веселый солдат". Фото: Анны Коонен Сегодня в нашей сериальной жизни никто никакого труда себе не доставляет. Чаще всего бывает так, читаешь сценарий и понимаешь, что наполнить его жизнью не представляется возможным. Это просто текст, разговоры. Как правило, о событиях рассказывают, но они не происходят. Наблюдается дефицит профессионализма – сценарного, режиссерского… Был один сценарий, в котором я просто угадал своего персонажа, но надо было кое-что переписать. Мне захотелось встретиться с режиссёрской группой, и первый вопрос, который я им задал: “Скажите мне, о чём тут речь помимо слов?”. Была долгая и неловкая профессиональная пауза. Я им рассказывал, что может быть, а что нет. Ну, а сценарий-то уже написан и утвержден! “Можно переписать сценарий? - Нет! - Значит, я сниматься не буду”. В связи с вышесказанным вспоминается такая шутка: в советские времена на киностудии “Мосфильм” работал человек из следственных органов МВД. На двери его кабинета висела табличка “следователь”, а кто-то остроумно внизу приписал: “по творческо-уголовным делам!”. Видите, уже тогда в этом была потребность ( смеётся ). Несколько лет назад Вы делали документальный проект “Смерти нет”, какова его судьба? То, что творилось тогда в Чечне, я называю криминальным терроризмом. И когда говорят о пострадавшем народе, в первую очередь хочу заметить, что неизвестно, как пострадал бы народ, если бы к власти пришли те, которые стремились. Поэтому всё, что там происходило, было без учета будущего народа: торговля людьми, оружием, нефтью… Без оглядки на последствия! И то, что сделано в моем фильме – социальная трагедия. Я брал интервью у Аслана Масхадова, который говорил открытым текстом, что мы идем убивать всех и вся. Тогда я предложил убить меня на месте, потому что не разделяю этих взглядов, на что он ответил: “Вы человек нейтральный”. Это очень сложная картина. Правдивая. Увы, массовый зритель фильм не видел. На одном из фестивалей я показывал его во внеконкурсной программе, и после просмотра люди аплодировали стоя. Ещё в XIX веке известный Шамиль сказал русскому генералу: “Ты прости меня, генерал. Оказывается, мы делаем с тобой одно дело – хотим счастья народу”. Ему понадобилось пролить столько крови, чтобы, в конце концов, понять, что ему вреда никто не желает. Когда на Северном Кавказе и в Чечне всё улеглось, то мне сказали, что тема уже неактуальна. Но думаю, что борьба все равно продолжается, просто она носит иной характер. Я показывал работу в ФСБ в надежде получить поддержку, но не получил. Когда мне нужны были деньги на монтажно-тонировочный период, пришёл в Комитет по кинематографии, обратился в комиссию, решающую вопросы выделения средств. Из семнадцати членов комиссии, посмотрев материал, только трое проголосовали “за”. Почему? Вот их мотивировка: “Он снимает в Израиле, в Германии, во Франции… и мы ему ещё деньги будем давать?”. Убедительный аргумент, не правда ли ( смеётся )? Фото: nastroenie.TV Знаю, сегодня у Вас есть задумка на два художественных полнометражных проекта… Первый – это почти документальная история, которая называется “Ванька-Война”. Я автор идеи и отчасти соавтор сценария вместе с режиссёром Андреем Щербининым. Я бывал на Донбассе, в Луганске и не собираюсь быть ни нападающим, ни обвинителем. Исходная позиция моей истории – человек, оказавшийся в трагической ситуации. Герой - Ванька-Война - офицер в отставке, который присягал Советскому Союзу и тем офицерам, той армии, которой служил всю жизнь. Он не разделяет народ Украины, России, Белоруссии. Для него – все едины, все, ради кого он служил, кого защищал и во имя кого принимал присягу. От разрыва артиллерийского снаряда гибнут его жена и сын. Он остается один в этой жизни. У вас может возникнуть вопрос: “Это Моторола?”. Да, отчасти. Если вы скажете, что это Олесь Бузина. Отвечу: “Да, отчасти и он тоже”. Если спросите: “Может ли это быть офицер с “той”, украинской, стороны?”. Да, отчасти! Для меня это собирательный образ. В том разрывающем противоречии, в котором сейчас находятся отношения Украины и России, у моего героя их разорвать невозможно, потому что у него это навсегда скреплено в сознании, в сердце, в памяти, в профессии. Второй проект по одноименному историческому роману Валентина Пикуля “Честь имею. Исповедь офицера российского Генштаба”. Часто в нашей жизни звучат слова “честь”, “за честь”. Но что же это такое? Эта история о том и для того, чтобы каждый – не только воин – смог разобрался с этим понятием. Чтобы молодой человек, который только начинает жить, понял для себя самого, нужна ли ему эта честь. А если нужна, то зачем? Как выясняется, с требованием времени, в котором мы всё больше становимся потребителями, она, вроде как, и ни к чему. Но есть такой русский генерал, для которого честь – это смысл жизни. Борис Сергеевич, Ваш дед потомственный офицер… То есть, неспроста в Вашей кино-биографии раз за разом появляется военная линия? В те времена практически все дворяне были офицерами. Мой дед, Георгий Дмитриевич, поручик, был награжден георгиевским