Солистка группы "Arkaiym": у казахов горловое пение в генетической памяти

АСТАНА, 8 мар – Sputnik, Сергей Ким. Пока экзотическое у нас творческое ремесло в других странах успело обрасти легендами: например, бытует мнение, что этот вид звукоизвлечения вреден для организма, женского в особенности. В некоторых странах певцов-горловиков вносят в список вредных для здоровья профессий. На встречу с Анарой Касымовой и вторым основателем группы "Arkaiym" Абзалом Арыкбаевым я приехал в один из бизнес-центров Алматы, скрывающем в длинном лабиринте офисных ячеек маленькую комнатку. Стены, с наклейками-нотами, стол и несколько стульев – здесь, в сердце громады из стекла и бетона репетируют музыканты, обратившиеся к музыкальным корням. Анара и Абзал облекают звуки древних инструментов в современные аранжировки. Для любого меломана услышать шан-кобыз и горловое пение в исполнении двух мастеров, да еще в такой, почти домашней обстановке —лучший подарок. Впечатление от короткого репетиционного исполнения одного из произведений "Arkaiym" в акустике маленького замкнутого пространства можно описать двумя словами – оцепенение и восторг. А потом мы поговорили с Анарой о ее особом пути в музыке, а, может быть, и жизни. Солистка группы "Arkaiym" Анара Касымова - Анара, есть такое мнение — может быть, это стереотип — о том, что голосовое пение сугубо мужское занятие… - Наверное, такой стереотип сложился оттого, что это низкая техника, ближе к мужскому голосу. И есть некая физиологическая предрасположенность: мужчины могут начинать петь раньше женщин. Горловое пение – древний вид пения. Так пели наши предки раньше и так пели как мужчины, так и женщины. Но многое забылось, утеряно. И сложился такой стереотип – якобы женщины не должны петь или не поют вообще. В мире есть женщины, которые обладают техникой горлового пения, пусть их и не так много, как мужчин. - Когда я готовился к интервью, заметил, что тывинских, алтайский и монгольских мастеров в сети очень много. Видимо, у тех народов, где горловое пение обычное явление, и женщин, связанных с этим искусством, больше? — Да. Потому что те народы лучше сохранили древние традиции, как культурные, так и религиозные. Я возрождаю это в Казахстане благодаря тому, что меня научил все-таки мужчина. Мой учитель – Абзал (участник группы. – прим. ред.). Другое дело, существуют три основные школы горлового пения, которые разделяются по высоте звука: нижний, средний и верхний: каргыраа, хомей и сыгыт. Есть народы, предпочитающие одну из этих разновидностей. Эти три разновидности демонстрировали когда-то строение мира: каргыраа – это подземный мир, хомей – земной мир, сыгыт, высокий, свистящий звук – небесный мир. - Еще одно мнение очень распространено: горловое пение наносит серьезный ущерб здоровью исполнителя, и особенно вреден для женщин. Это правда? - Я тоже не раз слышала это мнение. Считаю так: каких-либо научных изысканий, серьезных подходов для изучения этих данных не было предпринято, и нет доказательств. С другой стороны, эта точка зрения имеет право на существование – наши предки были очень мудрыми людьми и наблюдательными, и, наверное, эта информация еще в те времена появилась неспроста. - А по своему опыту что вы можете сказать? — Когда Абзал начинал обучать меня, а я женщина уже рожавшая, у меня не было в этом плане каких-то серьезных ограничений. А девушкам более раннего возраста все-таки не рекомендуется петь таким образом. - В прошлом году на одном из российских телеканалах прошла новость о том, что тывинские мастера горлового пения начали добиваться льготного выхода на пенсию – еще до достижения общего для большинства возраста. Более того, местное правительство пошло им навстречу. В качестве аргумента приводился пример Монголии, где ремесло мастера горлового пения приравнено чуть ли не к труду шахтера. Скажите, это действительно так тяжело? - Не все три вида пения, о которых мы говорили, одинаково тяжелы. Речь, наверное, идет об одном из видов. У нас в Казахстане не так много поющих горлом людей, но в тех республиках, наверное, в каждой деревне есть поющий старец. По своему опыту замечала: буквально после 5 минут пения в этом стиле ощущается резкое сильное сжатие и продолжающееся давление в затылочной части головы. Я представляю, с чем сталкиваются те народы, которые имеют гораздо больший опыт и количество каких-то зафиксированных случаев, если там хотят добиться таких мер. - А с чем это связано? Читал о нехватке кислорода… — Нет, это не задержка дыхания. В принципе, когда поешь, создаешь некие усилия для сжатия большей части бронхов. Сжимаешь не только органы дыхания, но и заднюю часть головы… даже не знаю, как это правильно объяснить. То есть, физиологически ты ощущаешь именно это. Сдавливаешь верхнюю частью всего тела. Иначе этот звук просто не выйдет. - Горловое пение связано с каким-то религиозным культом, шаманизмом, либо у древних народов это было вроде эстрадного пения в наши дни? - Зарождение этой техники пения относят к периоду шаманизма, именно тогда она достигает расцвета. Наверное, признаки "попсовости" появились позже, когда это искусство становится более доступным, когда в нем появляется речь, и там уже огромное значение имеет – какая это речь, что говорит певец. - Сколько мастеров горлового пения в Казахстане? — Один из первых горловиков, который начал пропаганду этого искусства среди казахов, Едиль