У реституции женское лицо
Аппетит приходит во время еды — вслед за Исаакием и дюжиной других музеев РПЦ потребовала у государства современное здание научного института, где изучают водные биоресурсы и создают научный фундамент импортозамещения в рыбной промышленности. Этим делом, как и почти всей программой церковной реституции, занимается игуменья Ксения Чернега, глава юридической службы РПЦ. При всей абсурдности происходящего церковь уже выиграла два суда, и матушка Ксения настроена весьма решительно. Дело в том, что институт ВНИРО находится на исторической территории Алексеевского женского монастыря, в котором она настоятельница. «Лента.ру» изучила этот и другие, не менее интересные эпизоды службы матушки. Монахиня с высшим юридическим образованием, с 1993-го работавшая в юридической службе РПЦ, а с 2010 года ее возглавившая, регулярно дает СМИ комментарии, из которых становится понятно, насколько важна программа реституции для церкви и для нее самой. Впрочем, это ее прямая служебная обязанность — вести каждое такое дело и добиваться благоприятного для церкви исхода. Только за два месяца 2017 года общественность столкнулась с несколькими весьма показательными историями. Будь то передача Исаакия, или Андроникова монастыря, или принадлежащих Институту культурного и природного наследия Кирилловых палат — везде можно встретить ее имя и сухие формулировки в комментариях: «правовые основания имеются», «согласно законодательству», «использование здания в целях, отличных от целей его создания, либо произведенная реконструкция не закреплены в законе». Церковь призывает матушку Ксению как «тяжелую артиллерию» в случае юридических конфликтов с государством и светским обществом. Например, в Ростовскую область, где церковь наткнулась на сопротивление казаков, желая забрать у них атаманский дворец Степана Ефремова и еще три здания Старочеркасского музея. «Так называемый Атаманский дворец строился для проживания Ефремовых, кухня использовалась для приготовления пищи для этой семьи. Но мы запрашиваем эти объекты на основании того, что эти здания образуют единый монастырский комплекс и исторически, и документально. И мы настаиваем на передаче этих зданий», — заявила матушка. Вот так. И вроде уже неважно, в каких целях и для кого эти здания строились. Просто уж очень хорошо они будут смотреться в едином монастырском комплексе. История, способная затмить своей абсурдностью не только Атаманский дворец, но сразу несколько Херсонесов, разворачивается сейчас в Москве на Верхней Красносельской улице. Церковь оспаривает у государства право собственности на здания Всероссийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии (ВНИРО). Дело в том, что институт оказался на территории восстановленного в 2013 году Алексеевского женского монастыря. И так случилось, что руководит обителью с момента ее возрождения матушка Ксения. К слову, о положении матушки в церковной иерархии можно судить по тому, что в церемонии возведения ее в сан игуменьи монастыря участвовали высшие иерархи РПЦ во главе с патриархом Кириллом. В сталинские годы Алексеевский монастырь был ликвидирован, Крестовоздвиженский храм снесли, а участок вместе с его руинами — фундаментом и фрагментами кирпичной кладки первого этажа — отдали под строительство институту рыбного хозяйства. Теперь тут научный комплекс из нескольких пятиэтажных корпусов общей площадью около восьми тысяч квадратных метров. А еще за эти годы там прошло Третье транспортное кольцо, возвели крупный торговый комплекс и жилые дома бизнес-класса. С этими собственниками даже Ксении Чернеге тягаться непросто, но с представителями научного сообщества дела, как правило, решаются быстро. Однако ученые, а вместе с ними Росрыболовство и Росимущество отказались смиренно уйти. И, несмотря на два проигранных процесса, готовятся к третьему, который состоится после 20 марта. Такой поворот, а возможно, и резонансная история с передачей Исаакия заставили матушку Ксению перейти от жанра лаконичного юридического комментария к более развернутому и подробному описанию происходящего в стенах института. «В коридорах института царит подозрительная тишина, — сообщает матушка, намекая на отсутствие научной деятельности, — нижние этажи сдаются в аренду продуктовым магазинам и ремонтным мастерским, а древняя усыпальница игумений варварски превращена в бассейн для крабов». В беседе с корреспондентом «Ленты.ру» пресс-секретарь ВНИРО Анастасия Балякина назвала слова матушки глупостью. Она напомнила, что научные институты еще и тем отличаются от учебных, что в их коридорах и других помещениях обычно тихо. Информация о том, что подвальное помещение ранее было усыпальницей храма, по словам представителя института, не нашла документального подтверждения в архивах, как и факт ее «варварского разорения». Не исключено, что эти события могли иметь место в конце 1980-х, когда создавался аквакультурный комплекс ВНИРО. Если это так, то ученые сожалеют случившемся. Что же касается конкретных разработок, то в 2015 году запущена программа по сохранению осетровых в Каспийском море, а в марте 2017-го институт отчитался о результатах годового мониторинга водных биоресурсов по всей стране. Одна из важнейших на сегодня задач — определение общих допустимых уловов (ОДУ) для промысловиков и предприятий рыбной отрасли. Сотрудники ВНИРО утверждают ОДУ ежегодно. Если промысловики начнут добывать рыбу без учета рекомендаций ОДУ, это может привести к печальным экологическим и экономическим последствиям. Например, к вымиранию рыбы в определенных местах лова. И все это на фоне продуктового эмбарго, когда отдельные виды рыбы (прежде всего лососевые) подорожали почти в 4 раза. За один только 2015 год, по данным Росстата, стоимость рыбной продукции в среднем выросла на 24 процента. «В институте действует лаборатория молекулярной генетики, одна из немногих в Москве и стране, с дорогостоящим оборудованием и большим объемом экспертных работ, — пояснили «Ленте.