крестом за германскую войну 1914 года. Его старший брат навсегда покинул Россию в 1919 году, а дед остался, принял революцию и никогда не помышлял уехать, сколько бы горя ему не пришлось хлебнуть в жизни. В Великую Отечественную войну он в первые месяцы оказался в фашистском плену, из которого смог каким-то чудом сбежать. Его поймали и не убили только по одной причине – он наполовину немец. Бежал второй раз и, слава Богу, удачно, но попав к своим, как вы понимаете, оказался под подозрением, а это значит – штрафная рота, в которой он и закончил войну. Искупил. Однако вернулся домой всего на несколько часов в декабре 1945 года, а потом появился только “холодным летом 53-го”. И никогда ничего не рассказывал о войне. Я, шестилетний мальчишка, помню, как он пришёл. Позже вот такие стихи написал: А я пою в традиции романсов, Которые когда-то пел мой дед. Остался у меня его портрет. Взгляд доверительный и властный. И в комнате моей всегда легко писать стихи, Настраивать гитару и чувствовать по-новому утрату, Как это было, было… Не прошло. О, власть страны, ты многих погубила талантливых и честных сыновей И с каждой беспощадностью своей ты никого, конечно, не любила! Кого винить? Кто сильный, тот и прав, Законами огромного зверинца. В забвение ушли такие лица Перед детьми себя не оправдав. Я помню, дед, ты пел один романс С какой-то благодарностью покорной, Но взглядом отрешенным и спокойным Ты не смотрел с надеждою на нас. На фотографии такой же взгляд – Уставший, тихий, мудрый, благородный. Гляжу в него, как в зеркало, подробно И вижу всё… Как много лет назад В огромный коридор открылась дверь, Ты на пороге встал в заснеженной шинели, Как будто за тобой гнались метели Или загадочный таёжный зверь. В паркете хрустнул хромовый сапог, Ты снял папаху, поклонился низко, А я скорей в твою шинель забился, В медали окуная нос и лоб. Соленый запах поглотил мой вдох И детство окрыленное величьем Парило над страной в твоем обличье И опускалось хвастаться во двор! Я помню всё! Могу все проследить - Порыв и взгляд восторженно-крылатый! Ты на коне, а за тобой солдаты И я, конечно, там же, среди них… Я до сих пор в том избранном строю, Я у твоей шинели дал присягу. Открытому и сдержанному взгляду Я никогда, мой дед, не изменю. Моя мама Светлана Георгиевна, как и дед, тоже молчала о страшном военном лихолетье. 24 июня 1941 года ей исполнилось семнадцать лет, и она ушла добровольцем на фронт: четыре года была санитаркой на санитарном поезде. Стреляла из четырех ствольного пулемета по самолетам! Представляете! Она вообще была бесстрашной женщиной. Однажды на территорию Дома отдыха, в котором мамочка работала заместителем директора, проник вор-домушник и вынес два чемодана вещей. Мама случайно заметила его на улице, догадалась, что к чему, и постаралась отвлечь каким-то вопросом. Вор остановился, один чемодан поставил на землю, а другой держал в руке. Но свободной рукой он так и не успел воспользоваться: мама спокойно подошла к нему и как врезала! И завалила его! Потому что, она понимала, что это враг, а значит надо бить первой. Так вора и повязали, а маме дали премию тридцать рублей. Кадр из фильма "В зоне особого внимания" Какая самая любимая роль? Есть ли желанная, но не сыгранная? Я очень спокойно отношусь: что есть, то есть, хотя, могу откровенно сказать, этого недостаточно. И нелюбимых ролей нет, потому что каждая – часть меня. Если говорить о самой любимой, то, пожалуй, это Лешка Игнатов из фильма “Гражданин Лешка”. Как раз недавно виделся с режиссёром Виктором Васильевичем Крючковым, который ушёл из профессии и теперь служит священником в Тверской области. Это очень светлая картина, которая во многом мне помогла в жизни. Знаю, что она очень нравилась детям, а это важно, потому что у них взгляд ещё незамутненный, они откровенны в своих чувствах. Много лет назад Вы, разочаровавшись, ушли, как казалось навсегда, из театра. Никогда не говори никогда? Так я более тридцати лет не работал актёром ни в одном театре, но вот однажды, полтора года назад, мне позвонил художественный руководитель Губернского театра Сергей Безруков и предложил главную роль в спектакле “Веселый солдат” по одноименной повести Виктора Астафьева. Играть самого писателя. Это было неожиданно! Виктора Петровича я знал лично. Это “глыба”! Настоящий Человечище. Я, конечно, согласился. Слава Богу, спектакль получился, хотя работа шла мучительно трудно. Поначалу спектакль ставил молодой режиссёр, который умудрился репетировать при абсолютном отсутствии режиссёрского замысла, и из постановочного тупика постановку вытащил Сергей Безруков. Так что для меня эта работа, как подарок судьбы. И ещё творческой радостью для меня стали совместные с моей женой – певицей Инной Разумихиной - музыкально-литературные программы. Это – “В пылающий адрес войны…”, “Дайте Родину мою!..”, “Красота”, “Душа сбылась…” и сегодня в работе музыкально-поэтический спектакль “Звезда Серебряного века”. Ваш девиз в жизни? Процитирую своего друга, драматурга Владимира Космачевского: “Живем дальше!”.