Кусаинов. Второй был Абзал (смотрит на напарника), потом были студенты, которые обучались у Абзала. Есть такой молодой человек Жолдасбек, он создал свой ансамбль… - Я так понимаю, вы знаете всех людей, и их можно перечесть по пальцам? - Да (смеется). - Способность к горловому пению как-то связанно с природными данными для академического или эстрадного вокала – например, должен ли быть у певца слух или голос? — Слух, наверное, да – должно быть некое интонирование. Наличие голоса вообще не принципиально. Два разных вида пения задействуют разные области связок. В классическом пении мы используем верхнюю часть связок, в горловом нижнюю. У одного из учеников Абзала из-за ларингита пропадал голос, но "горло" при этом не пропадало. - Долго учились горловому пению? - Нет, знаете. Первый звук вышел буквально через неделю. Это было года 3 назад. Но в этом деле так – если не заниматься, звук теряется. Надо усердно и монотонно заниматься, как и в классической музыке – если надо что-то закрепить, надо работать. - Как вы пришли к этому звукоизвлечению – у вас есть музыкальное образование? И вообще, вы начали заниматься горловым пением потому что знали, что женщин-исполнительниц в Казахстане нет, хотели быть первой? — Абсолютно не была в курсе хитросплетений нынешнего времени, связанных с этим искусством. Я училась в школе имени Байсеитовой, потом в колледже имени Чайковского, потом в консерватории имени Курмангазы. То есть, я закоренелый классик по специальности “прима-кобыз”. Но меня всегда интриговали другие казахские инструменты, причем не такие популярные и раскрученные, вроде домбры. Меня, например, привлекал инструмент саз-сырнай. А вообще, пыталась учиться игре на разных инструментах. Потом я увлеклась шан-кобызом (язычковый музыкальный инструмент. – прим. ред.), а шан-кобыз практически "сосед" с горловым пением. И так я осознанно к этому пришла и обратилась к Абзалу, чтобы научил. Он сначала меня отговаривал, я была единственной девушкой среди его учеников. Но потом согласился, конечно. - Тот факт, что вы единственная в Казахстане, дает какое-то преимущество, может быть, усиливает эмоции слушателей? - Даже не знаю. Как-то я на такое не обращаю внимание. Я на этом абсолютно не зациклена. Но интересно наблюдать реакцию людей, большинство не верит, что такие звуки может издавать женщина: "Ой, это фанера была", "Он слишком низкий!", "Не может быть!". Одна реакция очень понравилась. Мы были на фестивале в Венгрии – там большой курултай, съезд всех тюркских народов, несколько сцен, параллельно идут концерты. В нашей делегации, кроме нас, был еще один казах. Он после нашего выступления подбегает и в его глазах было написано восхищение. Единственное, что он сказал: "Нууу, круто!" – для меня это был комплимент. Это было первое четкое осознание того, что это какая-то серьезная реакция на мое искусство. - Мы уже выяснили, что физически этот вид искусства довольно сложен. Накапливается ли усталость после череды гастролей? — Если воспринимать горловое пение как владение новым музыкальным инструментом, которым я овладела позднее других, здесь сложность больше психологическая. Настрой перед выступлением, постоянные занятия. Ведь многое дается только с возрастом. Наверное, есть какое-то созревание инструмента в тебе, в твоей голове, осознание предмета. Открываешь возможности человеческого тела: все настолько уникально и так изменяется с возрастом… Когда начинаешь это изучать – удивляешься. Когда играла на шан-кобызе, не получался один звук. Когда им овладела, узнала – что у меня где-то возле гортани есть новая для меня мышца. То же самое с горловым пением. - То есть, в случае с горловым пением, инструментом становитесь вы сами? - Да. - Много ли людей в нашей стране, которые в связи с утерей традиции, с удивлением обнаруживают, что казахи, оказывается, когда-то пели и так? — Знаете… не было такого. Слушатели просто не понимали, что они это знают. Говорят, что была дрожь по телу, говорят, что хотелось встать, пойти воевать или еще что-то. Мы называем этот феномен генетической памятью. То есть, человек в глубине подсознания это все знает. Музыка помогает это вытащить наружу. Древние инструменты, наверное, этим и уникальны. - По вашему опыту, оценивают ли мужчины горловое пение в вашем исполнении с точки зрения женственности? Мы же привыкли к определенным стандартам. Есть ли слушатели-мужчины, которые приходят после выступления и выказывают какое-то особое отношение? - (Смеется). Они меня вообще перестают воспринимать как женщину! Этот стереотип о том, что на сцене должна стоять красивая длинноволосая девушка с женской лирической песней… я, наверное, не вписываюсь в эти рамки. Я как-то на эту тему не переживаю – что делать, искусство требует жертв! - У вас есть дети? — Один ребенок. - А как он воспринял в первый раз эти необычные звуки: мама ходит-ходит, и вдруг начинает выдавать такое! — От меня столько звуков привыкли дома слышать! Но сначала был страх, с другой стороны, она же понимала – это мама, так что, все нормально! Потом дочка – скоро ей будет 6 лет — надо мной упорно смеялась. Мы всячески проигрывали эту тему, шутили. Она пыталась мне подражать даже. Сейчас вообще не обращает внимания. - Дочка пойдет по стопам матери? — Она верит, что будет музыкантом. Я говорю – не надо, это тяжело. Музыку надо любить, надо осознанно прийти к ней, отдавать всю себя.