ру» в пресс-службе Росрыболовства, которому подведомственен институт. — Для переезда и перевоза всего научного оборудования в аналогичные помещения потребуется значительная сумма из государственного бюджета — не менее 3 миллиардов рублей, при этом наиболее сложное и дорогостоящее оборудование, вероятнее всего, будет повреждено и, возможно, потеряно». Что же ждет здание института на Верхней Красносельской в случае его перехода монастырю? По словам матушки Ксении, первоочередная задача — возобновление в нем богослужений. Игуменья утверждает, что в здании все еще сохраняются участки, где из-под штукатурки проступает храмовая живопись, а значит, храм уже живет «сокровенной жизнью», которая непременно станет явной. Видимо, в этих помещениях и планируется проводить богослужения. О том, как будут использоваться остальные помещения огромного современного здания, матушка Ксения в беседе с корреспондентом «Ленты.ру» обсуждать отказалась. «Я уже все комментарии дала», — заявила она. Еще в 2015 году матушка Ксения сетовала на то, что церкви пришлось пойти на некоторые компромиссы в ходе обсуждения закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности». В частности, представители РПЦ не стали настаивать на реституции утраченного церковью имущества, и государство, как правило, не предлагает ни одного нормального здания в крупных городах, а только полуразрушенные объекты, требующие дорогостоящего восстановления. Теперь, по словам Чернеги, пришло время получить что-нибудь получше, и за нужные объекты церковь намерена биться. Церкви уже перешло множество объектов «получше», принадлежавших, как и Исаакий, музейному и научному сообществу: Ипатьевский монастырь в Костроме, Новодевичий в Москве (до сих пор закрытый для любых посещений даже в неслужебное время) и Рязанский кремль, который полностью перейдет РПЦ в 2018 году, — это 22 бывших музейных объекта площадью более 11 тысяч квадратных метров. Но противниками РПЦ в реституционных арбитражах выступают не только музейщики. Не менее известна история 2012 года, схожая с сегодняшней передачей ВНИРО. Речь также шла о здании в центре Москвы — в районе Белорусского вокзала. Поликлиника при детской инфекционной больнице №12 представляет собой часть архитектурного комплекса, построенного княгиней Черкасской для благотворительных целей на собственные средства и на своих владениях. В него входили храм и богадельня для бедняков. В советские годы их объединили, создав единое медучреждение. Однако до революции ансамбль находился в ведении Императорского Человеколюбивого общества, а не церкви. Но Чернега, как и сейчас, была непреклонна. «Неважно, на какие деньги они строились, неважно, кому до революции они принадлежали: церкви, государству или частным собственникам… Здание храма однозначно должно быть передано православной церкви, однозначно она [поликлиника] должна быть выселена»,— заявила Чернега, отмечая, однако, что церковь не намерена «форсировать» этот процесс. Почему вместе с храмом к церкви должны отойти и другие здания комплекса, прежде не используемые в религиозных целях, Чернега не поясняла. С помощью игуменьи Ксении церковь не только проводит эффективную экспансию в сфере недвижимости, но и защищает уже имеющиеся активы. В ноябре 2015 года, практически накануне московской «ночи длинных ковшей», ей удалось пролоббировать через Госдуму небольшую, но важную поправку к статье 222 Гражданского кодекса, по которой «самовольные постройки» могут быть снесены во внесудебном порядке. Исключение было сделано для самовольных построек религиозного назначения. В частности, для православных часовен, на скорую руку возводившихся по всей Москве без соблюдения всех необходимых формальностей. Деятельность матушки Ксении не ограничивается делами о недвижимости. Еще один ее успех — статья УК «Оскорбление чувств верующих», появившаяся вскоре после известного «панк-молебна» в храме Христа Спасителя в 2012 году. Тогда Чернега была в авангарде той части церкви, что желала для кощунниц максимально сурового наказания. «Инцидент (…) имеет в себе признаки нескольких уголовных преступлений: нужно говорить не только о хулиганстве, но и о "разжигании религиозной ненависти и вражды, унижении человеческого достоинства по признаку религиозной принадлежности"», — заявляла тогда Чернега. Матушка Ксения активно участвовала в думских заседаниях, на которых рождался новый закон. «Уголовная ответственность за оскорбление религиозных чувств необходима, — настаивала она. — Необходимо ввести самостоятельную отдельную статью в Уголовном кодексе, предусматривающую именно уголовную ответственность за оскорбление религиозных чувств». Законопроект подписали депутаты всех четырех фракций Госдумы, и теперь с помощью этой статьи грозят театральным режиссерам и художникам и судят атеистов, осмелившихся написать в своем блоге: «Бога нет». А еще матушка Ксения состояла в рабочей группе по разработке принятого в конце 2012 года закона «Об образовании в Российской Федерации». Депутат-коммунист Олег Смолин во время заседаний группы настаивал на исключении из законопроекта всего, что касалось взаимодействия религиозных организаций и государственных школ. «Некоторые депутаты всерьез утверждали, что в России государственная школа "якобы отделена от церкви" и поэтому изучение в российских школах основ религиозной культуры недопустимо, — возмущалась тогда матушка Ксения. — Однако принцип отделения школы от церкви давно и безвозвратно ушел в прошлое». В итоге Смолина не услышали, закон был принят именно так, как хотели в РПЦ, и стал отправной точкой для дальнейших попыток клерикализации российского образования, а значит, в перспективе, всего общества. Уже в конце 2016 года СМИ писали о возможном введении обязательного школьного предмета «Православная культура».
